Мудак гордился, что заделал еще одного наследника на старости лет, а меня без зазрения совести можно было отправлять в утиль.
— Мальчик? — подтвердил я свои мысли.
— Да.
— Тогда держи.
Протянул ему бумагу.
Ему хватило беглого взгляда. Он отшатнулся, как от конверта со спорами с сибирской язвы.
— Что ты… Где ты…
— Это было сложно, — сказал я и подчеркнул голосом: — но я-то ведь твой сын. Так что когда это меня останавливали сложности?
Отец разом постарел. Опустился на застеленную клеенкой постель.
— Неважно, — сказал он, — это все неважно.
— Будешь любить ублюдка, как своего? Похвально.
— Убирайся, Марк! Убирайся отсюда!
Марк сделал свое дело, и Марк может уходить.
Во рту появился отчетливый привкус пепла. Ни радости. Ни эйфории от того, что я нашел того врача, который однажды спас отца от публичного шумного скандала.
Одно время Бестужев-старший часто отдыхал с Лазоревым, будущим кандидатом в президенты. А тот, как известно, предпочитал опытным женщинам несовершеннолетних шлюх. Тогда-то отец и попался. Та девчонка дурой не была и решила урвать свое, и после шумихи с отставкой Лазорева, заявила, что Бестужев-старший ее изнасиловал.
Чтобы задушить этот скандал в зародыше, отец использовал все связи и варианты, просчитав все наперед. Конечно, у него взяли анализы ДНК, а доктор Вайзман набил руку на скандалах подобного типа и заодно сделал еще один тест — на фертильность, — опасаясь, что следующим иском девушка может подать жалобу на то, что вдобавок ко всему она еще и беременна. Это была инициатива доктора, и она, как показывает практика, чаще всего наказуема.
Отцу в его войне хватило и взятки и угроз, после которых девчонка быстро поняла, на кого замахнулась и забрала заявление. А результаты тестов Вайзмана отцу были не интересны.
Чего не скажешь об Илоне.
Не только Илона следила за каждым моим шагом, я делал то же самое.
После того, как она наведалась к доктору, тот исчез из страны. А через некоторое время, чтобы покрыть один скандал другим, Илона заявила в прессе, что беременна.
Никто не подпустил бы меня к ее ребенку или к ней самой. Глупо было даже рассчитывать на тест ДНК в моем случае. Снова и снова я искал Вайзмана, который, судя по черной бухгалтерии, отправился в кругосветное путешествие. Я же трахал шлюх и ждал момент, когда смогу ткнуть отца в собственное же дерьмо.
Этот момент настал.
Он мог бы оспорить результаты анализов, если бы они были сделаны в любое другое время. Знаете, гораздо позже или сильно раньше, чем Илона обрадовала его пополнением. Но тест был сделан примерно тогда, же когда она, как считалось, понесла.
И результат черным по белому указывал, что сперматозоиды моего отца больше не способны к зачатию. А как вы хотите? Возраст. Сидячий образ жизни. И жена-шлюха.
К-к-комбо.
Все они шлюхи, отец. Доверяю тебе возглавить этот клуб, а я с этим дерьмом завязал.
Нажраться после феерии в роддоме было бы самой правильной идеей. Но пора было платить по счетам. Хорошо, что можно было сделать это одновременно и в одном и том же месте.
Поэтому я и поехал в «Пламя». Там я и увидел человека, из-за которого у меня прям руки зачесались, так захотелось врезать ему по физиономии.
Я пересек танцпол и направился прямиком к бару.
Бармен при виде меня побледнел и затрясся.
Я перегнулся через стойку и сгреб его за воротник.
— Серьезно? — прошипел я ему на ухо. — Вовчик, кажется? Ты тут какими судьбами?
— З-з-здрасти, — пролепетал паренек ни жив, ни мертв.
— Простили тебя, значит? — продолжал я. — Этот Воронцов слишком добрый, знаешь? Если бы ты похитил мою женщину, я бы тебя…
— Оставь его, Бестужев.
На плечо легла тяжелая рука.
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — произнес этот правильный человек.
А я был пьян. А еще малость не в себе.
— Давно ты грехи отпускаешь другим? — спросил я Алексея Воронцова, который улыбнулся широкой улыбкой.
Пришлось отпустить Вовчика. Воронцов пожал мне руку.
— Могу и тебе отпустить. Ты какими судьбами, Бестужев?
Потряс указательным пальцем перед его носом и сказал противным сказочным голосом:
— Должо-о-о-ок!
Воронцов нахмурился.
— Идем в кабинет, тут слишком шумно.
Пока мы шли через танцпол, ведущий громыхнул в микрофон, что следующий танец посвящается молодоженам, а мне пришлось сосредоточиться на винтовой лестнице, на которой при меньшей концентрации в моем состоянии можно было бы и шею сломать.
Воронцов захлопнул дверь за мной, сел за стол, кивком указав на стул напротив, и сказал:
— Так что случилось, Марк?
Я не стал ходить вокруг да около. Сунул руку в карман. Положил на стол перед Воронцовым ключ.
Давай, Алексей, тугодумом ты не был, хотя я и был лучшего мнения о тебе до того, как увидел эту «синеву» у барной стойки.
— Нет, серьезно, как ты мог этого Вовчика взять обратно на работу?
Воронцов переводил взгляд с ключа на меня.
— Это что? — спросил он. — И может, ты сядешь?
Я криво улыбнулся.
— Спасибо, но я постою. А это ключ от моего дома на Кипре.
— Подожди, — медленно сказал Воронцов. — Мы спорили на то, что ты женишься до конца года.
— Все верно. И я проиграл.
— Ты женился? — удивился Воронцов.
— Нет.
— Тогда не понимаю.
— Все просто, Леха! — наигранно весело воскликнул я. — Когда мы спорили, меня даже мысль о женитьбе вводила в ступор. А потом… Потом все изменилось. Так что считай, что ты выиграл. Дом на Кипре твой.
— Ты обещал, что познакомишь меня со своей избранницей.
— Не, увы. Никак не выйдет. Она замужем. Я технически, никак не могу на ней жениться, но я… если бы мог… Короче, ключ твой, Воронцов. Ты выиграл.
Он коснулся ключа и отодвинул его от себя.
— Но ты не женился, Бестужев. И до конца годя еще почти три месяца. Сейчас только октябрь. Я не принимаю результаты спора досрочно.
Я покачал головой.
— А мне насрать. Я проиграл, Воронцов. И еще я не вернусь в тот дом на Кипре. Ты ведь понимаешь, о чем я, сам ведь сделал предложение Ольге едва ли не сразу…
— Через неделю после знакомства, — сказал он.
— Ну вот. Я был уверен, что выиграю, но… — аж слова о судьбе под одеждой зачесались. — Документы пришлю позже, как оформлю. Не хочешь, я Олю уговорю, уверен, она будет куда сговорчивей. Вы уже поженились?
— Да.
— Молодцы. Считайте это свадебным подарком. Пойду к этому петушку за стойкой, пусть нальет мне что-нибудь за счет заведения, которое чуть не стало моим.
Воронцов поднялся из-за стола. Ключа он, кстати, так и не коснулся.
— Марк, ты в порядке? Может быть, нужна помощь?
— Все отлично, Воронцов. Выпьешь со мной?
— Я на работе, прости. Хочешь, официант принесет виски сюда? Расскажешь. Тут спокойней.
— Нахер спокойствие. Пойду туда, там весело. Чья-то свадьба. А у меня…
— Стоит только на невест, — эхом ответил Воронцов.
— Во, точно. Спасибо, друг, не дал забыть.
— Марк, стой.
— Не, надо, Воронцов. Все в порядке.
Я толкнул дверь, яркие софиты ослепили, разноцветные пятна заплясали перед глазами. Я принял правильное решение, когда отказался пить в кабинете. Хрен бы я слез с этой лестницы, если бы нажрался. А так буду ближе к земле. И народу.
И невестам.
Ха-ха-ха.
Бесцеремонно расталкивая народ локтями, я вернулся к стойке. Вовчик заметил меня издали, тут же налил виски, добавил льда. Прошептал одними губами: «За счет заведения».
Все-таки вот Воронцов с Олей — люди совсем другого поля ягоды. Я сам никогда и никого я не прощал. Даже за малейшую провинность, я не готов был идти на переговоры. А они? Человек участвовал в похищении его невесты, и он не только остался жив, я уверен, что Воронцов его даже не кастрировал собственными руками.
Хорошо, что я больше никогда не женюсь. Я был бы ужасным мужем. Не прощал бы ничего. Не мог бы договариваться. Не шел бы навстречу. Компромисс это не про меня.
Месть свершилась. Обоюдоострая.
Илона, как Джульетта, умерла сама, оставив мне яду на дне. А я не успел… Погнался за двумя зайцами, а вывел только шлюху на чистую воду. Это я умею, в этом я преуспел. Шлюхи мой конек.