Язык онемел от количества спиртного в организме, но я продолжал вливать рюмочки. Только они могли заглушить мою боль. Удержать в узде мою память. Помогали расслабиться. Забыть на короткое время о моих чувствах.
— Жесть, — протянул Ибрагимчик. — Не будь девчонкой! Она просто очередная дырка, пусть и очень сексуальная. Чёрт, я даже подумываю окучить её. Раз у вас всё закончилось, я бы не отказался повертеть её так и эдак на своём члене.
Мой кулак влетел в его челюсть быстрее, чем я смог бы его остановить. Юсуп в ответ лишь расхохотался.
— Бьёшь по-прежнему как девчонка!
— Да пошёл ты! — Бросил я.
— Да ладно, понял я, понял. — Он поднял руки, — У вас временный разлад, и она вне зоны доступа.
— Не временный, — я качнул головой. — Но даже не думай о ней. Убью к чертям!
— Ну как я и говорил, она всего лишь…
— Довольно. — Отрезал грубо. — Слышать о ней не хочу. Давай пить текилу!
В попытке заглушить свою боль я ходил от одного столика к другому, пока Юсуп не усадил меня за свой. Мы накачивались текилой, а потом перешли на джин. И я наконец почувствовал себя лучше. Так, словно на время забыл о её существовании.
Я открыл глаза, но потолок вращался с бешеной скоростью, и я спешно сомкнул веки. Во рту было сухо, как в Сахаре. И отвратительный привкус вчерашних возлияний. Я усмирил потолок и осмотрелся. Я не был у себя в кровати. Я даже не был у себя дома.
Чёрт!
Я проснулся в постели с двумя голыми девушками, одна из которых была Кэт, а другая, очевидно, не Кэт. Я и сам оказался голый. Кое-как выбрался из сплетения женских тел. На полу, рядом с одеждой, которую, по всей видимости, срывали в огромной спешке, валялись два использованных презерватива. Меня замутило. Ни черта не помнил! Я же не мог напиться до такой степени, чтобы изменить Машке? Или мог?
И тут же, словно ушат холодной воды вылили на голову — нельзя изменить тому, с кем ты больше не в отношениях. Кого ты ненавидишь. Даже если я и трахнул этих девок, я имел на это полное право. Свободный, мать его, человек! Но почему тогда я чувствовал себя предателем по отношению к ней?
Я умылся холодной водой, оделся и ушёл из этого дома. Меня не интересовало продолжение. Я не стремился восполнить пробелы. Я хотел скорее выбросить из головы случившееся недоразумение и восстановиться для тренировок.
У меня в кармане не было ни копейки, я выбросил свой телефон, но теперь я хотя бы узнал адрес — прочитал его на вывеске на углу дома. Пришлось попросить позвонить у очаровательной девушки, которая строила мне глазки.
— Володя? — Хрипло сказал я, стоило ему поднять трубку. — Забери меня, пожалуйста.
Он подкатил часа через полтора. Мрачнее моего состояния. Друг молчал всю дорогу до дома, и я не выдержал.
— Ты не спросишь, что произошло?
Он поморщился.
— Судя по перегару, ничего необычного.
— Серьёзно? Я просто сорвался! — Бросил ему. — Встретил её и сорвался. Хотел на один долбанный вечер забыться. И у меня это прекрасно получилось. Даже лучше, чем я ожидал. Возможно, мне стоит почаще выбираться с парнями… И развлекаться с девочками.
— Однозначно, — он скрипнул зубами. — Особенно с девочками.
— Я слышу осуждение в твоём голосе? — Не поверил я. — Я потерял всё, ты не забыл? Всю свою долбанную жизнь! Всё, что ценил, любил, желал! Она просто нагло и цинично проехалась по мне на бульдозере своей целеустремлённости! Сделала из меня свой долбанный шедевр!
— Сейчас ты ведёшь себя, как маленький, обиженный ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку. Ты хотя бы потребовал у неё объяснений?
— Да нахрена? Она это сделала. Не я.
— Твоё дело, — махнул он рукой. — Вот твой телефон.
Я выхватил из его рук телефон и поспешил заблокировать её второй номер.
— Она не станет больше тебе звонить, — внезапно сказал Володя. — Вчера ты ей всё доходчиво объяснил.
Он посмотрел прямо мне в глаза, и сердце ухнуло в пятки. Почему-то меня кольнуло чувство страха. Володя мялся, словно хотел сказать что-то ещё. И я отчаянно хотел это услышать.
Я хотел знать, что она в порядке. Что она не ушиблась слишком сильно при падении. Что она любит меня.
Но он продолжал смотреть, а я не решился задавать вопросов.
Зато я нашёл ответы на другие свои вопросы. Чуть позже, когда проспался и открыл новостную ленту. Если Машкина книга была хоть и ужасной, но правдивой до зубовного скрежета, сам я отличился по полной. Во всех источниках красовались мои фото со вчерашнего вечера: вот я выхватываю дольку лайма, зажатую между грудей Кэт, вот — слизываю соль с губ её подруги, вот — танцую стриптиз на столе с этими полуголыми девчонками. Чем больше я видел, тем больше меня воротило от самого себя. И ещё больше — от осознания, что Машка сейчас где-то сидела и так же смотрела на эти фото.
После этого дня Володя отдалился от меня, а я не мог найти объяснений его поведению. Он был моим братом, знал меня лучше всех, не мог же он винить меня в желании забыть девушку, причинившую мне такую боль? Даже несмотря на путь, который я избрал, разве мог он винить меня? Или я уже совсем перестал понимать, что происходило в моей жизни?
ОНА
Быть откровенной с людьми стало абсолютно не моей фишкой. Я боялась откровенничать даже с собой. Казалось, стоило мне произнести это хотя бы мысленно, и я умру от горя. Поэтому я не думала и не говорила об этом.
Мне тяжело далось восстановление. Мой организм отказывался работать, и я лежала под капельницами несколько недель. Я снова не ела и не пила — все питательные вещества поступали в мою кровь напрямую через катетер в руке, не спала — меня кололи успокоительными.
Я лежала в одиночной палате и не знала, как сумею собрать свою жизнь в цельную картинку в ближайшее время. И смогу ли вообще. Но шло время, и я выжила. Психолог приходил ко мне трижды в неделю. Володя приходил ко мне каждый день. Арсений навещал меня раз в два-три дня. Тамара Фёдоровна забегала чуть ли не каждый час. Только эти люди знали правду и не давили на меня.
В середине апреля я смогла впервые выйти на улицу. Мои ноги не слушались, отёкшие от капельниц. Володя обхватил мои плечи и вёл по дорожке сквера на территории клиники.
— Хочу домой, — прошептала я. — Сил нет больше здесь находиться.
— Тебя выпишут, как только ты начнёшь есть, — усмехнулся он.
— Первым делом закажу себе миллион роллов и мороженое из баскин-роббинс! — Я мечтательно закатила глаза. — И вок! Непременно, несколько порций.
— Мне нравится твой настрой, — похвалил он. — Если хочешь, я свожу тебя на свидание.
Он сразу заметил, как вытянулось моё лицо и поспешил оправдаться.
— Машка, обычный дружеский обед — тоже свидание. Встреча, если тебе не нравится определение.
— Да, хочу, — поспешила с ответом я. — Хочу сходить с тобой на обед.
Он улыбнулся.
— Тогда скорее начинай есть полезную столовскую еду, и я похлопотаю, чтобы тебя выписали.
Я сдержала обещание, и уже через две недели мы гуляли в центре. Забрели в кафе, потому что я устала, заказали еду и обсуждали новости от Арсения, когда один из посетителей попросил включить спортивный канал.
Я замерла, уставившись в экран. В прямом эфире показывали боксёрский бой. Влад вышел на ринг. У него получилось!
— Хочешь уйти? — Тихо спросил Володя, накрывая мою руку своей.
— Нет, — я покачала головой. — Он… кажется счастливым.
Мы не обсуждали Влада или то, что произошло, ни разу за прошедшие месяцы.
— В какой-то степени. — Кивнул Володя. — Он много тренировался. И он… встречается кое с кем. Время от времени.
Я сжала руки в кулаки, так, что костяшки пальцев побелели.
— Рада за него. Я бы хотела, чтобы он был счастлив.
Наконец нам принесли еду, и, несмотря на пропавший аппетит, я уплетала лапшу за обе щёки, чтобы Володя ничего не заметил.
Влад одержал победу. Первую в этом сезоне, но из многих, что ждали впереди, я была в этом уверена. Потому что он — чемпион.
Вечером в мою дверь позвонили, и я с опаской заглянула в глазок.