Сколько бы я не рассуждала над превратностями судьбы, я все равно не поняла бы правил ее игры. Зачем она забросила меня невесть куда, за двести лет до моей реальной жизни? Неужели только ради того, чтобы встретиться с Фитцжеральдом, полюбить его, трагически потерять, и вновь обрести в теле его потомка? В чем суть немыслимых временных катаклизмов? Или причина в странном кольце, Кольце Благих Намерений, как его назвал бедный покойный Гай, которое нельзя было оставлять в ТОМ времени, чтобы не произошел неведомый поворот в истории?? И я оказалась обычным инструментом Равновесия?
Происшествие не поддается никакому логическому объяснению, и сколько мы с Томми не думали об этом, к единому мнению так и не пришли. Неисповедимы пути твои…
Возможно, сэру Фитцджеральду было уготовано страдание в искупление вины, о которой он мне не говорил, и умолчала Фрида, но Томас был не согласен с моим предположением. Он подробно изучил семейные хроники, но нигде не было ни малейшего упоминания о возможном проступке моего любимого и о муках совести в искуплении его. Мне так и не дано было понять, почему сэр Фитцджеральд прожил столь нерадостную жизнь после моего возвращения в будущее, но не нам судить.
Так же меня не оставляла мысль о Фриде и докторе Лукасе. И если следовать моей чудной теории, очень насмешившей Томаса, то сущности этих людей видоизменялись с течением времени.
Я однажды рассказала Томасу о своих чудесных снах, которые до сих пор иногда посещают меня. Особенно подробно об одном, когда увидела его маленьким мальчиком, потерявшемся в незнакомом городе, еще не будучи с ним знакомой, чем крайне удивила. Он никак не мог представить себе, что светловолосой женщиной, несшей его на руках к маме могла быть я, когда в реальности мне было ненамного больше лет чем ему в то время. Но разве мы можем до конца понять все законы перекрещения миров? Еще больше поразило Томаса мое утверждение, что сущностью его покойной мамы в моем сне была Фрида, кормилица сэра Фитцджеральда.
Он отрицательно покачал головой и сказал
— Не может быть, моя дорогая, не верю я в никакое переселение душ! Во сне может привидеться что угодно, почему мы должны верить всему, что нафантазировали?. Уверен, что содержание сна содержит лишь отрывки воспоминаний, тасующихся в произвольном порядке…
— Ну хорошо, допустим! Но все равно в нашей с тобой истории слишком много чудесного! Я до сих пор не могу поверить, что ты влюбился в меня с первого взгляда, как только увидел в Москве. И готов был связать со мной жизнь буквально через несколько дней знакомства! Все это очень странно…никогда не поверю, что НЕЧТО таинственное не вмешалось в ход нашей истории и не помогло нам остаться вместе.
Я помню тот наш разговор с Томом. После моего утверждения о вмешательстве потустороннего в историю нашей любви он нахмурился и очень серьезно ответил
— Элена, скажу тебе сейчас то, что более никогда не повторю, поэтому прими услышанное как аксиому и запомни. Не ищи таинственного там, где его нет. Я уже признавался, что любил тебя всю свою сознательную жизнь, еще задолго до того, как увидел первый раз. Если тебе доставляет удовольствие, могу говорить постоянно — Ты была моей волшебной принцессой, сказочной красавицей, таинственной незнакомкой, благородной Дамой, ради которой средневековые рыцари совершали немыслимые подвиги, ты была наконец собирательным образом всех желанных женщин мира… Так что нет здесь никакой мистики и переселения душ. Я Томас Джордж Коллинз и никто более, хотя, возможно ты хочешь видеть во мне другого человека…
Я молчала и думала о своем.
Все может быть, все может быть, мой дорогой. Все равно ты останешься для меня тем, кому я дала клятву быть верной в тени аллеи парка в конце лета 1810 года и сдержала обещание. А ты просто забыл об этом, родившись вновь. Но я люблю тебя от этого не меньше.
Я никогда более не посвящала Томаса в свои особые сны, что иногда продолжали приходить ко мне.
Слава Богу, ни разу в мои грезы не вернулся почивший Гай, я очень боялась встретить его в мире, где он надеялся быть полноправным хозяином и оказаться во власти его больных фантазий. И только в последствии я поняла, что сэр Лэндол наивно просчитался, надеясь затеряться на астральном плане и продолжить поиск новых наслаждений. Это право было у него лишь при жизни. Сейчас, перейдя роковой рубеж, его душа застряла в чистилище на столь долго, сколько потребуется для переосмысления зла, принесенного им людям.
Так же я неоднократно размышляла над тем, был ли Гай Лэндол олицетворением сущности доктора Лукаса, преследовавшего меня в реальной жизни, но я побоялась развить эту тему в разговоре с Томом. Полагаю, что мои догадки были бы так же осмеяны и последовал логичный совет- начать пить успокоительные и посетить сеансы психотерапии.
Я не смела более посвящать Томаса в свои немыслимые теории о переселении душ, чтобы не нарушить то ощущение неземного блаженства и счастья, которое испытывала рядом с ним… Каким бы Том не был романтиком, он отверг мою теорию о преемственности любви, переданной якобы ему от предка. Нет, он был тем, кем был. И у него своя жизнь, своя история, никак не связанная с прошлым и не согласующаяся с моими наивными предрассудками.
Я навсегда запомнила тот солнечный августовский день 2011 года, когда пожилой худенький доктор, приехавший осмотреть меня в поместье, подбадривающее похлопал по плечу, и будто по большому секрету сказал, что совсем не поздно рожать в тридцать семь, тем более второго ребенка. И увидев мои радостные глаза, сильно смутился, как будто был в чем то виноват. Никогда не забуду безумного от счастья лица Томаса, когда я поздравила его с будущим отцовством. Это известие было слишком неожиданным, хотя мы давно желали малыша, но возраст уже давал о себе знать. Помню, что в ночь после радостного известия я никак не могла уснуть от волнения и мысленно обратилась к Фриде
— Дорогая моя подруга, если ты до сих пор занимаешь ответственную должность, попроси у Всевышнего счастья и благополучия для моей семьи!!
И полагаю, на ЭТОТ раз Фрида передала Хозяину мои слова.
В конце жизни часто вспоминаешь особо значимые ее моменты. Я вспоминаю только счастливые. У меня их было бесчисленное множество, но именно сейчас я вновь вижу себя и Томми на берегу Океана, куда мы отправились осенью того года. Погода уже портилась, часто дул прохладный атлантический ветер, но каждый день мы совершали длительные прогулки по вылизанным песочным пляжам, слушая пронзительные крики чаек, любуясь зарождающимися за горизонтом массивными океаническими волнами, медленно, степенно приближающихся к берегу, где их ожидали отважные серфингисты. Я помню себя стоящей на безопасном расстоянии от набегающей воды на берегу Вечности, Том стоит сзади, крепко обняв меня и зародившуюся во мне новую жизнь. Я смотрю на бескрайний водный простор, украшенный белыми кудрявыми гребнями бесчисленных волн и тихо плачу от счастья, абсолютного счастья. Томас не видит моего лица, но он я слышу его взволнованный голос. — Что случилось, моя хорошая. Почему ты плачешь? В ответ я слизываю соленые слезы, улыбаюсь и молчу. — Ты просто затаила дыхание и немного дрожишь. Так что случилось? Я поворачиваюсь к нему и с неловкой виноватой улыбкой утыкаюсь мокрым лицом в плечо. Я ничего не говорю. Но он все понимает, он всегда все понимал без слов, а потом шепчет мне на ухо. — Знаешь, о чем прошу я сейчас на границе Земли? Я прошу Океан жизни исполнить одно единственное мое желание. Я поднимаю на него удивленный вопросительный взгляд. Глаза Томаса смотрят вдаль, за линию горизонта, в неведомое. Через мгновение он продолжает — Чтобы он позволил нам прикоснуться к Вечности в один и тот же день… Увы, его желанию не суждено было исполниться… Итак наша сказочная история не смогла закончиться по запланированному сценарию… Воспоминания… воспоминания… красочные осколки пролетевшей жизни. Рождение ребенка. По медицинским показаниям мне делали кесарево и, к сожалению, я не смогла во сне услышать его первый крик, его слышал Томас, принявший сына из рук акушера. Благодарная память сохранила мне его первое по-детски требовательное прикосновение к груди и бесконечно нежный поцелуй наклонившегося над нами самого счастливого отца на земле. Воспоминания…
Мы подарили нашему Майклу Фитцджеральду Коллинзу всю любовь, на которую были способны и посвятили ему свои жизни.