— Кофе. С коньяком.
Александра никогда не пила так рано. Но чашка кофе сейчас была необходима. Пусть даже с коньяком. Иначе не выдержать.
Женщина с незаметной внешностью принесла и поставила на инкрустированный столик перед Александрой поднос — огненная турка с кофе, чашки, пузатые бокалы, какие-то тартинки и пирожные. Александра даже не успела сообразить, когда Краснов приказал доставить все эти роскошества в кабинет. Или прислуга нынче читает мысли на расстоянии?
Хозяин встал, достал из бара бутылку коньяку.
— Кажется, неплохой, — заявил он после неестественно пристального изучения этикетки.
— Наверное, самый лучший. — Александре удалось вложить в это замечание весь скупо отпущенный природой сарказм. Но Краснов этого не заметил. Вполне убедительно не заметил. Близкие знали эту его манеру — пропускать мимо себя все то, что не может причинить реального вреда. Он словно загораживался невидимым щитом, становился совершенно непроницаем. Впрочем, сарказм тут и впрямь неуместен. У Краснова всегда все самое лучшее. «Именно поэтому он на мне и не женился», — припомнила Александра. У него должна быть самая лучшая жена! Но жена у него так и не появилась. И у Александры нет мужа. Краснов стал первым ее мужчиной. И остался единственным.
Кофе был огненно горяч и вкусен. Коньяк придал ему необыкновенный аромат. Александра всегда была чувствительна к запахам и сейчас безошибочно определила, что для Краснова эта рюмка коньяку — не первая на сегодня. Хотя только пробило полдень. Мало того — сквозь сандалово-кожаный аромат его одеколона, сквозь ментоловый холод дыхания, сквозь кофе и коньяк она уловила шлейф вчерашнего алкоголя. Не запах, скорее намек на запах, но просвещенному достаточно.
— Я тебя слушаю, — сказал он, подавая знак всей своей холеной физиономией — приподнялись густые брови, вздрогнул вопросительно уголок рта, внимательно взглянули шарики ртути. — Тебе нужна помощь. Деньги?
— Нет. Разве я когда-нибудь приходила к тебе за деньгами?
— Мне кажется, в этом не было необходимости.
Краснов деликатно указал Александре на ее шесток. В этом и впрямь необходимости не было. Деньгами он обеспечивал свою несостоявшуюся супругу исправно, ежемесячно. Сначала это были доллары в безликих белых конвертах, их привозил немолодой, смахивающий на Челентано мужчина, шофер Краснова. Потом они стали приходить на личный счет Киры. Не слишком много, не слишком мало. Необходимо и достаточно. Так что он прав.
— Что-нибудь с девочкой?
Наконец догадался спросить.
— Да. Кира… Она пропала.
Встал, заходил по кабинету.
— Поясни.
Тут Александре требовалось все самообладание, чтобы не вскочить, не заорать по-базарному, не устроить истерики.
— Она ушла из дома. Это в лучшем случае. В худшем — стала жертвой преступления.
— Ты заявила в милицию?
«Да! А ты как думал! Что я буду сидеть в своем кабинете и жрать коньяк до обеда, а потом приду к тебе на кофе с тем же коньяком?» Но вместо этого Александра произнесла:
— Да. Конечно. Они убеждают меня, что Кира именно ушла из дома. Что она вернется или как-нибудь даст о себе знать. Что никаких… Никаких криминальных трупов у них не появлялось, что маньяков в области не водится. Что нужно просто ждать…
— Может, они и правы, — протянул Краснов, достал из хрустальной коробочки сигарету, предложил гостье.
Александра никогда не курила, по сигарету взяла зачем-то.
— Это очень крепкие, «Житан», — предупредил ее бывший — муж? возлюбленный? Бывший отец ее бывшей дочери?
Такую мысль Александре не следовало допускать в голову. Она разревелась. Слезы ее определенно не украсили. На щеках сразу же появились красные пятна, мгновенно отекли веки и волосы под слоем лака стали безжизненно-тусклыми. К тому же макияж, нанести который Александре стоило трудов и самообладания, погиб. От этого ей стало еще горше.
— Успокойся, дорогая. — Голос Краснова звучал непривычно мягко. На него всегда действовали женские слезы. К тому же он никогда не видел Александру плачущей. Он никогда не видел ее жалкой, униженной, опустошенной. — Успокойся. Вот, возьми платок.
Она не взяла платок — в последнюю секунду подумала, что не хочет оставлять на изысканном английском полотне потеки туши, мазки помады, постыдную слизь. Александра достала из сумочки пачку бумажных салфеток, утерлась. Краснов стоял рядом с ней, пристально смотрел, как она утирается, сморкается, громко прерывисто вздыхает. В его взгляде было сочувствие и что-то еще неуловимое — так автомобилист смотрит на раздавленную им кошку. Дворовую, бродячую, полосатую, никому не нужную и не милую кошку. Живая все же тварь, да.
— Успокойся. Я обещаю — мы ее найдем. Я подниму все свои связи. Ты меня слышишь?
— Да, — ответила Александра, уводя глаза с линии огня его взгляда. — Живая тварь, да. Помоги мне. Помоги нам. До свидания. Сделай что-нибудь. Я знаю, ты можешь. Ты можешь почти все. Ты не мог стать отцом своей дочери. Ты не мог стать моим мужем. Ты не… Но ты можешь ее найти. Я знаю.
Большую часть своего монолога она произносила уже на улице. За рулем автомобиля. Стоя в пробке, потом стоя под светофором. Александра говорила громко, по никто не обращал на нее внимания. Может быть, думали, что она говорит по телефону как у диспетчеров — все на голове, а руки свободны, о да, руки у нее теперь свободны.
Ей не хотелось домой. Дома Галина сидит над картами. В доме пахнет кофе, корвалолом и тревогой — а раньше пахло Кирой, ее любимым миндалем в шоколаде и духами от Сержа Лютена. Но куда податься? На работу? Заехать проинспектировать один из магазинов? Пойти в кино? В кабак? За много лет жизни в Петербурге Александра не завела себе подруг. Она делилась своими тайнами с герберами и доверяла мечты туберозам. Да и какие могли быть у нее мечты и тайны? Будь у нее подруга — она не смогла бы обсудить с ней ни кулинарного рецепта, ни сладких подробностей бразильского сериала, ни распродажи в ближайшем бутике. Приготовлением пищи, добротных и вкусных домашних блюд, занималась Галина, сериалов — ни бразильских, ни русских — Александра не смотрела, а гардероб ее последние десять лет составляли костюмы, покроем изумительно похожие друг на друга. Так что обсудить с гипотетической подругой Александра могла только тонкости своего изящного бизнеса и те странные, туманные полумечты-полувидения, которые нежно одолевали ее в свободные минуты. Но разве об этом говорят вслух? Только шепотом, только с цветами…
Куда подаются женщины, когда им некуда пойти? Когда нет сил думать ни о своей, ни о чужой жизни и хочется, чтобы отпустило. Хоть минуту передышки выпросить бы у этой боли, которая ледяными когтями сжимает горло…
И Александра все же решилась заехать в магазин. Их всего было шесть, по всему городу. Не однодневные закутки с чахлыми розочками и гвоздичками — изящно декорированные, удачно расположенные элитные магазины. И работали там не скучающие куколки, озабоченные пережевыванием приторных резинок, а настоящие специалистки, обученные флористике и дизайну. Не обязательно хорошенькие, но привлекательные и элегантные. Впрочем, какая дуреха не смогла бы привлекательно выглядеть в сочиненной Александрой форменной одежде! Сине-зеленые пышные юбки, кокетливо-строгие мундирчики. В этом салоне уже давно работали две подружки-веселушки, Рита и Оля. Точка располагалась на бойком месте, и не так давно туда приняли еще одну девушку. На нее-то Александре и хотелось взглянуть. Директриса этого отдельно взятого магазина была наделена разветвленной системой родственных связей и то и дело норовила пропихнуть на теплое местечко какую-нибудь племянницу Манечку, неумеху и неряху. Это следовало пресекать.
Но эта девушка была определенно хороша. Под внимательным взглядом хозяйки она быстро и ловко составила букет — на день рождения подруге, как объяснил вошедший в салон одновременно с Александрой спортивный мужчина. Оба остались довольны восхитительно нежным, невинно-провоцирующим букетом. И только когда клиент, оставив в кассе голубенькую бумажку, ушел, девушка обернулась к Александре и спросила:
— Александра Леонидовна, а вы меня не узнали?
Мудрено было ее узнать. Одноклассница и единственная на ее памяти подружка Киры изменилась почти до неузнаваемости. Наташа Ренквист, русская дурнушка с красивой шведской фамилией, несомненно похорошела и стала все-таки походить на героиню скандинавского эпоса.