– Сейчас и всегда, – коротко ответила она.

Эш овладел ею, войдя одним быстрым движением. Вся дрожа, от наслаждения, Элизабет двигалась в такт мужу, жадно улавливая страстный ритм. Она упивалась сильным телом мужа. Припав к губам Эша, она соединилась с ним в долгом неистовом поцелуе. Он длился до тех пор, пока на них не обрушился настоящий ураган наслаждения, заставивший забыть обо всем на свете.

Насладившись оргазмом, Элизабет продолжала крепко прижимать к себе мужа, словно боялась, что он слишком быстро встанет и уйдет, оставив ее одинокой и забытой в большой постели.

Эш, осторожно отстраняясь от жены, почувствовал, как не хочет она разжимать своих объятий. Он повернулся на бок и притянул ее к себе.

Элизабет тихо лежала в обнимку с мужем, не решаясь ни заговорить, ни шевельнуться, боясь нарушить хрупкий покой. Еще будет время, и поговорить, и поспорить. Она успеет помочь своему нежному и ласковому зверю обрести дом и близких ему людей.

ГЛАВА 25

Эшу казалось, что с каждым днем голова распухает все больше и больше от правил, которые заставляла запоминать Элизабет. Целыми днями она читала ему нотации, делала замечания, поправляла, пытаясь поскорее сделать из него светского аристократа. В постели строгая учительница превращалась в свободную, раскованную, неутомимую и ненасытную любовницу. Каждую ночь, забывая обо всем на свете, Эш наслаждался близостью жены.

Он чувствовал себя таким счастливым, когда бережно прижимал к груди Элизабет.

Входя за женой в огромную комнату на третьем этаже, Эш ощущал себя жеребцом, обхаживающим кобылу. Элизабет была как магнит, к которому его постоянно тянуло. Чем больше времени они проводили вдвоем, тем больше хотели друг друга.

– Когда ты был маленьким, то играл в этой комнате большую часть своего времени, – объяснила жена, останавливаясь возле большого письменного стола из красного дерева.

Эш прошелся, оглядываясь по сторонам. Ему не хотелось, чтобы Элизабет заметила волнение, неожиданно его охватившее. В дальнем конце комнаты стоял длинный стол. Слабые утренние лучи освещали устроенное на нем игрушечное поле боя.

Остановившись, он стал рассматривать миниатюрный пейзаж из холмов и равнин. С одного конца стола к другому направлялись солдаты в синих мундирах, чтобы захватить неприятеля, расположившегося лагерем на противоположном конце поля.

У некоторых деревьев были сломаны ветви. Эш провел пальцем по небольшой вмятине. Она образовалась, должно быть, оттого, что увлеченный игрой ребенок протащил солдатика и разворошил мох. Взяв фигурку, Эш с интересом рассматривал резную безделушку. Он впервые видел игрушечных солдатиков, так похожих на настоящих. Повернув игрушку другой стороной, Эш осторожно прикоснулся к синему мундиру с отвалившимся кусочком краски.

Не переживай, сынок. Какая же война без потерь?

Словно наяву услышал он эти слова и невольно содрогнулся.

– Ты что-то вспомнил? – спросила Элизабет. Обернувшись через плечо, он увидел, с какой надеждой смотрят серые глаза жены.

– Вот почему ты решила провести наш урок именно здесь. Надеешься, что я что-нибудь вспомню?

–Я думала, игрушки помогут тебе. В этой комнате все осталось так же, как в те времена, когда здесь играл Пейтон. – Элизабет провела рукой по крышке стола, отливающей на солнце красноватым золотом. – Ничего здесь не трогали. За этим столом сидел учитель, а тот – был твоим. – Она показала на маленькую копию письменного стола около окна. – Обои, мебель и все остальное сохранилось таким же, каким было у тебя в детстве. Я уверена, ты что-нибудь вспомнишь.

Эш провел пальцем по винтовке в руках деревянного солдатика. Он подумал о том, с какой настойчивостью Элизабет хотела поскорее превратить его в Пейтона Тревелиана. Он никак не мог разобраться в своих чувствах и ненавидел в себе слабость, которая заставляла тянуться к этой женщине и душой, и телом.

– Ты проводил в этой комнате много времени, – снова заговорила Элизабет. Она подошла к книжным полкам, висящим на стене. На них стояли не только книги, но и игрушки. Бледно-желтые, в узкую белую полоску шелковые обои красиво гармонировали с панелями красного дерева.

– Ты узнаешь эту комнату? – с надеждой снова спросила жена.

Что мог он ей ответить? Как объяснить странное чувство, которое им владело? Все здесь казалось Эшу настолько знакомым, словно когда-то во сне уже видел это место.

Последние несколько дней память играла с ним в прятки. Воспоминания приближались к нему настолько, что он мог до них дотронуться. Поначалу Эш не обращал на это никакого внимания. Он считал свои воображаемые картины обрывками из всего увиденного и услышанного. Это были и лица со старых полотен, и образы из историй, рассказанных учительницей. Со временем Эш понял: спрятаться от действительности ему не удастся. Рано или поздно, но он все равно с ней встретится.

Элизабет подошла к дивану, который вместе с парой высоких кресел стоял возле камина. Опустив руку на мягкую спинку, она с нежностью погладила шелковую обивку.

– Эмори и Ребекка часто приходили сюда и смотрели, как ты играешь, – сказала она.

– Когда Пейтон уехал из этого дома, ему было пять лет, – заметил Эш. – Я не знаю, может ли взрослый человек вспомнить что-нибудь из такого раннего детства?

– Но ты должен постараться, – попросила жена и подошла к книжному шкафу с игрушками. – Вот уже двадцать три года никто с ними не играл. Что-нибудь здесь кажется тебе знакомым?

Эш подошел к шкафу и стал рассматривать расставленные деревянные экипажи, резных лошадок, мягких, набитых ватой зверюшек, оловянные ружья. Все это богатство принадлежало одному маленькому принцу.

– Нет, ничего, – коротко ответил он. Элизабет взяла с полки коньки, блеснувшие на солнце ярким металлом лезвий, и показала их мужу.

– Ты очень любил кататься на них.

Эш покачал головой и отвернулся. Подойдя к столу с панорамой сражения, он поставил солдатика, которого все еще держал в руке, на поле боя. Эш видел настоящую войну своими глазами, с кровью и страданиями. Его отец из племени, желая показать свой миролюбивый настрой, поднял руки вверх, когда в деревню вошли американские солдаты. Помнил Эш и ту минуту, когда один из бойцов вскинул ружье и Лайтинг Уолкер упал на землю с изувеченным лицом.

Не мог забыть убитых женщин и детей. Цвет их кожи был не таким, как у белых людей. Сам он просто чудом уцелел. Разве может тот несчастный мальчик быть маленьким принцем, играющим когда-то в этой комнате много-много лет назад?

Вот уже несколько дней Эшу не давало покоя ощущение, что Четсвик был его домом.

– Я уверена, со временем память непременно к тебе вернется, – сказала Элизабет.

Обернувшись, Эш посмотрел на жену, и сердце больно сжалось в груди. Элизабет стояла у стола.

Солнечные лучи играли яркими бликами в роскошных золотисто-каштановых прядях. Эшу показалось, что свет исходит именно от нее. В этой удивительной женщине, ставшей ему женой, заключены были нежность, тепло и ласка, которых так недоставало в жизни. Но все это предназначалось не Эшу Мак-грегору, а Пейтону Тревелиану.

– Неужели ты веришь, что возвращение памяти магическим образом превратит меня в Пейтона? Ведь это его, ты ожидала видеть на моем месте? – спросил он.

Элизабет нахмурилась, и меж тонких бровей пролегла морщинка.

– Но кое-что ты все же припоминаешь? – растерянно произнесла она.

– Ну и что из того? – упрямо возразил Эш, глядя на поле боя. – Если я и в самом деле тот мальчик, который жил в этом доме двадцать три года назад, неужели так необходимо снова в него превращаться?

– Но это избавило бы тебя от сомнений, – заметила жена.

– Я нисколько не сомневаюсь в том, кем я был, – резко ответил он. – Но не в том, кто я есть сейчас.

– Ты – Пейтон Тревелиан, – повторила Элизабет, начиная терять терпение. – Здесь твой дом, твоя семья. Но ты слишком упрям, чтобы это признать.

– Это ты слишком упряма, если не хочешь понять: я не могу назвать это место своим домом, каким бы ни было мое имя, – воскликнул Эш.

Глаза Элизабет сверкнули гневным блеском.

– Если бы ты перестал искать причины, по которым не можешь этого сделать, до твоей упрямой головы давно дошло бы, что Четсвик – твой дом.

Эш с угрожающим видом направился к жене, чувствуя в себе пробуждающегося зверя. Ей давно пора показать, за какого хищника она вышла замуж; тогда у нее, наконец, отпадет охота превращать его в ручного домашнего котенка.