— Ах, милорд граф, вы такой искусный льстец и так хорошо умеете развлечь даму!
Она позволила Хью подхватить ее под руку и увести, чувствуя спиной упорный взгляд мужа. «Пусть ревнует», — мстительно думала она. Увы! Она и сама ревновала. Она была вне себя от ревности.
— Я искусен не только в разговоре, — говорил между тем Хью, и голос его становился все ниже, все ленивее, все многозначительнее. — У меня есть кое-какие достоинства, которые наверняка пришлись бы вам по вкусу, прекрасная Арианна. Скажите, могу я надеяться получить дар вашей благосклонности?
«Дар вашей благосклонности» — так галантный рыцарь называет те самые плотские утехи, за которые недавно поднял тост Талиазин.
— Я замужем, милорд граф, — сказала Арианна, высвобождая руку, — замужем за вашим братом.
— Брачный обет не цепь, которой можно приковать сердце прекрасной дамы, — заметил Хью, пожимая плечами. — Любовь — пташка вольная, сладость моя. К тому же, если бы вы отдали ее Рейну, это было бы с вашей стороны, по меньшей мере, серьезной ошибкой, если не роковой.
«Поздно, слишком поздно! Я уже люблю его всем сердцем».
Судя по тому, как Хью приподнял бровь, разглядывая ее, эти мысли отразились на ее лице. Но Арианне было уже все равно.
К ее удивлению, Хью как будто не был ни обижен, ни расстроен отказом.
— Сначала Сибил, а теперь вы, — сказал он задумчиво, вздохнул и криво улыбнулся. — Черт возьми, я и сам люблю его! Разумеется, тогда, когда не ненавижу.
Арианна подумала, что впервые сталкивается с таким извращенным видом любви. Ей было странно слышать это слово из уст человека, который так беспечно играл жизнью своего брата, а потом пытался склонить к измене его жену.
...Но в моем сердце, клянусь я душай, будут, как прежде, лишь конь вороной, Славный король мой и Бог.
Песня достигла ее слуха, чистая и прекрасная, перекрыв гомон толпы и крики лавочников.
— Слушайте! — крикнула Арианна.
— Что? — удивился Хью, но она уже увлекала его в том направлении, откуда доносилась музыка.
Она знала, что это поет Талиазин, знала еще до того, как его увидела. Он сидел на перевернутом бочонке из-под эля, держа на коленях лиру и подыгрывая на ней. Когда Арианна протолкалась сквозь окружавшую его толпу, состоявшую в основном из женщин, Талиазин сразу заметил ее. Он отстранил прядь оранжевых волос и подмигнул ей, прежде чем продолжить пение.
С горечью в сердце в седло он вскочил.
Взял свои меч и копье.
Головы сотням неверных срубил,
Множество подвигов вн совершил,
Имя прославив свое.
Но равнодушно молчала вода,
К славе его холодна.
Время прошло. Пролетели года.
Вот в третий раз он явился туда -
И расступилась волна.
Рыцарь, какую принес ты мне весть?
Где твои меч и копье?
Что за душой у тебя теперь есть.
Если не слава, не доблесть, не честь, и не богатство твое?
«Наконец-то, наконец-то, — думала Арианна, — я услышу, чем же кончается эта история!» Ей так давно хотелось узнать, добилась ли дева любви своего рыцаря, соединились ли их судьбы. Это показалось ей вдруг необыкновенно важным, словно ее судьба складывалась в соответствии с судьбой девы озера. Если та, в конце концов, добилась любви рыцаря, это должно было означать, что и она, Арианна, добьется любви Рейна.
Она почувствовала его близкое присутствие и нисколько не удивилась, потому что так случалось уже не раз. Он стоял у нее за спиной, и она едва удержалась, чтобы не прислониться к его груди, ища убежища в его объятиях.
Талиазин продолжал петь. Арианна узнала, что рыцарь, некогда гордый и сильный духом, ничем не ответил на горькую насмешку девы озера. Он был теперь без лат и коня, он не принес с собой ни денег, ни даров. Он просто сбросил то немногое, что на нем было, и опустился на колени в зеленый мох, протягивая к деве ладони, в которых мысленно держал свое сердце.
...Прими меня, дева, — и тело, и кровь, И сердце, в котором отныне любовь, — Чтоб были мы вместе навек.
***
Талиазин умолк, и теплый летний ветер унес замирающий аккорд притихшей лиры. В наступившей тишине послышалось сдавленное всхлипывание. Арианна со стыдом и ужасом поняла, что этот жалобный звук вырвался у нее.
Чуть погодя лира зазвенела снова, дополняя новыми аккордами прекрасную мелодию. Низким и страстным стал голос певца, прежде чем воспарить высоко, наполниться радостью и торжеством.
Дева в объятья тогда приняла Суженого своего.
Пламя желания в нем разожгла, Всю, без остатка, себя отдала, Сделав бессмертным его!
Арианна почувствовала, что ладонь ее рыцаря легла на плечо, и повернулась.
— Какой же ты все-таки ребенок, Арианна, — усмехнулся Рейн и отер ее щеки (как оказалось, мокрые от слез). — Как ты можешь плакать, слушая это? Разве эта история не глупа?
Какое-то время она просто не в силах была ответить и молча уклонялась от прикосновений, не заметив, как сжались при этом губы Рейна.
— Ты никогда не понимал, наверное, тебе это вообще не дано, — наконец с трудом произнесла она, чувствуя, как болезненно отдается в горле каждый удар сердца. — Всю свою жизнь каждая девушка мечтает, чтобы ей выпала такая вот удача, чтобы она встретила человека, который любил бы ее именно так.
— «Именно так» — это как? — спросил Рейн с хриплым смехом. — Чтобы ради нее рубить в капусту драконов?
Арианна почувствовала, что не выдержит больше ни секунды. Она вырвалась и побежала прочь.
Она слышала, как он снова и снова окликает ее, но не останавливалась и не оборачивалась. Ярмарка размещалась у самых стен замка, вдоль травянистого берега реки Ди, очень отлого спускавшегося к воде. Каким-то чудом Арианна наткнулась на заднюю дверь, открытую в это время дня, и вбежала во двор, мало что видя перед собой.
— Арианна!
Она бросила через плечо отчаянный взгляд, смутно удивленная тем, что Рейн ее преследует. Она убежала вовсе не потому, что хотела распалить его погоней, кроме того, она все еще не находила в себе сил снова оказаться с ним лицом к лицу: что, если она опять начнет взывать к нему, а он — уходить от ответа, делая вид, что не понимает? Пусть играет в такие игры с Сибил, если хочет.
Поэтому Арианна и не подумала остановиться. Она пересекла двор и взлетела по лестнице в главную залу, чувствуя себя загнанным зверем, который надеется укрыться в своем логове. Только бы удалось запереться в спальне! Тогда он ничего не сможет поделать — во всяком случае, не в гостях — и оставит ее в покое. Несколько раз поскользнувшись на покрытой эмалью плитке, Арианна миновала залу. Лестница к спальням была выбита прямо внутри стен башни и потому казалась бесконечной и очень крутой. Арианна запуталась в подоле платья и упала, ударившись коленями, оцарапав ладони и прикусив язык.
— Арианна!
Она оглянулась, одновременно стараясь подняться на ноги. Дыхание со свистом вырывалось из горла, ссадины на ладонях горели огнем. Она ненамного опередила Рейна. Задевая за каменную кладку стен, его шпоры высекали искры, он то появлялся в узких потоках света, проникающих через бойницы, то снова терялся в полумраке, и от этого бег его казался стремительным. А потом он оказался прямо за ее спиной.
Он повернул ее и всем телом прижал к стене как раз напротив одной из длинных узких бойниц.
— Чтоб ты пропала!
Он шумно дышал, хотя находился спиной к потоку света, глаза его сверкали. Арианне показалось даже, что из них сыплются искры, такие же яркие, как и те, что летели из-под шпор. Немного отдышавшись, он отстранился и отступил на шаг, по-прежнему прижимая ее плечи к стене обеими руками.
— Не смей убегать, когда я зову!
— Может, прикажешь мне откликаться на свист, как собака? Тогда тебе не придется утруждать себя не только погоней, но и криком!
Рейн наклонился к самому ее лицу. Он был так близко, что его дыхание могло бы обжечь Арианну, если бы он не задержал его. Она видела щетину, успевшую отрасти у него на щеках, видела морщинки в углах рта и — непонятно, каким образом — даже в полумраке видела, как темнеют и темнеют его глаза, словно в них собирались грозовые тучи.
— Если ты считаешь, что пришло время развлечься супружеской ссорой, я охотно пойду тебе навстречу, — прорычал Рейн.
В глубине души Арианна прекрасно понимала, что чем более строптиво она ведет себя, тем меньше остается шансов на то, что муж вернется к ней, что только неумная жена опускается до семейных ссор и свар, но Рейн перегнул палку, и гнев, который она чувствовала, был неуправляем. Она собрала все силы и толкнула мужа ладонями в грудь.