— Почему ты запретил ей приехать к нам погостить? — напрямую спросил отец
Макс засунул руки в карманы брюк. Вот так и знал ведь, что припомнит он ему это!
— Она нужна мне в городе, — он сделал несколько шагов в сторону, словно стараясь найти уголок, где можно было бы спрятаться от этого пугающего чувства страха оттого, что отец обо всем догадается. — У нас благотворительный вечер в следующую субботу!
— Тогда после этого твоего вечера! — упорствовал отец, не желая отступать. — После у тебя никаких вечеров нет в планах?
Руки Макса сжались в кулаки, а на скулах заходили желваки.
Какого черта отец вообще затеял этот разговор?! Неужели неясно, что он никуда не отпустит Лену без себя?! Что тут непонятного?! Не хочет он этого! А вот почему не хочет… Это уже другой вопрос.
И Макс помрачнел от мыслей, захвативших его в водоворот.
— Скажи лучше прямо, что не хочешь отпускать ее от себя и на шаг! — воскликнул вдруг отец.
Максим мгновенно устремил взгляд на отца. Глаза сузились, в уголках губ появились морщинки. Он сильнее сжал руки в кулаки.
Нет, это не так! Кричало что-то внутри него! Рвалось наружу, выплескиваясь из него потоком бранной ругани и неконтролируемой злости. Не так!
Хотелось доказать не только отцу, но и всему миру… Что?! Что доказать, черт возьми?!
— Я могу! — сквозь зубы выдавил Макс.
Колесников-старший уставился на него.
— Можешь, — согласился Александр Игоревич. — Но не хочешь!
Макс буквально взревел. Ярость загорелась внутри огненным пламенем, раскаляя дотла всего его. Синие глаза превратились в черные точечки, брови сошлись на переносице. Он тяжело задышал. Из горла не сорвалось ни слова.
Сейчас ему больше всего на свете захотелось разнести все в пух и прах! Руки так и чесались съездить кому-нибудь по физиономии. А рядом, как назло, только отец, провоцирующий его своим прямым взглядом в упор и выражением чертового понимания всего, что с ним творится, на лице!
Макс заметался по кабинету, как тигр в клетке, удерживая руки в карманах брюк, чтобы ненароком не разбить что-нибудь. Не глядя на отца, не желая что-либо отвечать ему. Правду или ложь… Неважно!
Он просто не желал об этом говорить, вот и все!
Только бы сдержаться! Только бы сдержаться!
— Я жалею, что заставил тебя это сделать, — проговорил вдруг отец с тяжелым вздохом.
Макс резко остановился и, тяжело дыша, пропыхтел:
— Что сделать?
— Заставил тебя жениться.
Макс поджал губы и, как ни странно, стал остывать.
Девять лет назад, он бы подтвердил слова отца. Сказал бы, что да, зря!! Что он испоганил всю его жизнь, послал к чертовой матери все его мечты и надежды, отнял у него право выбора, заставил его подчиниться обстоятельствам. Дважды!
Но сейчас… Сейчас это уже…
— Теперь это уже неважно, — проговорил Максим, поворачиваясь к отцу спиной. Чтобы тот не увидел странного блеска в глазах, полыхнувшим синим пламенем?
— Ты делаешь ей больно, — тихо проговорил Колесников-старший и посмотрел на сына.
О ком говорит отец, можно было и не угадывать.
Макс поморщился.
— Нет.
Александр Игоревич двинулся на него.
— Да что я говорю, — проговорил он, сведя брови. — Ты сам себе больно делаешь!!
Макс молча смотрел на него, сжав зубы. Слова отца, словно ножи впивались в сердце. Вновь бередили те раны, которые, он думал, уже залечило время. Неужели девяти лет оказалось недостаточно?!
Макс раздраженно повернулся к нему спиной, сдерживая себя, чтобы не закричать.
Не собирается он слушать эту чушь! Отец ничего не понимает! Никогда не понимал! И сейчас не должен… не имеет права просто…
Александр Игоревич приподнял подборок и заявил:
— Ты просто не хочешь признавать очевидного!
Максим резко повернулся к нему, пронзил его глазами.
— И что же ты понимаешь под очевидным?!
Они так и стояли, глядя друг на друга, испепеляя друг друга этими взглядами, возможно, но, не отводя их. Два упрямца, два привыкших подавлять мужчины, два меча, скрестившихся в бою.
Александр Игоревич тяжело вздохнул и сказал:
— Ты уже не сможешь ее отпустить, — не отводя взгляда от глаз сына. — И это ненормально, Макс.
Максим поджал губы, стиснул зубы. Не сдержался, чертыхнулся в голос, громко и грубо.
Грудь сковало злостью. На отца, на самого себя. От бессилия. От осознания правоты отца во всем.
Макс наклонился вперед, словно нависая над отцом неприступной скалой, с диким желанием в груди доказать ему СВОЮ правоту!
— Я смогу! — сказал, словно выплюнул он, и резко, обернувшись, двинулся к двери. — Смогу, ясно?! — у двери он вдруг остановился, задумчиво посмотрел на отца в упор. — И ты прав, не нужно мне было жениться… Но раз уж я женат… — он не договорил, но эта недосказанность была яснее и понятнее любых слов. И ему самому, и Александру Игоревичу.
Макс наклонил голову и посмотрел в пол.
— Зря ты затеял этот разговор, он ничего не меняет, и ты это понимаешь, — проговорил он, поднимая глаза на отца. — И я смогу обойтись без нее, если захочу! — сказал он твердо, с какой-то слепой уверенностью и затаившейся в голосе злостью и раздражением, и вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Александр Игоревич закрыл глаза и покачал головой.
— Не сможешь… Потому что не захочешь никогда.
3 глава
Не вернуть, не исправить хотя бы на миг
Недопитую грусть позабытых ночей.
В страшной жизни один несмолкаемый крик -
Непонятной любви пересохший ручей!
Макс злился на отца. Очень сильно. Даже больше, чем просто очень сильно. По правде говоря, так он не злился на него с того самого года, девять лет назад, когда тот заставил его жениться на Лене!
И эта его злость также не могла сравниться с той, что он чувствовал тогда! Ни на долю!
Черт! Сейчас было гораздо… хуже! Да, именно хуже. Чертовски плохо! Так плохо, что хотелось пойти и с кем-нибудь подраться! Или напиться до мертвецкого состояния! Чтобы слова отца, точно острые кинжалы, отравленные истиной, не врезались в его плоть, разъедая и уничтожая его. Всего его. Разбивая вдребезги все его принципы и убеждения. Вновь вынуждая его падать ниц перед обстоятельствами!
Еще раз! Он не мог допустить это еще раз!
И он не мог смириться с тем, что отец… был прав.
Боже, как он был прав! Даже тошно становилось!
Макс провел дрожащей рукой по волосам, глубоко вздохнул и закрыл глаза.
Хотелось вообще исчезнуть. Просто раствориться в неизвестности, и все! Никаких правил, никаких требований, никакого подчинения обстоятельствам, никакой боли…
Макс распахнул глаза и сделал пару шагов в сторону, застыл, засунув руки в карманы.
Черт, отец заявил, что он причиняет Лене боль! Боль!
Макс стиснул зубы.
Да что он вообще понимает в том, что такое боль?! Какого хрена он в этом смыслит?!
Она ЕГО разъедает каждый день! Каждый гребаный день, когда он сидит в своем кабинете и, как придурок, смотрит на телефон, ожидая часа, когда уже можно будет позвонить жене и узнать, где она! Спросить, как у нее дела. Просто для того, чтобы узнать, что с ней все в порядке. Чтобы голос ее услышать!
Макс чертыхнулся сквозь стиснутые зубы. А затем втянул в себя воздух и поднял глаза в полуночное небо. Тяжело выдохнул, выпуская изо рта белесый парок. Нахмурился, поджал губы.
Отец был прав! И в этом тоже, черт побери! Прав просто… утопически.
Макс качнул головой, словно отгоняя от себя подобные мысли. Но они уже разъели его кислотой. И то и дело упрямо твердили, как твердил отец. Одно и то же, сводя его с ума, вынуждая поддаваться безумию, на которое он не собирался себя обрекать, подводя к бездне и вынуждая делать последний шаг в пропасть.
И от этого ему уже никуда не деться. Не избавиться.
Он уже зависел от жены. Почти как наркоман. Только тому нужна была доза героина, а ему просто позвонить Лене и узнать, как она проводит день. Чем занимается, и пусть он прекрасно об этом знал. Знать, что она думает, что говорит… Видеть шоколадно-карие глаза и слышать тихий голос.