Как нелогичен, несправедлив и жесток этот мир! Особенно, если вернуть потерянное тебе не удается…

На работе Максим был извергом, это заметила и секретарша, и Петя, и партнеры. Он не срывал ни на ком свою злость, он был сдержан, хладнокровен, жестко апатичен и цинично меркантилен. Цеплялся к каждой мелочи, на все обращал внимание, держался открыто отстраненно и рассудочно, поражая хлестким спокойствием и пустотой взгляда.

— Ты будто робот, — сказал ему как-то Петя. — С тех пор как Лена ушла…

— Хочешь уволиться? — сухо перебил его Максим. — Заявление мне на стол. Буду отчислять тебе дивиденды каждый месяц, так что в накладе не останешься.

— Ты что? — уставился на него друг. — Совсем свихнулся?

— А на что похоже? — пронзил его тот ледяным взглядом.

— Тебе честно? — грубо спрашивает Петр. — Или приукрасить?

— Как есть.

— Я искренне хочу, чтобы Лена нашлась, — помолчав, сказал мужчина.

— Потому что не хочешь дивиденды каждый месяц? — иронично поинтересовался Максим.

— Потому что хочу, чтобы ледяная глыба, которая сейчас сидит в кресле, вернула мне друга!

Но ледяная глыба друга ему не вернула. Ледяная глыба не могла изменить реальное положение вещей. А оно было таковым, что только лед и сталь голоса, взгляда, действия его и спасала. Иначе он бы давно умер.

Он уже почти не надеялся на то, что что-то может измениться, а потом… потом Лена позвонила сама.

Он сидел в своем кабинете, изучая принесенные Мариной документы, он уже замотал бедную девушку, и, когда зазвонил мобильный телефон, привычно, не глядя на дисплей, нажал «Принять вызов».

Ему не ответили сразу. Будто издевались. А у него уже давно было не то настроение, чтобы шутить.

И тогда… ему ответили ее голосом.

Он подумал, что ослышался. Нет, не может быть… Ему кажется. Он, наверное, все же сошел с ума.

Но, отрицая любые возможности того, что ее голос ему кажется, он слышит подтверждение этого.

И ему кажется, что мир мгновенно из черно-белого превратился в разноцветный, вспыхнув миллионами различных красок и цветов. В глазах появились косые полосы, а в ушах — шум из жужжащих звуков.

Он молчит. Долго. Не зная, что сказать. Чувствуя, что с языка не рвутся слова, те самые слова, которые он мечтал ей сказать. Извиниться, умолять, просить прощения, обещать… Сейчас, вместо них — тишина.

А потом его вдруг прорывает. Он пытается сказать хоть-то.

— Лена?! — почти кричит, срывается на крик против воли, хотя и обещал себе, что будет сдержаннее с ней. Он учился этому, черт побери! — Лена… это ты?… — пытается совладать с голосом он. — Ты?…

А она дышит в трубку, тоже, будто не может произнести ни слова. Как ему приятно слышать ее дыхание.

— Да, это я.

И его сердце начинает биться где-то в горле. Ладони, вспотев, начинают болеть. Он вскакивает с кресла.

Так много нужно сказать, но из горла вырывается лишь учащенное дыхание и шипящий хрип.

— Где ты?… — выдыхает он, а потом признается. — Я искал тебя… Как ты? Что с тобой?!

Он желает получить ответы на свои вопросы, но Лена сдержанно молчит. И он понимает: не имеет он права требовать от нее. Не заслужил, потерял это право, которого когда-то был удостоен. Уже не для него.

Она продолжает молчать, и только что-то шипит в телефоне, и он боится, что связь оборвется. Но тоже молчит, опасаясь давить на нее, отпугнуть. Хотя рвется, бьется изнутри его боль, просьба, мольба!..

А Лена, тяжело вздохнув, отвечает:

— Со мной все хорошо, — ему кажется, что это звучит очень сдержанно и отстраненно. Изменилась…

Эти слова давят ему на нервы, режут вены, пуская кровь, а в горле вместо тысячи заветных слов — вновь лишь застывший на губах стон и сиплый хрип.

Ему кажется, он умирает в это самое мгновение. А Лена продолжает…

— Максим, — как-то иначе звучит теперь его имя в ее устах. Или ему кажется? — Я подумала, что должна сказать тебе… — молчит, а ему кажется, что мир сейчас расколется надвое, и один из осколков убьет его, распоров грудь. И убивает, почти… — Я беременна.

Эти слова оглушают. В прямом смысле. Он больше ничего не слышит.

Она, кажется, говорит что-то еще? Или ему кажется, что говорит? Может, он все это себе придумал?

А мир продолжает кружиться вокруг него под безумные, нарастающие с каждый минутой звуки вальса.

— Что?… — хрипит его голос, такой чужой и неизвестный.

Она клеймит его словами вновь и вновь.

— У меня… то есть, у нас, — тут же поправляется она, и он дрожит, — будет ребенок.

Он замечает ее оговорку, только ее и замечает среди других сказанных ею слов. И это возрождает в его сердце надежду. Она еще не выбросила его из своей жизни! Она сказала «у нас»… И он чувствует, как что-то большое, сильное накрывает его с головой. Наверное, счастье, окрыленное, наивысшее… А потом…

Беременна. Она беременна. Лена беременна. Ему приходится не один раз повторить это про себя, чтобы осознать смысл того, что это означает. У нее будет ребенок. Ребенок от него.

И он начинает понимать, что такое ступор из слов. И совсем не то ему нужно было бы сказать, но…

— Как мне… найти тебя? — спросил он, чувствуя, что голос дрожит, но ничего не в силах с этим поделать.

Она молчит чуть больше, чем он рассчитывал, а потом ударяет его словами.

— Не нужно меня искать, я не вернусь, — запнувшись, заявила: — Я просто подумала, что должна…

И что-то в нем не выдерживает. Он гневается, он злится, он в бешенстве. Маска холодной сдержанности падает, и он выходит из себя.

— Сообщить мне эту новость и вновь исчезнуть?! — взорвался он. И тут же пожалел о вспышке, а Лена замерла. — Прости… — выдавил он тихо. — Прости, что сорвался… Я просто… возмущен твоим решением!..

— А я, — тихо проговорила она, но голос ее звучит настолько твердо, что отдается в его ушах гонгом, — я возмущена твоим!

И он понимает, что ему нечего ей возразить. Она ударила по больному, как бил он все эти годы.

Так вот какая она, эта боль, что съедает тебя изнутри, когда любимый человек режет тебя словами!?

— Мне нужно идти, — проговорила она вдруг, и он даже не успевает возмутиться — как, уже, так быстро?! — Я телефон одолжила, чтобы тебе позвонить… Я подумала, что ты должен знать. Ведь это и твой ребенок…

— Прости меня! — вырывается гортанный всхлип из глубин его души.

— Не ищи меня, — сказала она вместо ответа. — Я не могу сейчас… — запнулась, помолчала. — Не сейчас!

— Лена, — пробормотал он, чувствуя, что нить, что связала их, вот-вот разорвется. И не желая ее обрывать.

— Прощай, Максим, — произносит она решительно.

— Лена! — звал он ее, а она не могла заставить себя повесить трубку. — Лена, пожалуйста!.. Да что же это?! Не уходи вновь, не исчезай!.. Скажи, где ты! Я приеду за тобой. У нас все теперь будет иначе…

— Не будет, — тихо, но уверенно проговорила она. — Прощай…

— Нет! — выкрикнул он. — Нет, Лена!.. Лена, пожалуйста!..

Но она уже отключилась. Не услышав, не дослушав, устав слушать его.

Он стал отчаянно нажимать на кнопки, выискивая нужный номер. Перезвонил.

— Лена!..

Но на том конце — чужой, посторонний, не свой и не родной женский голос.

— Вы ошиблись номером, — и резкий сбой сигнала.

Он пробует еще раз, и еще, и еще, и еще… До тех пор, пока монотонный голос в телефоне не сообщает ему о том, что абонент выключен или находится вне зоны действия сети. Связь окончательно прерывается.

Он падает, в прямом смысле, падает в кресло, схватившись за волосы и потянув те на себя. Не больно. Ничего уже не больно, после того, что он испытал сейчас. Она была так близко, но вместе с тем так далеко.

Своя чужая женщина…

Он не верил, что услышал ее голос. Снова, казалось, через столетия, услышал, как он звучит. Когда-то ему казалось, что просто услышать ее голос, ему будет достаточно? Нет. Недостаточно. Ему нужно больше, гораздо больше! Видеть, слышать, ощущать ее. Знать, что она принадлежит ему… Нет. Так неправильно! По-прежнему знать, что она любит его. И этого, казалось, ему будет достаточно, чтобы быть счастливым.