Айме подталкивала испуганную служанку, которая поднималась с трудом. Поднимаясь все выше на холм, между стволов красного дерева и перцев, которые давали тень на плантации. Поблескивали красные языки костра, и очарованные, они остановились.
– Ай, хозяйка, посмотрите, посмотрите туда! Как все это здорово!
Под сводом ночи негритянского праздника разрывались хриплые звуки примитивных инструментов. Задвигались танцующие. Освещенные языками пламени, причудливо одетые тела подрагивали, словно они были живыми горящими факелами. Будто в припадке эпилепсии подрагивали тела, руки схватили цветные платки, подражая бешеному вихрю.
Айме засмотрелась, словно одурманенная ослепительным спектаклем. Затем вцепилась в руку Аны и поволокла ее вверх по горе, разрывая цепь, которая держала и ее:
– Иди, иди! Потом останешься здесь, если хочешь. А теперь пошли.
5.
Как лунатик, шел Ренато к четырем большим хижинам, центру ничтожного поселения, чьим усиленным потом, нищетой, жил состоятельный мраморный дом, окруженный садами. Он дошел до этого места и остановился у костра, но никто не замечал его. Он уже был не хозяином, а лишь белой тенью в черном безумии местных танцев, бесцветным штрихом, где бронзовая и эбонитовая плоть двигалась в судорогах выразительного танца, словно вздрагивала сама земля. Он никогда не приближался к тем местам, никогда не рассматривал своими голубыми глазами это темное великолепие. Странно быть чужеземцем на землях, принадлежащих тебе, где ты родился. Впервые все это проникало в него очень глубоко, будто звери, в нем пробуждались столько лет спящие голоса, он ощутил, как ненависть и любовь разгорались в груди, и впервые без отвращения он посмотрел на маленькую медную ладонь в своей белой ладони.
– Хозяин Ренато, вам нравится? Вы впервые пришли на праздник к хижинам, не так ли?
– Полагаю, ты тоже, Янина. Не думаю, что моя мать разрешала тебе.
– Нет, конечно. Донья София никогда не смогла бы простить и понять. Но она прощала другое и старалась понять то, чего не понимала. Сеньора Айме приходила сюда много раз. Вы не знали, хозяин?
– Айме? Возможно, проходила мимо. Возможно, из-за любопытства подходила, но…
– Сеньора Айме приходила сюда много раз, и как-то танцевала перед хижинами.
– Зачем ты говоришь эту нелепость? С чего ты взяла это? Ты лживая и глупая! Моя жена не могла прийти сюда. Ты что, не понимаешь?
– Здесь никто ни на кого не смотрит, разве не очевидно? Их занимает только танец и выпивка. Когда пьют столько, звучит музыка и совершаются движения…
Ренато гневно повернулся, посмотрев туда, куда указала Янина. На грубом столе стоял бочонок рома, и со стола брали закуски. Старый негр, с шевелюрой белее снега, выливал из бочонка содержимое в чашку, а все нетерпеливые вокруг собрались в кучу, подставляя стаканы и сосуды к деревянному крану, доступному всем.
– Если бы вы выпили глоток, то позабыли бы даже свое имя, сеньор, и стали бы счастливы на несколько часов. Не хотите? Сеньора Айме однажды пила…
– Может, ты перестанешь лгать? Чего ты добиваешься, идиотка? – разъярился Ренато.
– Я уже сказала. Вы не понимаете и не хотите понять меня, но если бы посмотрели в мои глаза…
Янина встала на цыпочки, устремляя взор затаенных черных глаз в голубые глаза Ренато. Но он недовольно отодвинул ее.
– Оставь меня. Будет лучше, если я не пойму тебя. Думаю, это тебе нужно принять глоток этого яда. Подойди, выпей, пока не свалишься и не прекратишь следить за моей женой и создавать ложные обвинения против нее. Не первый раз я велю тебе оставить меня в покое, а ты не оставляешь. Раз и навсегда пойми: я не хочу слушать твои сплетни и козни.
Он удалился быстрым шагом, резко отодвинув ее в сторону, а руки Янины судорожно сцепились друг с другом, и она пробормотала, угрожая:
– Возможно, завтра я причиню тебе боль, как ты причиняешь мне!
Из дверей полуразрушенной хижины виднелся скудный красноватый свет огня. Сначала с любопытством, затем с диким страхом Айме с Аной смотрели на высокую и костлявую женщину с кожей чернее угля, которая подошла к Айме с горящими, как рубины, глазами. Одежда была черной, как и платок, накрученный на голове. Они увидели, что на ее запястьях висели длинные разноцветные бусы, в зрачках был красноватый блеск, а белые зубы сверкнули, когда она начала говорить, зашевелив мясистыми губами:
– Кто ты? Спрашиваю тебя. Отвечай. Тот, кто пришел в дом Кýмы, чтобы посмеяться над ней, тот заплатит очень дорого, потому что у Кýмы есть тайная власть.
На губах Айме появилась легкая улыбка. На мгновение ей показалось, что она стоит перед сумасшедшей – ее угроза, алчное рассматривание, как будто снимала с нее накидку, подробности ее истинного положения открывали путь другому мнению, и совершенно спокойно она ответила:
– Тот, кто пришел – не смеется. Я пришла к тебе, потому что мне нужно, я хорошо заплачу тебе. Дам тебе много денег, если поможешь, если у тебя получится удовлетворить меня на целый год; но ты должна быть верной. У меня тоже власть, хотя и нет таких тайн, а если ты предашь меня, то дорого заплатишь, так что для твоего же блага советую тебе даже не пытаться.
– Кто осмеливается говорить, что сильнее Кýмы? Кто?
– Ай, моя хозяйка, пойдемте! – приглушенно умоляла перепуганная Ана.
– Выйди и жди за дверью. Слышала? И ни шагу больше. Иди! – властно приказала Айме.
– Ты говоришь хозяйским голосом, и твоя кожа белая.
– Да, моя кожа белая. А хочешь увидеть цвет моих денег? Вот они, золотые, Кýма. Забирай их. Оцени…
Резким движением Кýма зажгла факел от огня, где грелся котелок, воткнула его в полые стены из тростника, и красная вспышка пламени сразу осветила пристанище: низкий потолок и почерневшие стены, закрытые талисманами и связками трав, грубыми табуретками, флаконами настойки, стоящих в ряд на полке. Две женщины смотрели друг на друга почти с одинаковым любопытством. Одна белая, другая черная. Рука Айме высунулась из шелковой накидки, указывая на три монеты, блестевшие на земляном полу, и Кýма неспешно наклонилась, подняла их и подержала, словно лаская пальцами, и прошептала:
– Чего желаешь, моя хозяйка? Чем прикажешь служить? Кýма довольна. Она даст тебе способ, чтобы сделать соперницу некрасивой, порошок, который справится с самыми непокорными мужчинами, капли, которые сделают их рабами, как ты пожелаешь, стоит лишь добавить их в чашку кофе. Кýма может приготовить мешочек трав, подвесив который на талии, он может принести тебе сына, которого ты так страстно желаешь, но не имеешь. Это?
– Дай Бог, чтобы у тебя было столько силы, Кýма!
– Ты сомневаешься в моей власти? – возмутилась ворожея в настоящем гневе. – Тогда, зачем пришла?
– За тем, что гораздо тебе удобнее. Если бы я вправду думала, что ты можешь все это сделать, то никаким золотом нельзя было бы расплатиться за твое умение. Я пришла просить не этого. Выслушай меня. Я знаю, ты помогаешь местным женщинам, когда приходит время рожать; но я хочу, чтобы ты послужила мне свидетелем, чтобы сказала слова, сказала всем и хозяевам, что позаботилась обо мне после несчастного случая.
Прежде чем продолжить, я хочу сказать одно: если все выйдет хорошо, я дам тебе еще десять таких же монет; если попытаешься предать, то прогоню палками с земли Д`Отремон, не позволив даже открыть рот. Поклянись, что скажешь лишь то, что я велю, даже не думай солгать. Я жена хозяина, хозяйка Кампо Реаль. Смотри, хорошо подумай, прежде чем согласиться!
Пока Кýма покачивала головой, Айме резко сбросила вуаль, открывая лицо, сняла накидку с головы, и в свете красноватого факела блеснула красота ее белого лица. Темные зрачки колдуньи, казалось, увеличились, и еще сильнее заполыхал красноватый блеск в глазах, наполненных кровью. Казалось, долгую минуту она не решалась, затем спрятала в юбке три золотые монеты, и наконец ответила:
– Я сделаю, что прикажешь. Как? Когда?
– Это должно случиться очень скоро. Я и так потеряла время. Завтра, если можно. Я должна приготовиться, сделать все хорошо. Мы не можем ошибиться.
Айме подошла к двери. Кýма последовала за ней, поглощая каждый жест, движение, словно училась, прикладывала усилия угадать прозорливым и живым сознанием ложь и обман. Наконец, проницательное выражение очеловечило ее негритянское лицо:
– Ты сеньора Айме. Я видела тебя в день свадьбы. Я не вошла в церковь, но видела тебя издалека, и тоже скажу тебе кое-что. Говорят, ты родишь наследника хозяину Ренато.