Знать бы наверняка, что мать ошибается.
Глава 22
На первый взгляд герцог не был похож ни на ученого, ни на распутника; на нем не лежала книжная пыль и не висли пышногрудые жрицы любви. Но он, несомненно, был самым настоящим аристократом – импозантным и представительным, не в пример ее свекру, нынешнему герцогу Фэрфорду, который всем своим растерянным и кротким видом словно бы говорил: «Ух, как мне повезло!» Нет, этот человек был рожден, чтобы править низшими классами, и он правил ими – решительно и смело – всю свою сознательную жизнь. В этом человеке чувствовалось истинно герцогское величие, при нем стихали все разговоры, и люди, глядя на него, трепетали от страха.
Но только не Джиджи. Хотя ее воспитание преследовало одну-единственную цель – сделать ее герцогиней, она, похоже, унаследовала от своих предков-плебеев демократическую жилку.
– Добрый вечер, ваша светлость.
– Леди Тремейн, вы все-таки решили составить нам компанию. – Судя по тому, как герцог с озорной хитрецой подхватил ее тон, от него явно не укрылась истинная подоплека этого обеда.
Кто ее удивил, так это мать, которой демократия была совершенно чужда. Джиджи ожидала, что она будет млеть от благоговения и ликовать – ведь ей наконец-то удалось всеми правдами и неправдами заманить дочь и герцога в одну комнату. Но миссис Роуленд держалась скорее с мрачной решимостью, будто ехала с миссией в Гренландию и заранее знала, что это суровое испытание обречено на провал.
Не менее загадочным было и обхождение герцога с миссис Роуленд. Люди с его положением в обществе не знали, что такое любезность. С друзьями он, конечно же, держался снисходительно, а на всех остальных смотрел свысока. Однако сейчас он проявлял внимание и такт, чего прежде за ним не водилось.
Камден появился с опозданием; его волосы все еще были немного влажными после морского купания – он вернулся с побережья.
– Познакомьтесь с моим зятем, – на редкость игриво промолвила миссис Роуленд. – Лорд Тремейн, его светлость герцог Перрин.
– Очень приятно, милорд. – Хотя Камден не успел толком привести себя в порядок, он, казалось, лучше всех присутствующих вошел в роль радушного хозяина. – Я имел удовольствие прочесть «Одиннадцать лет до Илиона». Весьма познавательная книга.
Герцог приподнял черную бровь.
– Вот уж не думал, что мои скромные труды продаются в Америке.
– Насчет Америки не знаю. Мой экземпляр мне подарила моя многоуважаемая теща, когда приезжала в Лондон.
Герцог сверкнул моноклем в сторону миссис Роуленд. Если бы не его импозантная наружность и склонность к самоиронии, то сейчас он бы очень походил на карикатуру из «Панча».
Миссис Роуленд несколько раз переступила с ноги на ногу, и у Джиджи глаза на лоб полезли. Пусть мужчины в гостиной не придавали этому ни малейшего значения, но она-то прекрасно знала: ее мать никогда не топталась на месте! Она могла стоять неподвижно, как кариатида, и почти так же долго.
– Мама – тонкий знаток и горячая почитательница творчества великого барда, – пояснила Джиджи. – Мало кто из женщин, да, собственно, и мужчин настолько глубоко разбирается во всем, что связано с Гомером.
Это сообщение в очередной раз повергло герцога в изумление, но не в то, которое испытывает мужчина, узнав, что женщина что-то смыслит в античной литературе. Нет, здесь все было гораздо сложнее.
Внимательно посмотрев на миссис Роуленд, герцог изрек:
– Весьма похвально. Вы непременно должны рассказать, как у вас пробудилась страсть к мудреным предметам моих исследований.
В ответ миссис Роуленд расплылась в улыбке. Камден же взглянул на Джиджи – видимо, не только она заподозрила что-то в высшей степени странное.
Тут Холлие доложил, что обед подан, и миссис Роуленд – с почти явным облегчением – предложила всем пройти в столовую.
Для Виктории в этом удручающем вечере была только одна светлая сторона: герцог не спешил пасть жертвой чар Джиджи.
Пока Джиджи была маленькой, внешний вид дочери попортил Виктории немало крови. Ее дочь упорно не желала превращаться в безупречную красавицу вроде самой Виктории, а вместо этого росла высокой и нескладной, с широкими плечами и вызывающим взглядом, доводившим Викторию до отчаяния. Но несколько лет назад, когда Виктория наконец поняла, что ей больше нет нужды высматривать изъяны в нарядах и прическе дочери, ей открылась поразительная вещь: оказалось, что мужчины засматривались на Джиджи, некоторые – даже разинув рот. На балах и вечерах они не сводили с нее глаз, пока она ходила, говорила, а порой и поглядывала в их сторону, большей частью – равнодушно. И тогда, посмотрев на дочь отстранение, с позиции совершенно незнакомого человека, Виктория с изумлением поняла, насколько притягательной была Джиджи для мужского пола.
Не передать словами, какой животный магнетизм, какую пламенную чувственность, унаследованную явно не от матери, излучала Джиджи. Рядом с ней Виктория чувствовала себя старой; она понимала, что пора ее расцвета миновала и красота померкла на фоне яркости и очарования ее дочери.
Джиджи, как всегда, выглядела потрясающе – алое бархатное платье с глубоким декольте, открывавшим грудь, и изящные руки, сиявшие молочной белизной, словно у нимфы с картины Бугро. Герцог беседовал с Джиджи по всем правилам светского тона, то есть для начала, как полагалось, немного поворчал по поводу погоды. Но в отличие от маркиза, то и дело бросавшего взгляды на супругу и порой забывавшего о еде, герцог все внимание сосредоточил на содержимом своей тарелки, исправно поглощая щавелевый суп, филе из морского языка по-нормандски и утку по-руански.
– Разрешите похвалить вас, миссис Роуленд, за умело выбранного повара. – Герцог поднял глаза от тарелки. – Все не так уж плохо; должен признать. Я ожидал худшего.
Как это ни глупо, но Виктория обрадовалась. С того самого вечера, когда они с герцогом играли на шоколадки и когда она чуть ли не силой затащила его в спальню, где он задал жару ее старым косточкам, Виктория постоянно была как на иголках, так как боялась, что каким-то образом может проговориться при дочери. К сожалению, она совсем не умела врать экспромтом. Без многочасовой, а то и многодневной предварительной подготовки она либо выбалтывала правду, либо обманывала так нескладно, что от ее слов за милю разило откровенным враньем.
А может, она уже проговорилась? Неужели все безумства последних дней были лишь прелюдией к тому, чтобы схватить герцога за лацканы и наконец-то привлечь его внимание? Конечно, он не до конца ей поверил, но совсем не поверить тоже не смог.
– Благодарю вас, милорд, – сказала Виктория. – Хотя не могу в ответ похвалить вас за деликатность.
– Пусть деликатничают другие, миссис Роуленд. – Словно в подтверждение своих слов, герцог пристально посмотрел на Джиджи с Камденом и спросил: – Простите любопытство старого дурака, который сто лет не выходил в свет, но неужели такие дружелюбные отношения для разводящихся супругов нынче в порядке вещей?
– Совершенно верно, – с улыбкой ответил Камден. Он покосился на жену. – Так ведь, дорогая?
– Безусловно, – подтвердила Джиджи. – Мы терпеть не можем сцен, не правда ли, Тремейн?
Герцог пожал плечами и заговорил на менее опасную тему:
– Вы, лорд Тремейн, как я понимаю, превращаете в золото все, к чему прикасаетесь?
– Навряд ли, сэр. Это леди Тремейн у нас гений коммерции. Я лишь пытаюсь угнаться за ней.
Виктория выразительно посмотрела на дочь; она очень надеялась, что та уловила восхищение в словах мужа. Однако тень смущения, промелькнувшая в глазах Джиджи, наводила на мысль, что она услышала нечто совсем иное.
– Я всегда придерживалась другой точки зрения, – возразила Виктория. – Леди Тремейн продолжает успех своих предков, вы же все начинали с нуля.
– Я бы такие сказал, – ответил Камден. – Я вовсе не герой рассказов Хорейшо Элджера,[7] столь милых американскому читателю. Первые свои приобретения я сделал благодаря солидному займу под залог наследства леди Тремейн.
Джиджи поперхнулась вином и закашлялась, прикрыв рот салфеткой. Холлис тут же бросился к ней со свежей салфеткой и бокалом воды. Сделав большой глоток, она поспешно склонилась над своей тарелкой.
Виктории пришлось взять инициативу на себя и задать вопрос, который не решилась задать Джиджи:
– Неужели вы действительно взяли займ под залог ее наследства? Как же вам это удалось?