— И все-таки я управлял, — с гордостью говорил Джо, подпрыгивая, как щенок, который не может сдержать своего возбуждения. — Было так здорово!
— И я хочу полететь, — вдруг заявила Люси, и сердце Джорджии, которое стало успокаиваться, снова учащенно забилось.
— Нет! — заявила она в тот момент, когда Мэтт ответил согласием.
— Ну мамочка, пажашта! Джо же летал... это не шправедливо!
— У него день рождения, — напомнила она.
— Я не возражаю, — разрешил Джо. — Мэтт пообещал, что снова поднимется. И Люси может полететь.
Мэтт вопрошающе поднял бровь и, приняв вздох за молчаливое согласие, похитил ее дочь.
— Мэтт... — запротестовала она, но он только улыбался ей.
— Все в порядке, Джорджия. Я буду очень осторожен.
— Ее будет тошнить.
— Я очень мягко поднимусь, сделаю круг и сяду. Ничего особенного.
— То же самое ты и мне говорил.
— Не волнуйся. Я поведу медленно, буду все делать очень аккуратно и предупреждать ее.
На самом деле дочка слегка позеленела, когда они приземлились, а через минуту ее стошнило, но она по крайней мере была жива и больше уже не попросится летать.
Джорджия отвезла детей домой, усадила перед телевизором и сказала, что пойдет посмотреть на сад Мэтта.
Джорджия смотрела с вилами в руках! Она так разозлилась на него за то, что он поднял Люси в воздух, не дожидаясь ее согласия, что, попадись он ей под руку, пронзила бы ему грудь вилами. Она выдернула одну из погибших роз, потом еще одну и наконец до крови расцарапала руку шипом.
— Проклятье! — вырвалось у нее, и, бросив вилы, она расплакалась.
— Глупая девочка, — тихо произнес за ее спиной Мэтт и обнял ее, повернув к себе лицом.
— Отпусти меня, я ненавижу тебя! — закричала она, стуча кулаками по его груди, но он схватил ее за запястья нежно притянул к себе... Через секунду она висела на нем и рыдала.
— Ты не имел права брать в воздух Люси! — бушевала она. — Я же не давала тебе разрешения.
— Извини, — виновато произнес он. — Я подумал, что если ты согласилась насчет Джо, то не будешь возражать и в отношении Люси.
— Я не соглашалась и с Джо, категорически возражала, но это был его день, и вы все дали понять, что я слишком его опекаю, но я все время ужасно боялась!
— И все это часть любви, не правда ли, — бояться за своих детей и своих любимых, когда они делают что-то, в чем есть элемент риска? Это потому, что ты хорошая мать, волнуешься, но тебе придется позволять им кое-что, Джорджия, — мягко уговаривал он. — Они уже не младенцы. Это трудно, но это правда.
Конечно, он был прав, но как переломить себя? Она взглянула на свою руку, его взгляд упал туда же.
— Рану нужно обработать. Пойдем в кухню, помогу. У меня там есть аптечка.
Она пошла за ним и позволила ему промыть царапину, оказавшуюся довольно глубокой. Забинтовав руку, он притянул Джорджию к себе и поцеловал. Она не сопротивлялась.
— Мне неловко, что я кричала на тебя, — сказала она со вздохом.
— Ничего. Извини, что взял Люси без твоего разрешения. Снова друзья? — Его глаза были такими искренними. Джорджия почувствовала, как исчезают последние крупицы злости.
— Да, — ответила она, устало улыбаясь. Он поцеловал ее и отослал к детям.
— Мама, ты сердишься? — с беспокойством спросил Джо, когда она вошла.
Она покачала головой.
— Нет, дорогой.
— Ты порешала руку? Что шлучилош? — спросила Люси, широко раскрыв глаза.
— Роза впилась в меня. Все в порядке. Мэтт помог мне.
Гм, Мэтт очень много помогает им всем. Куда это их приведет?
Если вообще приведет куда-нибудь.
Гости прибыли ровно в десять. К тому времени Джорджия уже отвезла детей к Дженни, нарезала охапки цветов в своем заброшенном саду, привезла их и расставила в простых вазах по всему холлу и в гостиной.
Потом переоделась в новые юбку и блузку, единственную одежду, кроме джинсов и платья, которая у нее была в настоящий момент.
Без десяти десять, когда она выходила из своей спальни, в дверь постучал Мэтт. Как всегда, он превосходно выглядел в обычных слаксах и рубашке с открытым воротом.
— Готова? — спросил он, оглядывая ее.
— Да. Платье хочу надеть вечером. Годится?
Он улыбнулся, поцеловал ее в щеку — чтобы не испортить помаду? — и заверил ее:
— Ты прекрасно выглядишь. Просто замечательно. Как твоя рука?
— Ах. — Она посмотрела на руку и сморщила нос. — Саднит. Сама виновата, не надо было так выходить из себя.
— Тебя спровоцировали. Кстати, цветы в доме смотрятся прекрасно. Они из твоего сада?
— Да. Я не стала срезать твои цветы, потому что дамы, возможно, захотят прогуляться среди них, а мой сад сейчас пуст.
Они медленно пошли к дому, поглядывая, не появились ли на подъездной дорожке машины.
— По крайней мере погода хорошая, — заметил Мэтт. — Если бы лил дождь или стоял туман, летать было бы небезопасно.
— А разве вообще летать безопасно? – спросила она с содроганием.
— Конечно. Вот, пожалуйста. Наши первые гости.
Было интересно понаблюдать за ним в роли хозяина. Она привыкла видеть его важным землевладельцем, разъезжающим по сельской местности в своем «Дискавери», беседующим с управляющим или с миссис Ходжес. Но сегодня все в нем казалось ей странным.
К десяти тридцати все гости приехали, и Мэтт представил им ее как Джорджию Бекетт, приятельницу. Приятельница, подумала она. Конечно, любовница — это слишком, а партнерша подразумевает нечто большее.
Но слышать это слово почему-то было неприятно.
Он завладел вниманием мужчин, а она осталась с четырьмя женщинами в возрасте от тридцати с лишним до шестидесяти. Будет очень непросто поддерживать у них хорошее настроение в течение всего дня, подумала она.
— А вы летаете? — поинтересовалась у нее одна из женщин за чашкой кофе.
— Я? — вздрогнув, переспросила она с усмешкой. — Ну нет. Один раз я поднялась в воздух — и зареклась.
— Я ненавижу это, — заявила женщина средних лет, обвешанная драгоценностями. — Но Бэрри ничего не слушает. Он непреклонен!
— А мы много летаем, — сообщила самая молодая женщина. — У нас есть легкий самолет, его мы используем в деловых целях, но Джон хочет иметь для себя что-нибудь поменьше, просто для удовольствия — более народное, как он говорит. Он настоящий энтузиаст. Хочет построить его сам.
— Ах, я бы ни за что не доверила себя этому уроду, — заявила миссис Драгоценности с дрожью, которая сотрясла ее двойной подбородок. — Если бы Бэрри собрал его, он наверняка свалился бы с неба точно так же, как свалились со стен собранные им полки.
Все рассмеялись, а тихая, робкая женщина спросила Джорджию, считает ли та сверхлегкие самолеты безопасными.
— Я ненавижу их, даже не могу находиться рядом, но они безопасны. — Она сама удивилась своей откровенности, но почувствовала, что действительно поверила в сказанное.
— А вы позволите своим детям полететь в таком? — спросила миссис Драгоценности.
Джорджия засмеялась.
— Что ж, как ни смешно, но я это сделала вчера вечером, в день рождения моего сына. Он попросил об этом как о подарке, и я сдалась и позволила Мэтту поднять его в воздух. Сыну безумно понравилось. Мою дочь потом тошнило, но, видно, даже ей очень понравилось. — Она не стала упоминать ни о том, как разозлилась, ни об извинении Мэтта.
— Мне бы хотелось посмотреть фабрику. Джорджия взглянула на седовласую женщину лет шестидесяти, элегантную и очень сдержанную.
Миссис Гривз?
— Я бы тоже хотела. — Это сказала молодая женщина, та, у которой уже был сверхлегкий самолет.
Две другие присоединились к ним, так что Джорджия на французский лад пожала плечами.
— Знаете что? Я бы тоже хотела. Позвонить? Они улыбнулись в ответ.
— Давайте, — ответила миссис Гривз. — Не понимаю, почему лишь мужчины могут развлекаться.
Джорджия позвонила Мэтту, и, удивленно помолчав секунду, тот засмеялся:
— Хорошо. Привози. Это им не повредит.
Дамам понравилось на фабрике. Они все трогали, разглядывали, задавали умные вопросы, залезали и вылезали из кабины, раскачивали закрылки. Потом захотели полететь.