Как сильное морское волнение, поднялись воспоминания к горлу Моники; как морской вал, резко и горестно она внезапно отстранилась от Хуана, который удивленно спросил:
– Что с тобой? О чем ты подумала? Скажи, о чем думаешь.
– О Ренато.
– Я должен был предположить. Тебя беспокоит, что он может сказать и подумать. Неужели ты должна…
– Замолчи! Не разрушай очарование.
– Что? Что ты говоришь?
– Ничего. Хотелось бы как можно раньше подъехать к Люциферу… с любой стороны.
Хуан не ответил. Лишь с силой погрузил весла в воду; маленькая лодка, казалось, парила по мрачным волнам, пока кровь капала из открытой раны.
– Что происходит? Почему не едем?
– Думаю, не сможем, крестная. Путь перекрыт. Много людей. Им не дают пройти. – ответила Янина. И повысив голос, спросила в свою очередь: – Эстебан, Эстебан, что произошло?
Не ожидая ответа Эстебана, Янина выскочила из закрытого экипажа, на котором с большим трудом София Д`Отремон доехала до перекрестка на Карбе. Солдаты в униформе остановили ее, сдерживая лавину любопытных, пытавшихся подойти к месту катастрофы. Издали едва различались дымящиеся руины завода; пепел, еще горячий, стер пути и придавил деревья, но по всем тропинкам, идущим в Сен-Пьер, катились к городу повозки и кареты, люди шли пешком и верхом на лошадях, внезапно и неожиданно убегая от всего этого. Нетерпеливо София Д`Отремон тоже открыла дверцу экипажа и спросила:
– Что же в конце концов произошло? Что случилось? Эстебан, Янина!
– Мы не можем ехать, крестная. Здесь никому не разрешают, – объяснила Янина.
– Но мой сын…
– Возможно, он прошел раньше. Возможно, вернулся. Это вероятнее всего, крестная. Он не мог проехать ни раньше, ни позже.
– А если он ехал в минуту катастрофы? – беспокоилась София.
– О, нет, нет, крестная! Эти люди говорят, что только работники завода, администратор и его родственники стали жертвами. Подсчеты расходились, но здесь все сошлись. Говорят, раскаленная лава падала, как водопад, и унесла завод и дома. Затем упала в реку и поэтому больше никого не сожгла. Говорят, здесь она изменила направление, и поэтому на дороге никто не обжегся. Сеньор Ренато должен был ехать. Он был в таком отчаянии.
– В отчаянии?
– Да, крестная. Ему было очень нехорошо. Я говорила, что он много выпил. Он был как обезумевший, говорил сам с собой, когда я вошла в библиотеку. Говорил один… или с призраком, крестная. Он произносил имя сеньоры Айме. Я слышала, как он называл ее.
Янина очень медленно зашла в экипаж, присаживаясь рядом с доньей Софией, и на миг опустошенные женщины посмотрели друг на друга. Затем в ее ясных глазах искра зажглась, поддерживая волю Софии Д`Отремон, и она сказала:
– Мы будем искать его повсюду. Я не вернусь домой, пока не найду его!
Как струя фейерверка, как искры, переходили из уст в уста в Сен-Пьере неясные или преувеличенные рассказы о первой катастрофе. По мере того, как экипаж Д`Отремон ехал по улицам, толпа все густела, заполняя ее. Земледельцы, работники и коммерсанты всей округи приехали в столицу, одни – в поисках новостей, другие – снова увидеть лаву, о которой сообщали. Кафе, рестораны и площади были битком забиты. Люди заставили открыть офисы пароходного агентства, быстро распродавались билеты на суда, которые должны были отправиться на следующий день.
– Что происходит? – хотела знать донья София.
– Они читают указ мэра. Да, крестная. Это глашатаи Муниципалитета, – объяснила Янина. И обращаясь к кучеру, крикнула: – Подойди ближе, Эстебан, ближе.
Шум толпы мягко стих, теперь слышался только голос выступавшего, который произносил указ, как старую песню:
– Соседи Сен-Пьера. Гоните от себя страх и тревогу. Все уже случилось, и никакая опасность не угрожает городу. Рекомендовано уехать с полей и поселков, расположенных на склонах Мон Пеле, это единственные, кто могут пострадать, и нужно сделать это побыстрее. В настоящее время, согласно нашим подсчетам, в город прибыло более тысячи человек из окрестностей, и продолжают прибывать. Только люди ближайшего поселка Рыбаков остались отрезанными, но им оказали своевременную помощь. Спите спокойно, соседи Сен-Пьера, и начинайте утро со своих обычных дел. Если лава снова будет выходить, идите, к морю, как и раньше. Нет опасности для города. Подписано, Фуше, Мэр города Сен-Пьер острова Мартиника, от шестого мая, тысяча девятьсот второго года.
Экипаж Д`Отремон возобновил ход, а вскоре, с огромным удивлением София воскликнула, указывая на кафе, которое они проходили:
– Сирило! Разве это не Сирило?
– О, да! – подтвердила Янина весело. – Остановись, Эстебан, стой!
Не дожидаясь остановки экипажа, Янина спрыгнула и подбежала к уличному кафе, кишащим людьми средь бела дня, взяла за руку мужчину цвета эбонита, одетого в непогрешимую ливрею из белого льна, типичную для слуг феодалов Д`Отремон.
– Сирило, Сирило, где хозяин? Где ты оставил его? Мы уже несколько часов с сеньорой отчаянно его ищем! Понимаешь, часов? Где хозяин?
– Его нет со мной. Он продолжил поездку.
София Д`Отремон не могла больше ждать. Она тоже вышла, оставив экипаж посреди узкой улицы, перегородив дорогу, и подошла к смущенному слуге, спрашивая:
– Поехал дальше куда? Что случилось с моим сыном?
– С сеньором Ренато, насколько мне известно, ничего не случилось.
– Но где же он? – настаивала Янина.
– Уже должен добраться. Он разве не говорил, куда едет?
– В Фор-де-Франс? – спросила София.
– Да, да, сеньора, – подтвердил Сирило. – Я ехал с ним, но он забрал поводья, потому что я не хотел гнать коней над горящей свечой. Он спихнул меня, и во весь дух помчался по старой дороге, которая поворачивает за Карбе.
– Но с ним ничего не случилось? – пытливо допрашивала Янина. – Не пострадал?
– Отвечай же, идиот! – крикнула София, не в силах сдерживать возмущение.
– Как это ничего не случилось, хозяйка. Я видел, как он проезжал через эти горящие тростники и как снова появился на дороге. И мне ничего не оставалось, как пойти пешком.
– А почему ты не вернулся в дом? Почему не рассказал мне? – упрекала гневная София. – Ты развлекался, гулял по улицам, да?
– Нет, нет, хозяйка. Дело в том, что я испугался. Нужно было видеть, как ехал хозяин, но ничего не произошло. Он ехал в Фор-де-Франс, к губернатору, который уже возвращается. Говорят, он приказал позвать мэра и тот сказал, что он уже едет сюда со своей сеньорой и со всеми этими докторами, что они все знают и заверяют всех, что ничего не случится. Люди словно помешались. Они скупают билеты, чтобы завтра уехать на судах, но говорят, что губернатор никому не позволит уехать и прикажет всем солдатам не позволять пассажирам садиться на корабль. Там в другом квартале, в офисе Судоходной Компании Квебека, люди сломали все двери и стекла. Даже скупили билеты на палубу корабля, который называется Рораима.
– Кто рассказал тебе все это? – спросила заинтересованная София.
– Я видел своими глазами, хозяйка. И к тому же, сеньор Ноэль, нотариус…
– Где этот человек?
– Стоял вон там, но вышел. Он сказал, что будет ждать губернатора в его доме, потому что в первую очередь, должен поговорить с ним.
– В первую очередь? – удивилась София, не понимая серьезности слов.
– Он пошел с бумагами, подписанными большим количеством людей, и всем говорит их подписать, потому что хочет, чтобы сеньор губернатор увидел, как много желающих простить Хуана Дьявола и рыбаков, оставшихся на той стороне, и чтобы кинули мост, чтобы те выбрались оттуда, где опаснее всего.
– О чем ты говоришь, Сирило? Ты хорошо понял?
– Конечно, хозяйка. Это большая стопка подписанных бумаг. По-моему, губернатор должен их принять.
– Замолчи и поднимайся! – приказала властно София. – Устраивайся с Эстебаном. Немедленно едем во дворец. Посмотрим, кто первым будет говорить с губернатором!
– Зажегся красный свет, Колибри.
– Красный свет, капитан? Почему они остановились? Мы остановимся?
– Они остановятся, чтобы дождаться меня. Торопись, Колибри! – Хуан погрузил весло в воду и поднял другое, чтобы повернуть лодку, послушную его рукам, направляя курс на ближайший берег. Они были у пригорода Сен-Пьера, в предгорьях горы, известной, как Парнас, которая возвышалась на юге города. У ее подножья простирался маленький пляж среди камней. Веселые дома отдыха окружали гору, а в самой высокой части, наподобие смотровой площадки над городом и морем, возвышался старый монастырь, построенный много веков назад благочестивым богатым колонистом.