— Все «наверное» давным-давно быльем поросли, — отрезала Александра. — Теперь такое время, что всякий вынужден подчиняться обстоятельствам, а не велениям души.
Она спросила доктора, видел ли он Дженни Линден, когда приехал в «Коттедж» утром в воскресенье. Доктор ответил, что видел; насколько он понял, она пришла выгулять собаку и обнаружила Неда мертвым…
— Его обнаружила Эбби, — заявила Александра.
— О да, конечно же, — сказал доктор Мебиус. — Та, у которой языковая школа. Она тоже там была. Очень аккуратная женщина, очень надежная. Миссис Линден, напротив, была крайне расстроена и создавала большие помехи в работе.
Он дал ей успокоительное, и она уехала. Не будет ли миссис Лудд так любезна передать миссис Линден, если где-то ее встретит, чтобы миссис Линден зашла к нему? Ей угрожает нервный срыв на почве посттравматического стресса.
— С чего бы? — спросила Александра. — Она нам не родственница — просто знакомая.
— Она очень впечатлительна, — проговорил доктор Мебиус. — Не у всех железные нервы.
«А у меня, вы хотите сказать, железные?» — едва не взорвалась Александра, почуяв в словах доктора упрек. Но тут же приказала себе прекратить эту паранойю. Доктор Мебиус упомянул, что ему нужно ехать по срочному вызову в языковую школу. На том разговор и завершился.
Александра позвонила Эбби и рассказала, как проникла в дом Дженни и обнаружила там настоящее святилище во славу Неда и как это было жутко. Эбби упрекнула Александру за безумный поступок, а затем извинилась, что пока приехать не может: мальчик, которому доктор давеча сделал укол, совсем захворал — антиаллергенный препарат подействовал на него хуже, чем укус осы, если, конечно, оса его вообще укусила; словом, Эбби пришлось опять вызывать доктора. Может быть, Вильну пригласить — раз уж Александра болезненно переносит одиночество?
— Нет, спасибо, — сказала Александра, — со мной все в порядке.
А затем спросила, не кажется ли Эбби, что между Недом и Дженни все-таки что-то было.
Эбби прямо-таки взвизгнула от возмущения, А затем сказала:
— Зачем Нед стал бы даже смотреть на других, когда у него была ты?
— На Вильну он смотрел, — заметила Александра, — если верить Вильне.
— Вильна тебе наговорит, — заявила Эбби. — Неизлечимый балканский синдром. Она в любом мужчине видит секс-вампира. Ты ее не слушай. Да и какая теперь разница? Александра, Нед умер. Его больше нет. Ракурс изменился — то, что много значило, становится пустяком. Так ведь?
— Не так, — возразила Александра. — Ничего, в сущности, не изменилось. Я не могу поговорить обо всей этой ситуации с Недом или хотя бы получить от него какие-то объяснения, не говорю уже, оправдания. Никаких клятв больше так не поступать, никаких извинений — все это невозможно. Кроме того, у нас с Недом уже не будет никакого «сегодня», которое затмит собой и отодвинет в далекое прошлое это печальное «вчера». Значит, и о прощении говорить нечего. Не могу же я разыгрывать этот диалог сама с собой, от лица Неда и от своего попеременно.
— А почему нет? — вопросила Эбби. — Если Артур может сам с собой играть в шахматы, то и ты можешь посмертно простить мужу банальную идиотскую интрижку…
— Ты хочешь сказать, интрижка все-таки была? — насторожилась Александра.
— Ничего подобного я не говорю, — сказала Эбби. — Вот тебе крест: насколько мне известно, между Недом и этой жалкой болонкой Дженни ничего предосудительного не было.
— «Вот тебе крест»? — язвительно переспросила Александра. — Я думала, ты буддистка. — Но затем все-таки рассмеялась. А несколько погодя спросила: — Нед тебе никогда не говорил, что ходит к психоаналитику? К даме по имени Леа?
— Конечно, нет, — сказала Эбби. — Если он тебе не говорил, то почему бы стал говорить мне?
— Ты хочешь сказать, он к ней ходил?
— Александра, — строго произнесла Эбби. — Ну-ка прекрати. Тебя все эти предположения и подозрения до паранойи доведут. Попробуй скорбеть тихо и спокойно, вспоминай Неда таким, каким он был на самом деле. Пройди через все положенные стадии — примирение, духовное единение…
— Наверно, я сейчас немного не в себе, — заключила Александра.
— Что верно, то верно.
— Прости.
— Ничего, мы же подруги, — сказала Эбби. — Не волнуйся, я все понимаю. Моя жилетка всегда к твоим услугам.
9
Как только Александра, увидев подъезжающий «ситроен» Хэмиша, положила трубку на рычаг, в доме Эбби вновь зазвонил телефон. И Дженни Линден, шмыгая носом, рыдая, пролепетала, что у нее побывали грабители. Вернувшись от аналитика, она хватилась фотографий Неда, а также своего ежедневника и записной книжки.
— А что еще они взяли? — спросила Эбби.
— Ничего, — сообщила Дженни. — Но разве этого мало? В такой момент украсть самое заветное и дорогое.
— Следы взлома есть? — спросила Эбби.
— Никаких следов, — вздохнула Дженни. — Это как раз и странно. Только Мандаринка необычно себя ведет — все мяукает и трется о мои ноги. Я уверена, она пытается мне что-то сказать. Ты знаешь, что Мандаринку принес мне Нед? У меня от него ничего не осталось — только кошка… Ой, не слушай меня, я сейчас глупость сказала. Со мной его дух. Он в моем сердце, в каждой клеточке моего тела. Леа сегодня сказала, что явственно ощущает во мне его присутствие.
— Это хорошо, — сказала Эбби. — Ты точно помнишь, что не перекладывала записную книжку и остальное в другое место? Машинально. Так часто случается. Тем более что ты была в таком состоянии… Возможно, ты сама сняла фотографии со стены. Они точно исчезли? Ты везде искала?
— Когда я уходила, записная книжка и ежедневник лежали на столе, — возразила Дженни. — Я совершенно уверена. Но, естественно, я могу ошибаться…
— Или ты взяла их с собой, — продолжала Эбби. — И положила, допустим, к себе на колени или куда-то там. И когда в Бристоле ты выбиралась из машины, они, допустим, вывалились на мостовую. У меня так однажды было.
— Да, наверное, могло быть и так, — задумалась Дженни. — И ты права, я ведь меняю фотографии. Возможно, я их убрала, а новые не повесила. Мне сейчас так тяжело — я сама себе не отдаю отчета в своих действиях. Воздух в моем милом домике весь ходил ходуном от ярости и злорадства. Я это четко почувствовала. Как по-твоему, может, это Александра меня ограбила? В ней столько ненависти. Почему Нед умер, а она жива? Как несправедлив этот мир.
— Послушай-ка, Дженни, — сказала Эбби, — у тебя самая настоящая паранойя. А причина в том, что тебе совестно, ведь ты сама иногда тайком заглядывала в «Коттедж». Нед принадлежал Александре, не тебе. Смирись. Носить по нему траур — ее дело. Она была его женой.
— Что? Да как ты смеешь! — завопила Дженни Линден. — Леа говорит, что мы с Недом обвенчаны на небесах: мы — древние души, мы шли друг к другу в течение множества жизней и только в этой воссоединились. Леа осознала это, как только увидела Неда. Она говорит, что Александра — это крест, который Нед должен был нести. Моим крестом был Дейв. У каждой из нас есть свой крест. Чем я перед всеми вами провинилась? Ничем! Почему вы все говорите мне гадости? Вы были на моей стороне.
— Дженни, — сказала Эбби. — Да успокойся же наконец. Мне кажется, ты иногда склонна помнить то, что сама себе намечтала, а не то, что было на самом деле. Будь поосторожнее в выражениях, пожалуйста. Не нужно никого еще больше расстраивать, все и так расстроены.
— И так? — завизжала Дженни. — А если я устала нести свое бремя в одиночку, устала быть среди всех вас единственной праведницей? Если мне не отдадут ежедневник и записную книжку, я эту Александру Лудд проучу! Много о себе мнит!
10
Когда Хэмиш появился на пороге, Александре на секунду почудилось, что перед ней Нед. Одинаковое телосложение. Волосы одной масти — светлые кудри, точно так же редеющие со лба. Обняв Хэмиша, Александра ощутила исходящее от него тепло; прижалась щекой к его пиджаку, но запах был другой, непохожий на запах Неда, и тела не потянулись друг к другу. Александра почувствовала: Хэмиш чрезвычайно удручен утратой.
— Бедная Александра, — сказал Хэмиш.
— Бедный Хэмиш, — сказала Александра. — У вас глаза красные. Бедный Хэмиш, бедная я.
Она провела Хэмиша в столовую. Попросила обойти стол (изготовлен для монастырской трапезной, 1860 год, восемнадцать мест), во главе которого так часто сиживал Нед.