Это — само чувство, вся суть того, что есть в мире. Восторг, трепет, радость, щедрость, — сияющее, безграничное счастье. Единения не только тел, но и душ. Бесконечный полет в саму вечность.
И в такие моменты понимаешь, как порой не важны все эти мелочи жизни, которые когда-то казались наиважнейшими. Все это лишь мусор, мишура, ложь. А главный приз?… Ты получил его. Он у тебя в руках, ты держишь его на ладони. Только не отпускай, не дай ему уйти! Потому что если он впорхнет бабочкой и улетит, то больше не вернется. Держи его, сожми в руке, и он останется с тобой навсегда…
Они купили новые шторы, зеленые, как и хотела Лена. И диван — оранжевый, как хотел Максим. Совершенно не вписавшиеся в обстановку, никак друг с другом не сочетающиеся, но… отчего-то любимые и бесценные. Их совместное детище, как кошка или собака. Дорогое, сокровенное, важное. Общее. Они сделали это вместе, не в одиночку, как когда-то, в той, другой жизни, — здесь они были одним целым. Они были цельными и сильными, справившимися со всем и вставшими с колен после потрясений и бед.
Конечно, они не сразу пришли к этому. Жить вместе под одной крышей сейчас было непривычно, ново, даже немного страшно. Поначалу. Будто привыкаешь, осматриваешься, оцениваешь обстановку, детали, людей, которые находятся рядом. Заново узнаешь его — самого важного и дорогого для тебя человека. Да, ты его знаешь, и все же — он другой. И это перемена не столько поражает и удивляет, сколько побеждает к открытию, притягивает, привлекает, вызывает глубочайший интерес. Тревожит, волнует, влечет.
И такой свой незнакомец становится частью твоей жизни. Оказывается, он всегда был этой частью…
Они были несмелыми, даже немного неловкими, но прощали это друг другу. Вначале, казалось, даже смущались, когда, просыпаясь, обнаруживали друг друга в одной постели. Не странно ли?… Но в этом и была суть, в этом было всё. Они узнавали друг друга так, словно никогда и не были знакомы, словно два человека, случайно столкнувшиеся в этом мире, решившие во что бы то ни стало бороться за свою любовь.
Не сразу, легкой поступью, короткими шажками, мерно и неспешно они двигались к намеченной цели…
Не это ли называется вторым шансом? Тем самым, что позволяет начать жить сначала, действительно, с чистого листа, перевернув исписанную растекшимися чернилами страницу?! Не в этом ли видна рука судьбы, решившей дать им этот шанс — переиграть жизнь, одну возможность прожить ее сначала. С самого начала. Снова влюбиться друг в друга. Снова встречаться в кафе и гулять по улицам города, сетуя на внезапно начавшийся теплый дождь и скрываться под зонтом. Снова улыбаться, глядя на игравшее в лужах солнце, смеяться над шуткой, услышанной или произнесенной. Просто жить. Заново жить и растворяться в этом новом, знакомом, но таком… другом любимом человеке! Не это ли чудо? Не это ли благодать? Не это ли благословение небес? Высшая данность, дар за годы пустоты и одиночества, тьмы и туманности?…
А теперь… ты просыпаешься утром и видишь ее рядом с собой. Она еще спит, прижавшись к тебе еще ночью, будто ища поддержки, заботы, внимания, неосознанно потянувшись к тебе. И это вызывает на лице не просто улыбку, но, кажется, улыбается даже душа, осветленная, освещенная, пронизанная внутренним светом твоей сущности. И ты смотришь на нее, твою родную, любимую женщину, и замираешь. Кажется, на мгновение даже дышать перестаешь, так сильно бьется сердце в груди, его биение будто срывается с губ. А она улыбается во сне. Поджав под себя ладошку, улыбается для тебя. И все внутри расцветает. Ты тоже улыбаешься, просто потому что на сердце легко. А ты уже и забыл, что значит ощущать эту легкость.
И когда Лена, будто почувствовав твое пробуждение, поморщившись, открывает глаза и сонно смотрит на тебя… все внутри переворачивается.
— Привет, — шепчут ее губы и несмело раздвигаются в приветливой улыбке вновь.
— Привет, — наклонившись к ней, не сдерживаешься и мягко касаешься большим пальцем нижней губы. Легко целуешь ее в губы, шепчешь в приоткрытый рот: — С добрым утром…
И она, сначала удивленно распахнув глаза, вдруг расслабляется, принимает ласку и тепло.
— С добрым утром, — шепчет она в ответ и возвращает тебе невесомый поцелуй в уголок губ.
И эта нежность окрыляет. Она, по истине, великолепна. Как-то ново, непривычно, незнакомо, но так… чувственно, любовно, душевно. Ради этого можно перевернуть весь мир!.. И мир ради этого тоже может для тебя перевернуться…
Казавшийся пустым и холодным, дом превращается в наполненный любовью, заботой и светом приют для заблудшей души. Где его ждала она, такая родная, такая своя, такая нужная, необходимая, важная. Вся его жизнь! И он стремится теперь в эту крепость, в свой преображенный дом, в круг семейного очага и уюта. Он уже не ночует на работе, не колесит по ночному городу в попытке убежать от себя, в бесплодной попытке найти что-то, давно потерянное и забытое. Он это уже нашел. Она ждет его дома, скучает и любит.
Нетерпеливо сидит в офисе, думая о ней, смотрит на фотографию в рамке, улыбаясь, и не выдерживает, набирает ее номер. Эх, может, не стоит?… Опять он словно навязывается, давит на нее, выпытывает. Может, она занята, а, может, вовсе не хочет с ним разговаривать?… Но нет, когда она отвечает, в ее голосе, таком родном, таком мягком и немного хриплом, звучит лишь радость. И он чувствует ее улыбку сердцем.
— Привет, — начинает она первой. И он чувствует, он ощущает. Она с ним, она рядом.
— Привет, — отвечает он ей и, сам того не замечая, тоже начинает улыбаться, откидываясь в кресло.
— Я тоже хотела тебе позвонить, — признается Лена, будто сознаваясь в чем-то интимном.
— Правда? — он почему-то рад этому факту, как ребенок бывает рад долгожданному подарку.
— Я хочу купить новый палас. Помнишь, тот, который мы видели в прошлый вторник?
— Это тот, в клеточку? — удивляется Максим, просто наслаждаясь звуком ее голоса. И плевал он на палас.
— Нет, — смеется она, — он ромбами. Коричневый, в синие ромбы, а не в клетку.
И ему плевать уже, клетка там или ромбы, какая разница, когда она не просто улыбается, но смеется?!
Мир за окном сияет с полной силой, ослепляя его своим сиянием. А Максим ощущает себя счастливым, слушая ее звонкий голосок.
Неудивительно, что после полугода общения по телефону, свое настоящее общение рядом друг с другом они начали именно с телефонных разговоров. И они не казались утомительными, мучительными, вязкими или душными, какими были в той, другой жизни, они не были отрывочно короткими и глухо монотонными. Сейчас в них было все — чувства, эмоции, страсть, накал, трепет, восторг, нежность, любовь!.. Все, что они не додали друг другу в прежней жизни, они воплощали в этих беседах. А, непосредственно находясь рядом, они сначала еще стеснялись показывать истинные чувства, робко, несмело, шаг за шагом подходя и к этому откровению, к этому открытию, к этой незримой зыбкой черте, которую они должны были перешагнуть. Вдвоем.
Порой ему казалось, что он не сможет сказать ей то, что чувствует, то, что испытывает по отношению к ней, просто не найдет слов, будет смущаться, лепетать, как подросток, но он старался. И у него получалось.
Да, было сложно, даже тяжело в первые дни, но потом… он стал внимательнее, откровеннее, смелее. Он смотрел на нее и мог произнести нежность или ласково коснуться ее выбившихся из косички волос. Ему нравилось наблюдать за ней. Он, наверное, стал влюбляться в нее вновь. Любить ее еще сильнее. Но иначе. Ему доставляло удовольствие просто ее присутствие рядом с ним. Пусть даже не видеть ее, не слышать, но знать, что она рядом — в другой комнате, прилегла отдохнуть, читает книгу, смотрит телевизор. Но с ним. Чувствовать ее, ощущать каждой клеточкой трепет, благородную дрожь души. Это все, что ему было надо.
Лена тоже вначале смущалась показывать свои чувства, как и Максим, она действовала неуверенно, но решительно, постепенно, но настойчиво, маленькими шажками приближаясь к черту, за которой он стал бы ей по истине родным. Он чувствовал исходившую от нее теплоту, силу, живость, желание стать к нему еще ближе, чем она уже была. И она робко и несмело раскрывалась перед ним.
Однажды она, решившись, встретила его с работы, разрывая тем самым нить отчуждения, что могла бы вновь между ними повиснуть. Он вышел из здания, решительно направившись в сторону стоянки, а она — идет навстречу, улыбается, светится, горят огнем ее глаза цвета топленого шоколада. А он… он изумлен, он ошарашен. Он не ожидал, но все внутри него встрепенулось, вспорхнуло, взметнулось ввысь, воспарило к небесам. Застыл, врос в землю и едва не рухнул, как подкошенный, на сухой асфальт.