Пенелопа Уильямсон - Хранитель мечты

Арианна бежала через влажный от росы луг, подол ее платья становился все более мокрым и тяжелым, густая трава цеплялась за ноги, и казалось, что она бежит и бежит, не двигаясь с места, как это бывает во сне. И вдруг она поняла, что находится совсем рядом с Рейном. Она бросилась ему на грудь, не обращая внимания на то, как впились в ее тело двойные кольца кольчуги, и через мгновение он уже целовал её так, как умел только он один, — жадно, исступленно, почти жестоко.

— Господи Иисусе, что ты за ребенок, Арианна, — говорил он, отстранив ее и отирая ладонью ее мокрые щеки. — Не плачь, моя маленькая женушка, я вернусь живым.

— Я вовсе не плачу, — прошептала она, хотя за пеленой слез почти не видно было его лица. — И мне совершенно все равно, вернешься ты или нет, нормандец!

Когда она сумела преодолеть слезы, на губах Рейна играла неоспоримо мужская, очень самодовольная усмешка. Он знал, он прекрасно знал, что она лжет.

— Значит, ты бежала за мной чуть не до самой границы, только чтобы сказать это?

— Я забыла кое-что отдать тебе.

Она сунула пальцы за лиф платья и достала скомканный кусок ткани. Рейн взял теплый комок и разгладил его. Это был вымпел для пики, который Арианна сделала тайком от него. На прямоугольнике кроваво-красного шелка, один край которого был вырезан зубчиками, она вышила дракона не нитками, а своими длинными темными волосами.

Рейн ничего не сказал, но улыбнулся той самой улыбкой, сводившей ее с ума, завораживающей и заставляющей кровь быстрее бежать в жилах. Он притянул ее к себе, чтобы еще раз поцеловать таким же долгим, болезненно-жадным поцелуем, полным желания. Когда он начал отстраняться, Арианна вцепилась ему в плечи.

— Рейн, Рейн, я так тебя!... — Она прикусила губу, потрясенная тем, что чуть было не сорвалось с языка. Она поспешно поправилась. — Я так буду тебя ждать! Я буду скучать!

— Я тоже буду скучать по тебе, моя маленькая женушка, — сказал он, поглаживая ее по рукам, плечам, щекам. — Мне пора ехать.

Но он уехал не сразу. Сначала он еще один, последний, раз поцеловал ее и только потом решительно отстранил. Он ни разу не посмотрел на нее, пока садился в седло, не оглянулся и тогда, когда ехал галопом по дороге, догоняя отряд. Он так и исчез из поля ее зрения, не посмотрев назад ни разу, даже мельком.

Вскоре арьергард отряда скрылся в лесу, направляясь на юг, к проливу, за которым король Генрих готовился к очередной маленькой войне. Арианна следила за тем, как фигурки людей становятся все меньше и исчезают из виду. Она так и стояла в росистой траве, отчаянно надеясь, что Рейн все-таки обернется, и зная, что этого не будет. Но в тот момент, когда он должен был вот-вот скрыться окончательно, его левая рука поднялась в прощальном жесте.

Только тогда она побежала назад, в замок. Она пронеслась по двору стрелой, бегом взбежала по крутой лестнице на насыпной холм и так же стремительно пересекла главную залу. Прыгая через две ступеньки за раз, она одолела лестницу, ведущую на самый верх башни.

Здесь, под остроконечной кровлей из дубовой черепицы, лепился круговой балкончик, на котором едва мог уместиться человек. Оттуда была видна дорога там, где она снова появлялась из-под сводов леса. Крохотное пятнышко двигалось по ней — черное пятнышко, быстро исчезающее из виду, вплавляющееся в линию горизонта. Арианна не отрывала от него взгляда до тех пор, пока оно не исчезло совсем.

Она отвернулась от опустевшей дороги, привалившись к краям черепиц с такой силой, что они впились в спину. Она не заметила, как осела на грубые жерди балкона. Глаза жгло, и она потерлась ими о колени, подтянутые к подбородку.

«Почему я не сказала ему? — думала она. — Почему не сказала, что люблю его?»

Но она промолчала, а теперь Рейна не было рядом.

— Миледи, видели бы вы, что творится внизу! — Эдит буквально ворвалась в хозяйскую спальню, и вместе с ней снаружи ворвался разноголосый крик и смех. Горничная успела выпить достаточно крепкого рождественского эля, чтобы ее рябое лицо запылало, как факел.

Арианна сидела на стуле перед тлеющей жаровней и расчесывала волосы, вернее, не столько расчесывала, сколько водила пальцем взад-вперед по зубцам расчески из слоновой кости, извлекая из нее унылой ноющий скрип. Выслушав восторги Эдит, она натянуто улыбнулась и из чистой вежливости спросила:

— И что же там творится?

— «Король дураков» приказал Берте перечислить ее любовников. Перед всеми, подумайте-ка! Чего только не придумают, помилуй их Господи! Вы уж поверьте, миледи, после этого не один женатик будет извиваться перед своей благоверной, как уж на сковородке!

Эдит захихикала. Арианна расплакалась.

— Миледи! Что-нибудь случилось? Почему вы плачете?

— Я не плачу! — запротестовала Арианна. — Я никогда не плачу. Ох, наказание Божье!

Она отшвырнула расческу и спрятала лицо в ладони, захлебываясь от рыданий.

— Полно, полно, миледи. — Эдит ласково потрепала ее по плечу. — Это ваше положение. Беременные женщины то и дело плачут без всякой причины.

— Ну да... конечно.

«Нет, это потому, что Рейн так далеко отсюда, — подумала Арианна. — Господи, как же мне его недостает!»

Это ощущалось, как непрестанная ноющая боль в груди, — потребность видеть его ежеминутно, потребность прикасаться к нему. Боль сидела крепко, не исчезая ни на секунду, и казалось, что внутри кровоточит незаживающая рана.

Поразмыслив, Эдит плотно прикрыла дверь и тем самым отрезала отблески пылающего камина, запах эля и клубы чада — все то, что поднималось снизу, из главной залы Руддлана. Все обитатели замка сегодня явились сюда, каждый неся полотенце и кружку, чтобы принять участие в пире, который хозяйка давала на Рождество.

Поначалу Арианну взволновала и захватила подготовка к празднеству. Это позволило ей хоть чем-то заняться, временно забыться и перестать изводить себя тревогой за Рейна. Она отправила в лес толпу слуг, которые вернулись с целыми охапками остролиста. Главная зала была так густо убрана длинными висячими плетьми плюща и остролиста, а также ветвями лавра, что превратилась в кусочек лета, когда-то плененный и заточенный теперь внутри башни Руддлана. Двенадцать дней горело в камине святочное полено, такое громадное, что понадобилось двадцать крепких работников, чтобы принести его. Арианна упросила повариху приготовить все до единого традиционные рождественские угощения: имбирные пряники в виде куколок, сладкую пшеничную кашу с корицей, пироги с требухой, наливку из груш. И конечно, как коронный номер празднества, за мешочек мелких монет и бочонок вина были приглашены странствующие лицедеи, которые согласились погостить в замке и разыграть пантомиму о том, как был рожден в стойле младенец Иисус.

Найти боб, запеченный в рождественском хлебе, посчастливилось Ральфу, замковому пастуху, который и был провозглашен «королем всех дураков» и торжественно коронован. С этой минуты каждый обязан был выполнять его желания. Первым приказом новоиспеченного монарха было: пусть леди Арианна станцует джигу на столе и споет что-нибудь позабористее. Благодаря своим братьям Арианна знала достаточно песенок, от которых могли завянуть уши. Она выбрала одну из них, способную повеселить толпу, но недостаточно вызывающую, чтобы у разбитого подагрой капеллана отказало его старое сердце. Однако вскоре после этого Арианна сказалась усталой и покинула шумное сборище.

Она была уверена, что собравшиеся припишут ее внезапный уход положению, в котором она находилась, и в данном случае это было очень кстати. Она не могла вынести перезвона полуночных колоколов, звуков веселых колядок и уж тем более вида парочек, разгоряченных вином и целующихся прямо во время танцев...

Между тем Эдит подняла расческу и начала приводить в порядок волосы Арианны, перепутавшиеся из-за сложной прически.

— Ну и наслушалась я сегодня похвал вашей красоте, миледи! Беременность вам к лицу.

У Арианны вырвалось фырканье, не слишком подобающее хорошо воспитанной леди. Она подняла красивое зеркальце в обрамлении из слоновой кости, которое Рейн купил ей в тот день, когда они вместе бродили по рынку, и с раздражением уставилась на свое отражение. Арианна подумала: если муж вот прямо сейчас въедет во двор замка, она выйдет встретить его с торчащим животом, пятнистой кожей и отвратительным прыщом в самой середине лба.

Ребенок толкнулся, и Арианна поморщилась. Считалось, что чем чаще и сильнее дитя толкается в материнском чреве тем более вероятно, что это мальчик. Если так, то в ее чреве рос будущий рыцарь, которому предстояло стать таким же абсолютным победителем турниров, как и его отец. Во всяком случае, он лупил ее изнутри днем и ночью.