Выбив зубами звонкую дробь, оруженосец снова прищурился на дальний край поля в надежде, что рыцарь уехал восвояси. Не тут-то было. Раз за разом они выдерживали его атаку вдвоем против одного, но не только не преуспели в том, чтобы сбросить его с коня, но даже ни разу не задели. Все что им удалось, это пару раз поцарапать щит. «Он и на этот раз опрокинет нас в грязь, точно опрокинет! Чтоб его сердце черное и безжалостное, лопнуло от злобы, которая в нем скопилась! Мы с приятелем весь вечер только и делаем, что знакомимся поближе с липкой уэльской грязью! — угрюмо думал оруженосец. — Черный Дракон улыбается редко, но в этот момент он точно улыбается, за это можно смело прозакладывать бессмертную душу!»
Если бы в этот момент оруженосцу подвернулся услужливый черт, он лишился бы бессмертной души. Рыцарь на другой стороне поля не улыбался. Холодная дождевая вода стекала по его спине, просачиваясь как будто до самых костей, и он с трудом удерживался, чтобы не встряхнуться, как собака. «Я становлюсь слишком стар для этого», — думал рыцарь. Он промок насквозь и чувствовал себя несчастнее некуда, а его бедное тело, измученное и утомленное двадцатипятилетнее тело еще час назад просилось домой, в тепло и уют. Ему хотелось посидеть перед разгоревшейся жаровней и выпить подогретого вина со специями. Ему хотелось лечь в постель с Арианной.
Прежде чем прикрыть лицо забралом, Рейн протер глаза, в которые струился со шлема целый поток. Он стиснул правой рукой гладкое древко пики и опустил ее так, чтобы наконечник оказался на уровне бедра. За последний час пика стала тяжелее, и ему пришлось сильнее напрячь мышцы. Десять атак назад она весила фунтов на пятнадцать меньше!
Рейн как раз вонзил шпоры в бока коня... и вдруг увидел Арианну, едущую в полном одиночестве со стороны города. Hе мешкая, он на ходу развернул могучее животное и понесся к ней, даже не подняв пики. Оруженосцы вытаращили глаза, и по их обляпанным грязью лицам расплылись облегченные улыбки.
Подковы жеребца с чавканьем погружались в размякшую почву болотистого луга, выдавливая из-под травы фонтанчики темной торфяной воды. Молния, похожая на перевернутую ветвистую крону, осветила равнину, следом ударил такой оглушительный гром, словно небеса раскололись пополам. Рейну не пришло в голову, каким пугающим может оказаться неожиданное появление из-за стены ливня рыцаря с опущенной для атаки пикой. Он только тогда сообразил это, когда натянул поводья и увидел на лице жены откровенный ужас.
Арианна побледнела как мел, дрожащие губы выглядели совершенно бескровными, расширенные глаза казались двумя зияющими темными безднами. Она прижимала судорожно сжатый кулак к сердцу, словно боялась, что оно выпрыгнет из груди от неожиданного потрясения. На белом горле бешено бился пульс.
Рейн отбросил пику и перегнулся с седла, чтобы поймать брошенные удила лошадки, которая прядала на месте и могла в любую минуту испуганно броситься прочь. При этом он близко заглянул Арианне в лицо — такое бледное, мокрое и беззащитное — и подумал: «Господи, да она прекрасна!»
Одно мгновение, показавшееся Рейну бесконечным, они смотрели в глаза другу другу, и он верил... нет, он точно знал, что это уже случалось прежде, причем не один раз, а несколько, много раз! Она и только она, Арианна, была той единственной женщиной, чья красота задевала его, ранила его сердце, пусть даже она являлась ему в разных обликах, с разным лицом. Впрочем, и он был каждый раз иным, и дождь шел не всегда. Так, однажды с безоблачного неба палило жгучее солнце, обрушивая потоки жары на их непокрытые головы; в другой раз надвигалась ночь, неся с собой снежный буран. И лишь одно всегда повторялось: чувство неутолимого голода души, отчаянная потребность схватить эту женщину в объятия, унести далеко-далеко и любить ее до тех пор, пока она не будет принадлежать ему и только ему, безраздельно.
Ему и сейчас хотелось этого. Хотелось ощутить под собой ее нагое тело, почувствовать, как ее ногти впиваются ему в спину, язык втискивается в рот, а ноги обвиваются вокруг его бедер. Он жаждал услышать, как она кричит от наслаждения когда он ласкает ее руками, губами и языком. И еще он хотел ворваться в ее тело и излиться в него, чтобы на несколько секунд умереть в ее объятиях... — Какого черта ты шатаешься в одиночку под дождём! — рявкнул он хрипло.
Ни на одну женщину он не реагировал так странно и так бурно, и это ему совсем не нравилось. То, что Арианна была его женой, дела не меняло: он никому, никогда не позволит забрать над собой такую власть!
Ресницы ее затрепетали, и на лице медленно проявилось выражение понимания, словно Арианна сообразила наконец: что все происходящее не сон.
— Я ездила в город, чтобы... чтобы... чтобы навестить Кристину, дочь галантерейщика. Мы с ней давние подруги.
— А кто тебя сопровождал? И где они, кстати сказать?
Она огляделась, словно с минуты на минуту ожидала по явления замешкавшегося эскорта.
— Впредь не смей одна выезжать за пределы замка! Всё равно куда!
— Я не охотничья собака, чтобы меня выводили на сворке! — вырвалось у Арианны.
В следующую секунду она закусила губу и с силой зажмурилась. Рейн едва удержался от улыбки: он был уверен, что она взывает к Господу и всем присным его, умоляя ниспослать ей терпение. Она сделала глубокий вдох и, к его удивлению, сказала мягко, положив ладонь на сгиб его руки:
— Прошу вас, милорд, не обращайтесь со мной, как с неразумным ребенком.
— Тогда постарайся вести себя разумнее!
Рука Рейна была защищена доспехами, но он все равно почувствовал прикосновение, словно ладонь легла на голую кожу — ощущая при этом ладони и ее мягкость. Инстинктивно он заставил коня отступить на несколько шагов.
— В округе полным-полно всякой швали, которая спит и видит, как бы захватить супругу лорда Руддлана и потребовать за нее выкуп. Например, твой кузен Кайлид.
Это было всего лишь предположение, не больше, и Арианна знала, что имя взято наудачу. Тем не менее, руки ее сжались на удилах, заставив лошадку затанцевать на месте. Два ярких пятна выступили на ее щеках, и Рейну вдруг пришло в голову, что в городе жена встречалась вовсе не с дочерью галантерейщика, а со своим братцем, любителем угонять чужой скот. Его очень интересовала причина этой встречи, но он не спросил Арианну, потому что не хотел слышать, как ее нежные губы произносят лживые слова. По правде сказать, он ничего не хотел, кроме как целовать эти губы.
— Кайлид никогда не причинил бы мне вреда, — наконец сказала Арианна.
— Зато он при первой же возможности причинит вред мне.
— Он поклялся тебе в верности!
— Ив его клятве было столько же искренности, сколько воды можно унести в решете.
Рейн увидел, как гневно сжались губы жены, но тут уж ничего было не поделать: он не доверял никому из ее братьев и не видел смысла притворяться. К тому же ей он не доверял тоже.
Они двинулись к воротам замка — бок о бок, но в молчании. К этому времени дождь уже кончился. Солнечные лучи нашли прореху в облачном покрове, и тотчас в небе возник крутой мостик радуги, выгнувшись прямо над верхушкой башни Руддлана.
— Смотри! — воскликнул Рейн, поддавшись порыву, и указал на разноцветную ленту радуги. — Скорее загадывай желание, не то я сделаю это первым!
Едва договорив, он почувствовал себя круглым дураком, потому что только дети, да и то совсем маленькие, загадывают желание, увидев в небе радугу.
К его удивлению, Арианна зажмурилась и зашевелила губами: она загадывала желание! Ненадолго Рейну показалось любопытным узнать, что она пожелала, имело ли ее заветное желание какое-нибудь отношение к нему. Это заставило его отвести глаза, чувствуя отвращение к себе самому. Разумеется, у нее была мечта, связанная с ним: чтобы он поскорее убрался из ее жизни.
— Рейн...
Он вздрогнул и резко обернулся. Впервые Арианна назвала его по имени. Произнесенное вот так — неожиданно интимно, вполголоса, оно заставило его подумать о постели.
— А ты заплатил бы выкуп, чтобы вернуть меня?
— Разумеется, раз ты моя жена.
Он не знал, какого именно ответа она ждет, но, ответив, сразу понял, что промахнулся. Что ж, он все равно не мог бы ответить иначе и потому молча принял перемену в выражении лица Арианны. Оно стало чужим, отстраненным. Она тряхнула поводьями, пришпорила лошадку и вскоре уже галопом мчалась прочь от него, к воротам.
Рейн не спешил догонять ее. Он просто смотрел вслед и думал о том, как бы все обернулось, если бы они встретились годы назад, задолго до того, как жизнь ожесточила его, в те времена, когда он еще верил в любовь, и в счастье, и в то, что желания, загаданные под радугой, сбываются.