— О, Сара была такой доброй и такой нежной. — Голос Маргариты пресекся от волнения. — Она желала всем только добра.
— Да, именно такой была Сара, — согласился Уоррингтон и, чуть помявшись, продолжил: — Я слышал, что вы тоже понесли тяжелую утрату. Мне сказали, что полковник Дашкин умер. Приношу свои соболезнования.
Однако выраженное им сочувствие прозвучало сухо и фальшиво. Маргарита не обманывалась на его счет, она знала, что Уоррингтон недолюбливал Константина, а после ее замужества даже возненавидел его. В ответ она машинально кивнула ему, как бы принимая его соболезнования.
— Мне надо спешить. Меня ждет императрица, — сказал Уоррингтон, вытащив часы и проверив время. — Будем опять обсуждать устройство застекленного сада на крыше Зимнего дворца. Может, мы увидимся попозже? Я бы принес вам письмо от Сары. Где вы сейчас живете? Как вас найти?
Погруженная в печальные мысли об умершей Саре, Маргарита ответила. Она не думала о последствиях его визита, да и трудно было, глядя на сумрачное, вытянувшееся лицо Тома, предположить, что он будет по-прежнему приставать к ней с признаниями в любви. К тому же ей не терпелось поскорее прочитать, по сути, предсмертное письмо Сары.
— Судя по всему, императрица быстро не отпустит вас от себя. Тем временем я зайду в магазины и сделаю ряд покупок. До свидания.
— Я приду, как только освобожусь.
На дворе уже вечерело, когда Уоррингтон постучался в ее двери. Выглядел он совершенно измученным.
— Я никак не мог выбраться раньше, — заявил он утомленным голосом. — Я мотался между новым и старым Зимним дворцом. Когда я наконец сообщил ее величеству обо всем увиденном, о том, что крыша почти готова, она все равно была недовольна. Она послала меня проверить, хороша ли земля для ее любимых цветов, правильно ли подобраны удобрения. Все это я мог бы сказать ей, не бегая взад и вперед. Сколько времени было потрачено впустую.
Маргарита налила ему стакан коньяку:
— Сядьте и успокойтесь. Скажите мне, она одобрила ваши замыслы обустройства цветников и декоративных растений?
— В целом, да. Хотя придется сделать кое-какие переделки в соответствии с ее пожеланиями. Но у меня такое впечатление, что императрица сама не знает, чего ей хочется.
— Вам удалось посмотреть внутренние интерьеры Зимнего дворца? Каковы они?
— Я увидел очень немного, только часть, когда поднимался по лестницам наверх. Но даже увидев столь мало, могу с уверенностью сказать, что дворец будет одним из самых красивых и великолепных в мире.
— Да, по слухам, отделка почти завершена. Я уверена, переезд императрицы в новый дворец будет отмечен рядом празднеств.
— Несомненно, если только она доживет до этого момента.
— Что вы такое говорите? — резко спросила его Маргарита.
— Меня долго не было, поэтому перемена в ее здоровье, поведении очень заметна. Трудно даже поверить, что это та самая женщина, которую я видел всего год назад. Яркое свидетельство тому эти бесчисленные и зачастую бестолковые указания, какие мне пришлось сегодня выполнять. В каком же состоянии должно находиться теперь управление страной…
— Известно, что все государственные дела императрица препоручила своим министрам.
— Это не секрет. Страной давно управляют министры. Но сама императрица… Речь императрицы такая нечеткая, даже ее указания нередко невозможно понять, видимо, она по-прежнему злоупотребляет вином. Когда я вернулся из дворца, то видел, как она прямо у меня на глазах выпила стакан вина. После этого вообще было не разобрать, что она хочет. И тем более чертовски трудно угодить ее величеству! — Уоррингтон, видимо, еще не отошел от бесконечных и напрасных придирок императрицы.
— Ваше счастье, что этого никто не слышит, кроме меня. За такие выражения запросто можно угодить в тюрьму. Вас не спасет даже то, что вы английский подданный.
Уоррингтон устало посмотрел на нее:
— Прошу извинить меня. Идя сюда, я совсем не собирался изливать перед вами свою душу.
— Не обижайтесь. Но мне было бы гораздо интереснее услышать ваш рассказ о Саре, если, конечно, вам не тяжело все это вспоминать. Мне так не хватает ее писем.
— Знаю, знаю. Она тоже любила вам писать. Может быть, она писала бы и чаще, но ей так нравилось заниматься с детьми. Она с материнской лаской заботилась о них, играла с ними, учила их, утешала, когда их настоящая мать умерла во время родов. Она, не жалея себя, так усердно и старательно воспитывала их, что буквально валилась с ног от усталости. Ее слабое здоровье не выдержало такой нагрузки. Во время болезни она истаяла почти как свеча. — Его голос пресекся от волнения. Уоррингтон прикрыл глаза ладонью и с горечью произнес: — Ах, если бы я не был так занят и бывал дома чаше, я бы не позволил ей так утруждать себя.
Маргарита промолчала, потому что живо представила себе, как Сара самоотверженно скрывала от мужа все семейные неурядицы. Сара ни единым словом не обмолвилась бы о своих трудностях. Таков был ее характер, точно так же она вела себя, живя в Петербурге.
— Если бы в первые дни болезни она больше думала о своем здоровье, а не о детях, и поменьше хлопотала бы вокруг новорожденного, то, может, все и обошлось бы.
— Да, Сара всегда в первую очередь думала о других, а уж потом о себе.
Минуту или две они помолчали. Затем Уоррингтон снова заговорил.
— Когда по дипломатической почте пришло извещение, в котором императрица срочно требовала моего возвращения, я никак не мог уклониться от исполнения ее воли. Кроме того, работы здесь у меня осталось немного, примерно на полгода или чуть более. — Уоррингтон не стал распространяться о том, что вначале намеревался остаться в России надолго, однако одно обстоятельство серьезно изменило его настроение. После того как он узнал, что Маргарита овдовела, в его голове зародился новый план.
— Полагаю, что в Англии у вас осталось множество заказов, — из вежливости поинтересовалась Маргарита.
— Верно, очень много. Однако еще до вызова императрицы я решил, что обязательно вернусь в Россию. Я должен был сдержать данное вам обещание. Я уже заказал место на почтовом пакетботе, который должен был доставить меня к берегам Невы.
Маргарита спохватилась, что сама дала ему повод начать неприятный для нее разговор.
— Не надо говорить об этом, Том. Прошу вас.
— Простите меня. — Уоррингтон искренне сожалел о своей навязчивости. Нет, он не собирался опять признаваться ей в любви. Однако видя, с каким сочувствием она отнеслась к его положению, и опять попав под очарование ее красоты, он едва не потерял голову. Нет, он, конечно, глубоко переживал смерть Сары. После ее ухода у него словно оторвалась часть души, однако у жизни свои законы. Он решил не торопить события, но про себя решил, что будет добиваться руки и сердца Маргариты, чтобы после свадьбы увезти ее к себе на родину в Англию.
— А кто сейчас заботится о сиротках? — неожиданно спросила Маргарита.
Уоррингтон отвлекся от своих мыслей.
— Моя мать. Она нашла и няню, и гувернантку для детишек. Дети неплохо к ней относятся, привязались к ней, хотя по-настоящему они любили только Сару.
— Как и все мы, — подтвердила Маргарита.
Уоррингтон встал и достал письмо Сары:
— Мне пора. Вот, возьмите ее письмо.
Он раскланялся и вышел.
Едва за ним закрылась дверь, как Маргарита сломала печать и распечатала письмо. Сара писала, лежа в постели, и хотя она не могла не понимать, что умирает, все ее мысли, все ее тревоги были посвящены детям, мужу и близким, которых она покидала. Она была так плоха, что с трудом держала перо. Письмо, как обычно, начиналось с приветствия и добрых пожеланий. Затем шли очень трогательные строки: «Я никогда не теряла надежды, что мы обязательно встретимся когда-нибудь, но, увы, этому не суждено сбыться. Том будет горько жалеть об утрате, хотя сейчас он даже не подозревает, как глубоко он будет страдать и раскаиваться. После нашего отъезда из России, я знаю, он неустанно думал о тебе, вспоминал тебя. С самого начала я догадывалась, как сильно он влюблен в тебя, и если в твоем сердце найдется хоть капелька сочувствия, то, пожалуйста, утешь его в скорби как сумеешь. Я буду очень благодарна. Впрочем, ты еще никого в жизни не любила по-настоящему. Когда ты получишь мое письмо, как знать, может, ты уже знаешь, что такое настоящая любовь».