Он осторожно перевернул своего брата и попытался нащупать пульс на его шее. Я смотрела на лицо приятеля, боясь перевести взгляд на любимого. Он чертыхнулся и начал набирать номер службы спасения.

— Жив он, Машка, — выдохнул Володя. — Жив!

Жив! Я подползла к нему и дотронулась пальцами до его лица.

— Влад, ты не можешь умереть! — Взвыла я. — Просто не можешь! Не смей бросать меня!


Я продолжала гладить его лицо, пока не приехала скорая, и Володя не оттащил меня.

— Тебе нужно домой. Идём, я отвезу тебя.

— Я не хочу! Я поеду с ним!

— Машка! — Володя встряхнул меня. — Не дури! Поехали! Ты вся в крови. Тебе нужно переодеться. Тебе нужно домой! Мама с ума сходит от беспокойства. Алинка тоже. И Санёк. Ты нужна ему, слышишь?

Я подняла безумный взгляд на друга.

— Да, ты прав. Прости.

— Я заберу тебя, когда всё закончится, обещаю. Его прооперируют, и всё будет хорошо. Слышишь меня?

— Да.

Я должна сконцентрироваться на дыхании, как учил психолог. Иначе я снова потеряю себя. Сделала несколько частых глубоких вдохов и протяжно выдохнула. Несколько раз.

— А как же полиция? — Спросила у Володи.

— Отец будет с минуты на минуту. Поехали. Всё потом.

— Хорошо.

Я позволила Володе вывести меня из душного помещения, подальше от приторного запаха густеющей крови. Подальше от трупа мужчины, который истязал меня больше года.

Дома я не находила себе места, слоняясь по комнатам.

— Маша, не мельтеши, — шикнула мама.

— Не могу, — я покачала головой. — Почему так долго нет новостей?

Володя не сказал мне, в какую больницу повезут Влада. Он не брал трубку на мои звонки. И его отец. Никто не хотел со мной говорить.

— Верь, что всё обойдётся, — мама подошла ко мне и крепко обняла. — Ты должна успокоиться, иначе я не уложу его.

Я посмотрела на сына, лежащего в шезлонге, и вздохнула. Он нуждался во мне, а я гонялась за истязателем. Хороша мамаша!

— Мам, отдыхай, я сама.

— Ты уверена? — С сомнением спросила мама.

— Конечно. — Я покачала головой. — Всё хорошо.

Взяла ребёнка на руки и приложила к груди. За всеми этими расследованиями чудом было то, что молоко не перегорело. Я улыбнулась, глядя на сынишку. Он родился таким, как я мечтала — точной копией Влада. Он сморщил носик, выпуская изо рта грудь, и чихнул.

— Будь здоров, мой маленький, — проворковала я, покрывая его поцелуями. — Мамочка тебя очень любит, малыш. Прости, что оставила тебя. Теперь мама всегда будет рядом.

Он закряхтел, пытаясь нащупать сосок. Я села в кресло и помогла малышу. Баюкая сына, я молилась, чтобы его отец выкарабкался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Володя позвонил под утро.

— Состояние тяжёлое, но стабильное, — сказал он, и я расплакалась от облегчения.

— Я могу приехать?

— Да, тебя пустят ненадолго. Я заеду в девять.

Я еле вытерпела и в назначенное время уже стояла на террасе с автокреслом в руках.

— Машка, — Володя покачал головой. — Можно без Санька было? Сегодня хотя бы.

— Я обещала сыну, что больше не оставлю его. — Улыбнулась я. — Всё закончилось, Володя. А Санёчку нужна мамочка. И папочка. Он ещё об этом не знает, но нужен ведь.

— Маш, ты сумасшедшая, если думаешь, что тебя пропустят в реанимацию с младенцем. — Он покачал головой.

Но меня пропустили. Точнее, мне пришлось пойти на небольшую хитрость и спрятать сына в слинге под кофтой, но в палату к Владу я вошла с ребёнком.

Всё повторялось. Снова провода и капельницы. Снова размеренный писк приборов. Снова Влад на больничной койке. Изменилось одно — теперь я не умоляла его вернуться к жизни. Теперь я твёрдо была убеждена, что это — лишь вопрос времени.

Я приезжала каждый день и рассказывала о ребёнке. О том, как сложно мне далось сохранить беременность после покушения Вакуленко. О том, как я боялась принимать пищу, считая её отравленной. О том, как долгие месяцы жила в больнице на поддерживающих капельницах. О том, как боялась всего на свете. О том, как наш сын появился на свет — 25 июля в 4.30 утра. О том, что я назвала его Александром — в честь отца Влада. О том, как сильно сынок похож на своего папу. О том, как сильно я люблю его, Сашку, и самого Влада. О том, как мне жаль, что я совершила столько ошибок и позволила Вакуленко играть с нашими жизнями.

Я болтала без умолку под монотонный гул больничных приборов.

И через пять дней Влад открыл глаза.

Обвёл взглядом палату и сфокусировал зрение на моём лице. Я сидела на стуле и кормила сына. Медсёстры уже поняли, что бесполезно меня поучать и закрывали глаза на присутствие младенца.

Я улыбнулась Владу и перевела взгляд на кроху.

— Сынок, — прошептала я. — А вот и наш папочка.

Влад перевёл взгляд на свёрток в моих руках, и у него на глазах выступили слёзы.

Я подошла ближе и показала парню сына. Сашенька уже засыпал, причмокивая молоко. Влад с трудом смог улыбнуться.

— Позже вы познакомитесь, — сказала я Владу, сжимая его пальцы. — Мы уже заждались тебя. Слава Богу, ты вернулся!


ОН


Вначале был звук.

Да.

Всё это было уже таким знакомым.

Звук лился и лился. И вскоре я различил её голос. Порадовался, что она не плачет. Значит, всё не так уж и плохо. Значит, можно смело открыть глаза.

Она сидела далеко. Не так уж далеко, в принципе. Но не рядом с моей кроватью.

Я нашёл её взглядом и внимательно всмотрелся в её лицо. Хорошо, что она не пострадала. Я боялся, что не справился. Я боялся за неё.

Машка улыбнулась мне и опустила взгляд вниз.

— Сынок, — еле слышно сказала Машка. — А вот и наш папочка.

Я удивился и тоже опустил взгляд. Увидел, что она держит в руках малыша, и не смог сдержать слёз. О таком я и мечтать не смел. Даже и не подумал бы..!

Маша медленно встала и подошла к моей койке. Развернула малыша ко мне лицом, и я увидел своего ребёнка. Нашего сына. Эмоции захлестнули меня. Дыхание сбилось, а сердце ускорило ритм.

Он… такой крохотный. И так похож на меня! Круглые щёчки, пухлые губки, обхватывающие её грудь. Он жадно сосал молоко и звонко причмокивал. Глазки сонно закрывались. Это просто чудо! Моё маленькое чудо!

Я хотел улыбнуться, но вышло с огромным трудом.

— Позже вы познакомитесь, — сказала Машка и сжала мои пальцы. — Мы уже заждались тебя. Слава Богу, ты вернулся!

Она собиралась отойти, но я поймал её руку. Я не хотел отпускать их от себя. Мне казалось, что это нереально. Но тут малыш выпустил грудь и горько заплакал.

Машка потянула свою руку из моей хватки, и я моментально разжал пальцы. Она перехватила малыша обеими руками и начала раскачиваться из стороны в сторону. И он начал затихать. А я смотрел на белую каплю молока, повисшую на её соске.

Она ловко подсунула сыну грудь и уложила спать. А потом наконец обратила внимание на меня.

— Скоро нам нужно будет уйти, но мы вернёмся завтра, — улыбнулась она. — Мне не разрешают сидеть здесь с ребёнком больше трёх часов.

Она закатила глаза, и я снова улыбнулся. Она аккуратно присела на краешек койки и повернула ко мне сына.

— Его зовут Саша, — шепнула она. — Как твоего родного отца.

Сквозь тяжесть и боль в мышцах я поднял руку и положил ему на животик. Машка улыбнулась.

— Тебе придётся потерпеть, Влад, — она покачала головой. — Наберись сил, и я выложу его тебе на грудь.

Я хотел этого прямо сейчас, но понимал, что Машка не позволит. Побоится причинить мне боль.

Я чувствовал слабость и онемение в каждой клетке тела. Но у меня теперь появилась мотивация. Я понемногу начинал шевелиться: двигал руками и ногами, изнывая от боли в брюшной полости. Врач ругал меня, но я лишь ухмылялся.

— Машка, давай мне Сашку, — хрипло прошептал я спустя неделю. — Не могу больше ждать.

Она приподняла спинку койки и велела сложить руки повыше от ранения. Я подчинился, и она впервые дала мне сына.

— Тяжёленький, — удивился я.

Она усмехнулась.

— Так с груди не слазит. Ест как не в себя. И я даже знаю в кого это у Саши.