Наталия Кочелаева - И в горе, и в радости

— Наташенька, здравствуй! Погоди, как ты тут оказалась?

Идиотский вопрос. Но Александре как-то больше ничего в голову не пришло.

— Так у меня же теперь фамилия мужа, — потупилась Наташенька. Ну конечно же к этой новой внешности — без скобок на зубах, прыщей на лице и лишних килограммов на фигуре — обязательно должен полагаться супруг. Вероятно, с соответствующим экстерьером, но без особых доходов. Иначе зачем бы ей работать?

«Мне стоит поговорить с этой девочкой, — решила Александра. — Хотя бы для того, чтобы поговорить с ней о Кире». Они были дружны, пока учились в школе. Смешная толстушка с бесцветными волосами, туго затянутыми в хвостики… Теперь по красоте она может сравниться со своей былой наперсницей. Только Кира — лилия, слишком хрупкая, слишком бледная. А эта — чайная роза в пышных оборках, в волнах сладкого аромата.

— Наташенька, а ты приходи ко мне вечером. Запросто приходи, не стесняйся, хорошо? Тетя Галя будет рада тебя увидеть снова. Посидим, поговорим. Хорошо? Ты еще помнишь, где мы живем?

— Помню, конечно. Я обязательно приду.

Она еще что-то говорила, но Александра ее не слышала. У нее ненадолго помутилось в голове, и пестрая рябь цветов понеслась перед глазами. Внезапно и эти яркие краски, и аромат показались ей невыносимыми. Зачем ей все эти цветы, если нет Киры?

— Вам плохо? — знакомый голос. Ах, вот кто это — следователь в потертых джинсах. Сейчас он, правда, в костюме. — Вам нужно присесть, и воды стакан. Девочки, ну же…

— Не надо, не надо, — пробормотала Александра довольно жалким голосом. — У меня просто закружилась голова. Здесь душно.

В магазине вовсю работал кондиционер, но ее слова приняли на веру. И выпустили — без стакана воды. Кленов, правда, увязался за ней. Поддерживал за локоть, подозревая в намерении рухнуть в обморок.

— Как вы тут оказались? — поинтересовался он у Александры, нахально усаживаясь на переднее сиденье ее автомобиля.

— Это мой магазин, если вы помните. Я заехала проверить, все ли в порядке.

— Надо же, — протянул Кленов. — Вчера, например, вы не произвели на меня впечатления женщины, которая может помыслить о делах. О, изменчивая женская натура!

На это «изменчивой женской натуре» ответить было нечего. Оправдываться? Чего не хватало! И она промолчала.

— Уж не получили ли вы, часом, сведения о том, где находится в данный момент Кира Леонидовна Морозова?

— Нет, — ответила Александра.

— А вот у меня, пожалуй, есть кое-что для вас, — объявил Кленов. Тон у него совсем изменился, изменилось и выражение лица. Теперь он выглядел скорей добрым дядюшкой, наставляющим на путь истинный заблудившееся дитя. — Даже можно сказать, радостная новость. В общем, в этом году ваша дочь поступила в Академию театрального искусства. Хотела быть актрисой, да.

— Кира?!

— Вы удивились, — довольным голосом констатировал Кленов. — Вы ничего об этом не знали?

— Вы могли бы сразу мне сказать: «Вы плохая мать», — ответила Александра. — Да, я ничего об этом не знала. И удивилась, конечно. Поймите меня правильно: я была слишком занята. У меня…

— Бизнес. Конечно, я знаю, — покивал Кленов, черт бы его побрал!

Быть может, он и не хотел Александру обидеть. И не было в его словах послышавшейся ей злой иронии. Дескать, надо же, как мы заняты! Даже недосуг собственным дитем заняться! Дело в том, что у Кленова тоже был сын Вадик. Шестнадцатилетний оболтус при разделе совместно нажитого имущества достался супруге, и с тех пор Евгений Эдуардович видел его нечасто. Надо заметить, сынуля тоже не особенно рвался к папочке, считая его густопсовым неудачником, да еще и больным на голову — кто ж в наше время работает на государство?

Но тут, кажется, пришло и для Александры время отыграться.

— А вот вы что тут делали, товарищ следователь? — поинтересовалась она, постаравшись придать голосу медовую сладость. — Букетик покупали? Или за мной следили? Или, не дай бог, сведения собирали?

— Собирал, — поспешил признаться следователь Кленов. — Представьте себе. И если уж зашла речь о нашем с вами общем деле, не могли бы вы сообщить мне — кто эта девушка, которую вы пригласили только что в гости?

— Разумеется, могла бы. Это одноклассница моей дочери, Наташа. Единственная ее приятельница, насколько я могу судить.

— Насколько вы можете судить, — шутовски поклонился Кленов. — А почему же вы, сударыня, мне не сказали, что одноклассница вашей дочери и ее приятельница работает в вашем магазине? Почему скрыли этот факт, но тайком от меня пригласили эту мадемуазель пошептаться у вас дома, за чаем?

— Я не знала, что она у меня работает, — сжав зубы, пробормотала Александра. — У меня шесть магазинов, подбором персонала занимаются директора магазинов!

— Все ясно, — просветленно покивал Кленов. — Только давайте договоримся: вы изложите мне суть вашего разговора сразу же, как только он закончится.

— Сразу же? А вы что — собираетесь в это время курить на лестнице?

— Зачем же курить? Во-первых, я не курю. Во-вторых, полтораста лет назад шотландец Александр Белл получил патент на первый практически пригодный телефон. Что из этого следует, догадываетесь?

— Хорошо, — вздохнула Александра, как-то вдруг очень устав от этого разговора и от самого Кленова, такого эрудированного, веселого и находчивого. — Хорошо, я позвоню вам. А теперь всего хорошего.

— Вы разве меня не подвезете?

— До метро, — объявила Александра, заводя машину.

Галина напекла пирожков с капустой и с мясом. Пирожки стояли на столе в двух плетенках, накрытых белоснежными салфетками, и источали божественный аромат, от которого у Наташи сводило желудок, истомленный многодневной диетой. Кто их придумал, эти диеты? Кто придумал эти каноны красоты, из-за которых у нее в жизни все так неладно? Если бы она была красавицей, худой и воздушной, как Кирка Морозова, в жизни у нее все пошло бы по-другому, в этом Наташа была уверена. А так — все наперекосяк. Еще в детстве ее жалели бабушка с дедушкой. Бабушка Анна Аркадьевна была врачом, известным не только в Петербурге, но и за пределами страны психиатром, и то и дело изобретала для внучки разнообразные методики питания. Надо было тогда слушаться ее, а не таскать из холодильника толстые куски докторской колбасы! Потом, когда они оба умерли — дед от сердечного приступа, а бабушка через полгода от горя, как заявила ее коллега Мария Николаевна, следить за Наташей стало некому. Она осталась одна в огромной питерской квартире, и можно было есть колбасу сколько влезет! Она так и поступала. Готовить она не любила, да, в сущности, и не умела.

Всю предыдущую жизнь она прожила за бабушкой и дедом, как за каменной стеной. Где-то еще за границей обреталась и мамаша, но от нее только иногда приходили письма и посылки с красивыми вещами, которые в большинстве были Наташе малы или узки. Вероятно, мамочка не принимала во внимание то обстоятельство, что чадо растет и фигурой отнюдь не Твигги. Но потом и эти грустные посылки как-то прекратились. Из подслушанных бесед бабки и деда Наташа узнала, что у матери «проблемы с алкоголем», кажется, еще и проблемы с нынешним мужем. В общем, ей не до ребенка. Так что, оставшись одна, Наташа даже не стала писать матери. Вряд ли она даже узнала о смерти родителей своего первого мужа, а быть может, и сам факт существования дочери изгладился из ее отравленной алкоголем памяти. Впрочем, покинутое дитя на жизнь не жаловалось. После смерти родственников ей досталось неплохое наследство — долларовый счет в банке от бабушки и коллекция картин и скульптур от деда-искусствоведа. Можно было жить в свое удовольствие. Бабушка с дедом жили строго. Ночные клубы и рестораны — для бездельников и шалопаев. Алкоголь и никотин — смертельные яды. Внучка должна пойти по стопам бабушки, благо дорога для нее уже проложена. После института можно выйти замуж, благо жених уже есть. Скромный юноша, тоже сирота, племянник Марии Николаевны. Учится в университете на факультете компьютерных технологий. Жених с невестой дружат с детства. Что интересного в ее жизни должно случиться после свадьбы и окончания института, Наташа понимала смутно. Наука о психах? Кафедра в институте? Бред какой-то. Жених-сирота ей в общем нравился — смирный, из такого веревки вить можно. Хотя, если вдуматься, тоже не фонтан. Длинный и тощий, без намека на мышцы, глаза грязно-серые, на лбу и подбородке — прыщи. Наташа была уверена, что жизнь с ним будет столь же бессмысленна и безрадостна, как зазубривание латинских названий костей черепа, а их в черепе, с вашего позволения, двадцать девять!