Он отвернулся, словно сам вид ее был для него невыносим. Арианна не выдержала и окликнула его по имени. Он вздрогнул, но не обернулся.
— Как ты с ним поступишь?
Рейн не ответил. Он сидел в кресле перед жаровней и следил из-под полуопущенных век за тем, как она хлопочет
Необъятная печаль гнездилась в душе Арианны. Она принялась ходить по спальне, зажигая свечу за свечой, словно яркий свет мог как-то рассеять сумрак в душе. В конце концов, запах горящего сала стал таким насыщенным, что она расчихалась, но муж не сказал: «Будь здорова!»
Лицо его обострилось так, словно все состояло из углов и впадин, — настоящий утес, непроницаемый и безмолвный. Даже игра бликов света не придала ему мягкости. Он так и сидел, наблюдая за Арианной и крутя в длинных пальцах ножку бокала, из которого не выпил ни капли.
Она пыталась мысленно повелеть ему отпить из бокала, но и боялась, что это случится. Если Рейн выпьет вино, думала Арианна, ее приговор будет подписан, потому что она добавила в бокал сонной травы, как и в эль, который позже отнесут часовым, охраняющим погреб. Поздно ночью, когда все они уснут крепким сном, она спустится в погреб и освободит Кайлида. Рейн никогда, никогда не простит ей этого.
Но она не могла поступить иначе, не могла допустить, чтобы Кайлида казнили. Он был сыном родного брата ее матери, они были одной крови... нет, она не могла смотреть, как он умирает.
Арианна выпила свой кубок до дна, надеясь, что Рейн последует ее примеру. Однако она добилась только того, что в голове зашумело. Прошло еще немного времени, и она поняла, что не может больше выносить молчания. Арианна подошла и опустилась у ног мужа, положив на его колени сцепленные руки. Она почувствовала, как дрожь прошла по его телу, но потом оно вновь окаменело. Арианна подняла взгляд на непроницаемое лицо.
— Неужели мы не можем хотя бы поговорить об этом, милорд?
— Каких слов ты ждешь от меня, Арианна? — спросил Рейн угрюмо, и морщинки вокруг его губ стали резче.
— Что ты веришь мне. Веришь, что я не принимала участия в затее Кайлида. Что ты не испытываешь ненависти ко мне.
Уголки его рта саркастически опустились. Рейн отвернулся. Арианна подалась вперед, прижавшись к коленям мужа грудью.
— Сохраните ему жизнь, милорд, умоляю вас! Пусть он будет вашим пленником или отправится в ссылку, только оставьте его в живых. Я прошу об этом не ради себя, а ради нас с вами, ради нашего брака. Как же мы сможем когда-нибудь полюбить друг друга, если...
Она проглотила остаток фразы, ужаснувшись словам, зачем-то сорвавшимся с языка.
Сейчас Рейн посмотрит на нее и засмеется или хотя бы ядовито усмехнется такой нелепости. Она заслужила насмешку.
Он не засмеялся, даже не улыбнулся. Он посмотрел на нее светло-серыми глазами, похожими на два озера в лунном свете, два озера жидкого серебра, непроницаемых для взгляда. Он поднялся резко, забрав в кулак ее волосы и вынудив подняться тоже. Он привлек ее к себе рывком, причинив боль. Их лица были сейчас так близко друг от друга, что Арианна видела свое отражение в глазах Рейна. Он коснулся ее щеки, и она лишь теперь ощутила влагу одинокой слезы, непроизвольно упавшей с ресницы. — Не жди от меня любви, Арианна.
Она почувствовала, что задыхается. В груди жгло от унижения. Она попыталась вырваться, но жестокое объятие только стало теснее.
Тогда она начала извиваться всем телом, упираясь ладонями в грудь мужа. Она знала, что вот-вот заплачет, и умерла бы со стыда, если бы это случилось на его глазах.
— Отпусти меня!
— Нет, — сказал он ровно, — я никогда тебя не отпущу.
Он не поцеловал ее, а набросился на ее рот так, словно поцелуй был наказанием, а не лаской.
Одно мгновение Арианна продолжала сопротивляться, сжимая в кулаки прижатые к его груди руки. Но она хотела этого, о, как она хотела этого! Губы ее раскрылись, и языки их столкнулись. В этом поцелуе было что-то отчаянное, потому что оба знали: такой вот голод — неутолимый, не знающий стыда и гордости, — это проклятие, которое может принести только боль.
Дверь спальни открылась без стука. Рейн буквально отшвырнул Арианну. Она едва устояла на ногах, ухватившись за спинку стула. Взгляд ее столкнулся со взглядом Рейна, они сплелись, словно в схватке, и Арианну обожгла ярость, с которой муж смотрел на нее. Она все еще чувствовала жар, влагу и вкус его рта.
— Милорд, мне нужно срочно поговорить с вами, — нарушил молчание голос сэра Одо (тот так и стоял на пороге, заполняя дверной проем своим широким телом и тактично глядя поверх их голов, на стену). -Я бы не стал вас беспокоить, но это очень важно.
Рейн не шевельнулся, продолжая смотреть на Арианну. Губы его оставались приоткрытыми, и ей казалось, что она слышит его тяжелое дыхание. Возможно, он тоже думал о том, как только что пытался наказать ее поцелуем и как она приняла это наказание. Наконец он повернулся к сэру Одо и кивнул.
Они вышли на лестничную площадку и прикрыли за собой дверь, но громовой шепот сэра Одо проник в спальню, так что Арианна сумела разобрать, о чем идет речь. На землях одного из нормандских вассалов Рейна, простирающихся к югу вдоль широкого ущелья, крестьяне-уэльсцы, воодушевленные недавним бунтом Кайлида, тоже решили поднять восстание. Вооружившись серпами и косами, они напали на своего господина, который мирно охотился в лесу. Рыцарь был серьезно ранен — вернее, лежал при смерти, — а бунтовщики, опьяненные пролитой кровью, продолжали свои бесчинства.
Выслушав новость, Рейн что-то ответил, но так тихо, что Арианна не разобрала ни слова. Ей пришло в голову, что он вполне мог приказать казнить Кайлида на месте.
Вскоре мужчины вернулись в спальню. Теперь на лице Рейна не было и следа желания, которое бушевало в их крови лишь несколько минут назад.
— Ты останешься здесь и будешь охранять миледи, — обратился он к сэру Одо, хотя его взгляд был по-прежнему устремлен на Арианну. — Смотри, не давай ей высунуть за дверь даже кончик туфельки.
— Ну да, милорд, само собой... — буркнул здоровяк, разглядывая камыш под ногами.
— Что касается тебя, моя маленькая женушка... тебе приходилось видеть, как рыцари в полном вооружении расправляются с горсткой голоногих крестьян?
— Рейн, ради Бога!.. — вырвалось у нее. Он махнул рукой на статуэтку Девы Марии, стоящую в угловой нише спальни.
— Советую тебе занять себя молитвами Пресвятой Деве нашей. Молись за души тех, кто примет смерть сегодня ночью. Их смерти будут на вашей совести, твоей и твоего драгоценного братца! — С этими словами он вышел, громко окликая оруженосца.
Арианна бросилась к окну. Она увидела, как Рейн вскочил на серого коня — далеко не столь горячего, как его вороной любимец, — и поскакал к воротам во главе небольшого отряда рыцарей. Талиазин следовал за ним держа щит и пику. Знакомый золотой шлем на голове оруженосца был начищен так, что отражал лунный свет не хуже, чем солнечный, и пылал небольшим факелом. Всадники уже скрылись в ночном сумраке, но Арианна все еще различала этот факел, подпрыгивающий, как поплавок на воде. За подъемным мостом он двинулся через поле, вверх по небольшому уклону. Он тускнел и становился все меньше, пока черная стена леса не поглотила его.
Арианна оставалась у окна еще долгое время, хотя за ним уже не было ничего более интересного, чем четвертушка луны и небо, густо усеянное звездами. Повернувшись лицом к спальне, она с некоторым удивлением увидела сэра Одо, который так и стоял, переминаясь с ноги на ногу на манер танцующего медведя.
— Простите, что осмеливаюсь нарушать ваше уединение, миледи, — заторопился он, побагровев так, что рябое лицо напомнило переспелую земляничину. — Просто... э-э... милорд приказал...
— Вам не в чем оправдываться, — успокоила его Арианна, улыбнувшись такой ослепительной улыбкой, что здоровяк замигал. — На месте лорда Рейна я тоже не доверяла бы мне. Устраивайтесь поудобнее, сэр Одо, предлагаю вам партию в шахматы.
Взяв рыцаря за руку, она подвела его к креслу, а сама отправилась за шахматной доской. Это был дорогой предмет черного дерева, инкрустированный слоновой костью. Арианна разложила его на столе и снова улыбнулась.
— В ожидании время тянется долго, и никому из нас все равно не уснуть.
Рыцарь немного поколебался, но потом опустился в кресло со вздохом облегчения. Заметив кубок с вином, к которому Рейн так и не прикоснулся, он облизнул толстые губы.
— Не томит ли вас жажда, сэр? — любезно осведомилась Арианна, улыбаясь еще ослепительнее. — Мне говорили, что это доброе вино из погребов короля Генриха Аквитанского.