– Это я уже заметил…

– Но не это главное! Не важно, кто из вас погибнет! Новый цикл будет начат, завершив предыдущий с особой жестокостью! Это обман! Вас использовали для достижения единой цели! Так или иначе это станет поражением для смертных и крахом для долины.

Осирис нахмурился. Девушка говорила эмоционально, яростно жестикулируя. В ее словах был смысл, который заставил бога задуматься.

– Но даже если ты права, я ничего не могу поделать, мой брат защищен от моей силы. Что-то оберегает его…

– Уаджет! – воскликнула Саша. – Твой сын сказал, что глаз бога охраняет Сета от твоих чар.

– Уаджет, – воскликнул Осирис. Как он сам об этом не догадался?

Саша кивнула.

Сет застонал и попытался встать, но Осирис опередил его. Узнав, что именно оберегает брата от чар, он вновь получил все карты в руки, и пока Сет пытался подняться в надежде продолжить бой, Осирис подлетел к нему и сорвал с груди странный деревянный амулет. С первого взгляда нельзя было с точностью определить его предназначение, но теперь Осирис знал, что ему следует ожидать, и один раз проведя острым лезвием меча по дереву, он с легкостью снял верхний слой и увидел тот самый амулет, сверкающий солнечным светом, который в древности люди называли оком солнечного бога Ра. Хищная улыбка скользнула по губам Осириса, он передал амулет девушке.

Сет, осознав, что и эта битва им проиграна, попытался бежать. Но стоило ему сделать шаг за пределы круга, как один из Акеров, призванных сюда для того, чтобы следить за ходом битвы, преградил ему путь и грозно заревел.

– Поединок не окончен!

Сет шарахнулся назад и наткнулся на брата.

– Ну что, братец, – оскалился Осирис, – закончим эту битву?

Не успел Сет что-либо произнести в ответ, как Осирис одним лишь движением руки извлек из брата легкое полупрозрачное облако и направил извлеченную сущность на Сашу. Девушка вскрикнула, когда почувствовала, как тепло этого облака разливается по ее венам, и резко выдохнула.

– А теперь домой, Сети, – съязвил Осирис, – твоя темница уже скучает по тебе.

– Нет! Давай поговорим! – жалобно пропищал Сет, понимая, что он снова будет изгнан в заточение.

– Не стоит, брат! У меня помимо разговоров появилось еще одно важное дельце. Надо будет навестить одного старого пройдоху.

Осирис жестом разогнал огромных Акеров, которые, признав поражение одного из хранителей, покорно расступились, выпуская его из круга. В этот момент в небе раздался громкий крик Бену. Птица сделала один круг над храмом и стремительно спикировала вниз. Одной рукой удерживая брата за шиворот, второй Осирис схватился за жесткие перья птицы и, с легкостью оседлав Бену, вымылся высоко в небо.

Оставшись в окружении Акеров, Саша замерла в благоговейном страхе, не зная, чего ожидать дальше. Но вопреки ее ожиданиям, монстры покорно легли и вытянули свои морды к небу, устремив двенадцать пар пустых глазниц на звёзды. Когда пыль осела, Саша заметила Халима, вновь ставшего самим собой. Он лежал на горке песка и не шевелился.

Саша бросилась к нему.

– Халим! – позвала его девушка, но отважный юноша, пожертвовавший собой ради ее спасения и ради своего народа, молчал, не подавая признаков жизни.

– Вы убили его! – закричала Саша на каменных монстров. – А он хотел спасти нас от гибели! Будьте вы прокляты!

Ответом ей была тишина.

Битва богов закончилась, долина вновь обрела свое безмолвие, и в этой бесконечности песков Саша пыталась докричаться до каменных монстров, считая их виновными в гибели Халима.

Вдруг один из Акеров опустил вниз морду и грозно устремил взгляд на девушку. Саша поймала его взгляд и замерла. От одного вида этих ужасных, бездонных глаз у нее по коже пробежали мурашки. Этот взгляд порождал страх, поднимающийся из самой глубины души, заставлял сердце биться сильнее. Вот почему люди сходят с ума. В этом взгляде каждый мог увидеть бесконечность, пустоту, пространство вокруг самой жизни. Это было страшно, но Саша, вопреки пророчеству, понимала, что мысли ее ясны как никогда, и если не обращать внимания на дрожь, то ее сознание может оценивать происходящее вполне реально. Она сильнее своих страхов.

Набравшись храбрости, девушка поднялась и уставилась прямо в самую глубину глаз монстра. Там была тьма. Ужас самой ночи. Но в один момент девушка увидела едва заметный блеск, словно вспышку, в пустых глазницах. Монстр захрипел, затем мотнул головой и вновь устремил свой взор в небо. Первое ощущение, возникшее у Саши, говорило ей, что это всего лишь галлюцинация, но когда она вновь опустилась к Халиму, то одно лишь прикосновение ее руки к его пыльному лбу заставило подняться все песчинки в округе и задрожать воздух.

Когда все закончилось, каменные монстры поднялись и покинули порог храма Хатшепсут. Земля под их мощными лапами дрожала, а воздух наполнился их монотонным дыханием.

Когда темные силуэты исчезли, Халим открыл глаза.

– Ты жив! – радостно воскликнула Саша и бросилась обнимать прина.

– Тише, – простонал Халим, – у меня такое чувство, что в моем теле больше не осталось даже самой маленькой косточки.

– Прости, – улыбнулась Саша. – Мы должны возвращаться домой. Если твой обычный облик вернулся, значит, все закончилось. Сет никогда не вернется на эти земли. Никогда. Осирис дал слово позаботиться об этом.

И вдруг Саша вспомнила.

– Хаму… – едва слышно прошептала она.

Все закончилось благополучно, но только не для принцессы. Ведь если Осирис отдал другой сущность Сета, значит, Хаму не сможет вернуться к жизни. Как теперь рассказать об этом Халиму?

Но Халим сам все понял, по глазам девушки.

Он взял ее за руку и, глядя прямо в глаза, сказал:

– Все случилось именно так, как должно было. Мы должны вернуться… Я хочу попрощаться с ней.

Саша сглотнула подступивший к горлу комок и кивнула. Она помогла другу подняться. Но стоило им подумать, что самостоятельно вернуться у них не получится, над ними вновь раздался громкий крик Бену. Гордая птица закружила над ребятами, выражая свою радость частым, громким криком.

Так закончилась битва двух богов, битва добра и зла, самая значимая для жителей Черной земли, и даже спустя тысячелетия никто не узнает истинного значения этого поединка.

Саша посмотрела на Халима и, улыбнувшись, поделилась своими чувствами.

– Обидно, что мы никому не сможем рассказать о том, что спасли вашу землю от гибели.

Халим вяло улыбнулся девушке в ответ.

– Не мы, а ты одна. Ты отважная девушка, и я рад, что встретил тебя. Теперь я могу гордиться нашим знакомством.

Щеки Саши покрылись густым румянцем, даже несмотря на темный загар, приобретенный в этом увлекательном путешествии.

– Теперь все позади, пора домой.

Халим кивнул и не без помощи подруги погрузился на спину птицы. Когда наверх вскарабкалась Саша, Бену расправил крылья и вновь взметнулся в облака, возвращая героев домой.

Пролетая над городом, Халим заметил, что его сородичи, еще недавно так жаждущие крови, вновь обрели свой привычный облик и в полном непонимании всего произошедшего с ними за последнее время медленно бродили по городу, пытаясь найти свою память.

Пройдет время, и город вновь обретет свое спокойствие, а пока понадобится время, чтобы вернуть жизнь в прежнее русло.

Еще с высоты Халим заметил, что дворец окружили жрецы в белых одеждах. Громко ревел рог смерти, возвещая о гибели одного из членов царской семьи.

Саша, чтобы поддержать друга, крепко сжала его руку и, обернувшись, посмотрела в глаза.

– Я с тобой, – тихо произнесла девушка.

Халим кивнул. Он был благодарен этой отважной, но в то же время хрупкой и ранимой девушке.

Бену приземлился на главной площади, и Халим быстро соскочил на землю. Он бросился во дворец. Пробежал по аллее, в которой они так часто играли с сестрой, поднялся по каменной лестнице и, задыхаясь от быстрого бега, вбежал в комнату принцессы.

Хаму лежала на огромном белом ложе в погребальном белом платье. На нее уже успели надеть украшения.

В комнате находились все члены семьи и приближенные к ним. Возле церемониального стола стояли бальзамировщики и готовились к церемонии.

Отец сидел рядом с Хаму, облаченный в ритуальные одежды. Он был словно призрак, его лицо не выражало никаких эмоций. Он спокойно смотрел на мраморное лицо дочери, еще недавно горящее жизнью и молодостью.

Халим подошел к отцу и опустился рядом. Он не мог позволить себе слёз, и лишь скорбь на его лице говорила, как сильно терзает его сердце эта утрата.