Вера Юдина - Хранители Черной Земли

– Не сейчас, – буркнула Саша, продолжая следить за естественным ходом природы. – Это закон жизни, кто-то умирает, а кто-то живет. Естественный отбор. Ты ведь понимаешь?

Она посмотрела на мать таким понимающим взглядом, что Элизабет невольно сжалась. Столько мудрости сейчас таилось в сердце ее маленькой принцессы. Столько понимания всего происходящего.

Да, это ее дочь. Она не стонет и не терзается. Она с достоинством принимает удар, уготованный ей судьбой.

Но Элизабет не допустит этого. Она пришла для того, чтобы все исправить. Она не могла позволить своей смуглой девочке покинуть этот мир, так и не почувствовав жизни.

– Как ты себя чувствуешь? – ласково приглаживая липкие волосы дочери, спросила Элизабет.

– Скоро за мной придут ангелы, – не беспокоясь о том, как ее слова воспримет мама, спокойно ответила Саша.

Элизабет почувствовала холод, сквозивший в словах дочери, сглотнула комок, подкативший к горлу, и нервно приложила ладонь к пылающему лбу девочки.

– Зачем ты пришла? – не отрываясь от наблюдений, спросила Саша. – Не приходила так долго, могла не утруждаться.

– Я пришла помочь тебе.

– Мне поможет только чудо, и ты это знаешь. Ты же не волшебница, – с вызовом бросила Саша и отвернулась к окну.

Элизабет смахнула набежавшую на ресницы слезу и прошептала упавшим голосом:

– Закрой глаза.

Саша перевела взгляд на маму, лишь на мгновение задумалась, но, решив, что хуже уже не будет, послушно сомкнула веки.

Она почувствовала, как мама положила руку ей на лоб, и тут же ощутила странное тепло, исходящее от ее влажной ладони. Тело наполнилось невесомостью. Саша попыталась открыть глаза, но что-то мешало ей. Она так и лежала в темноте, чувствуя, как по телу разливается тепло, наполняющее ее силами. И боль, столько времени безжалостно ломающая ее кости, начала отходить, оставляя о себе лишь воспоминания. Тело вновь наполнилось силой и огнем жизни.

Саша сделала глубокий вдох, ее грудная клетка словно распахнулась навстречу свежему воздуху. И, почувствовав, что боль окончательно ушла, Саша открыла глаза и села.

Она была одна. Свежий воздух, который наполнил Сашины легкие, попадал в комнату через распахнутое настежь окно. В комнате вновь стало светло.

Саша перевела взгляд на окно. Яркий солнечный свет не резал глаза, как прежде, а наоборот, играл забавными солнечными зайчиками, прыгая по светлым стенам. Саша засмеялась, и ее смех колокольчиками зазвенел в стенах до недавнего времени мрачной комнаты. Еще совсем недавно здесь царили грусть и скорбь, а теперь словно зародилась новая жизнь.

Спрыгнув с постели, Саша почувствовала себя полной сил, но это было другое чувство, незнакомое и чужое. Саша выбежала в коридор в надежде найти маму и рассказать о своем исцелении.

– Мама! – радостно закричала девочка.

Но, несмотря на громкие крики, Элизабет не отвечала. Тогда Саша, прямо в пижаме, бросилась вниз.

– Мама! Я поправилась! Ты все же волшебница, – еще громче закричала она.

Но снова ответом на ее радость была тишина. Саша перебегала из комнаты в комнату, шлепая босыми ногами по венецианскому паркету, в надежде увидеть хрупкую фигуру Элизабет. Но той нигде не было.

Обежав весь особняк, Саша бросилась в кабинет профессора. Они часто проводили там дни и вечера, еще до болезни Саши. Это было последнее место в доме, где могла оказаться мама.

Словно ураган, Саша ворвалась в кабинет. Профессор сидел за столом и сквозь толстые стекла пенсне смотрел на странную вещицу, которую с интересом крутил перед носом. Саша радостно вскрикнула и бросилась со всей детской преданностью ему на шею. Она так крепко сжала его тоненькими ручками, что профессор закашлялся. Он отложил кусок дерева и снял пенсне.

– Тише, милая, – улыбнулся профессор, глядя в светящиеся радостью ясные глаза дочери.

– Папочка! Я поправилась! Ты видишь, я могу ходить и снова играть! Я поправилась! – радостно прокричала девочка. Виктор немного отстранил дочь и заботливо потрепал ее по голове. Саша засмеялась.

Она так давно не видела столько радости в глазах отца. Может, бедам их семьи наконец-то пришел конец, и вновь в этом доме воцарится атмосфера веселья и любви?

Профессор был счастлив, об этом говорила его улыбка и теплый взгляд, но что-то в этой радости насторожило девочку, и, слегка отстранившись, она со всей своей детской умудренностью строго спросила:

– А где мама?

На одно лишь мгновение в глазах профессора мелькнуло что-то, очень похожее на грусть. Но, быстро взяв себя в руки, Виктор улыбнулся и ответил:

– Она ушла туда, где ей будет хорошо.

Саша сурово нахмурилась и отпрянула, сложив на груди руки.

– Где это? – строго спросила Саша. – Разве может быть место лучше нашего дома?

– Это немного другое место, – сдерживая грусть в голосе, ответил профессор.

Саша недоверчиво прищурилась и обернулась. На письменном столе стояла большая фотография Элизабет, в уголке которой чернела маленькая атласная ленточка.

Саша метнула в отца строгий взгляд и топнула ногой.

– Что это значит? Немедленно прикажи ей вернуться! – потребовала она.

– Когда-нибудь она вернется, – стараясь обнадежить дочь, ответил профессор. – Когда-нибудь мы с ней обязательно увидимся, а пока мы должны отпустить ее. Сказать ей, что любим, и отпустить.

– Нет! – требовательно крикнула Саша. – Я хочу к ней! Она не имеет права оставлять меня! Зачем тогда она сегодня приходила ко мне? Чтобы сейчас уйти?

Саша кричала, крепко сжав маленькие кулачки. Чувствуя, как разрывается его сердце, Виктор вскочил, подхватил дочь на руки и крепко прижал к груди. Горячие слезы заблестели на его смуглой щеке.

Девочка продолжала кричать и вырываться, колотя отца по спине, по голове, со злости пиная его ногами. А Виктор, безропотно выдерживая ее истерику, продолжал прижимать к себе беснующуюся девочку до тех пор, пока Александра не устала и не затихла, обмякнув в его руках.

– Зачем она приходила? Ведь я уже привыкла, что вас нет рядом. Пришла и ушла навсегда. Это нечестно, – всхлипывала девочка.

– Саша, мама ушла три дня назад, сегодня ты не могла ее видеть, – грустно ответил Виктор, понимая, что фантазия ребенка, воспаленная продолжительной болезнью, могла сыграть с ней злую шутку.

Вдруг Александра затихла, совсем. Она перестала всхлипывать и строго приказала отцу:

– Отпусти меня.

Виктор послушно поставил девочку на пол и сделал шаг назад. И вдруг замер. Он увидел в глазах своей дочери безразличие. Еще мгновение назад девочка билась в истерике, призывая к себе самого родного человека, а теперь ее взгляд потух. Он вытерла слезы и холодно посмотрела на отца.

– Если она ушла, значит, и я забуду о ней. Она больше мне не нужна, – сухо произнесла Александра и, гордо вскинув голову, вышла из кабинета, оставив профессора стоять, пораженного такой резкой переменой.

Александра сдержала слово. На протяжении последующих десяти лет девочка ни разу не вспомнила о женщине, которая ее родила. Виктор не знал, что произошло тогда в комнате, поэтому решил, что Саша просто пытается выразить таким образом свое детское недовольство, и предпочел оставить всю ситуацию так, как она есть. С выздоровлением девочки в доме профессора все наладилось. Девочка росла, профессор продолжал заниматься своими исследованиями, жизнь продолжалась.

Виктор вбежал в парадные двери своего особняка довольно резво для своего возраста. Легко преодолел лестницу, на ходу достал ключи от кабинета, в одно мгновение справился с замком, вбежал внутрь и быстро запер за собой дверь.

Часы показывали одиннадцать. Когда он вышел из аэропорта, сразу почувствовал за собой слежку, он ощутил ее интуитивно и несколько часов опасливо петлял по городу, стараясь завести преследователей в тупик. Лишь убедившись, что опасность миновала, он направился домой.

Первым делом необходимо было спрятать то, что он привез из Каира. Он чувствовал, что его находка может перевернуть все понимание египтологии как науки, но без доказательств и фактов это был всего лишь клочок бумаги.

Виктор оглянулся. Весь его кабинет был как на ладони. Каждая вещь лежала на своем месте. Книги ровными рядами стояли на полках, документы стопочками лежали на столе. Все выглядело так же, как всегда. И как перед его очередной поездкой в Египет.

Порядок был основной чертой жизни педантичного профессора, но только сейчас идеальный порядок, царивший в его кабинете, играл против своего хозяина. Ему нужно было спрятать свою находку. Спрятать так, чтобы никто не мог ее найти. Спрятать надежно. Но как спрятать что-то там, где любое изменение сразу бросится в глаза?