После принятия душа я хватаю бутылку пива и плюхаюсь в большое кресло-качалку на крыльце. Нахожу свой телефон на маленьком столике. Поднимаю его без цели. Пять пропущенных звонков от Скотти и сообщение:
"Джакс готов. Тащи свою задницу в Нью-Йорк".
Ну, на этот раз не готов я. Пишу сообщение в ответ, потому что он не остановится и будет доставать меня.
"Тур начнется лишь через месяц. Так что у нас есть время".
Он отвечает в следующую секунду:
"Ребята хотят вернуться к работе. Они просят меня поставить несколько шоу на более раннее время".
Блядь. Часть меня злится на то, что они не позвонили мне сами. Но я был крайне необщительным. И мы все знаем, что лучший способ заставить наши задницы двигаться - попросить Скотти дать пинок.
Потирая шею, я думаю о том, чего хочу. Либби права, я не могу скрываться вечно. Но я не готов уехать. Пока что нет. Потому отправляю Скотти последнее сообщение:
"Перезвоню тебе через несколько дней".
А затем выключаю телефон.
Сегодня ночью душно, но у меня есть ледяное пиво. Поверх гула цикад слышится бренчание гитары. Акустическая версия песни "Ты одна" группы TheBlackKeys. Должно быть, это новая запись, так как я не слышал ее прежде.
Но затем я осознаю, что это не запись. Кто-то играет в живую. Либби играет на гитаре. Конечно, это Либби - девушка, выросшая среди музыкантов, которая пишет красивейшие песни, скрывая их от других, словно грязный секрет. Конечно, она скрывала от меня и это.
Я хочу рассердиться на нее, но музыка отвлекает меня. Волоски на руках встают дыбом. Она реально хороша. По-настоящему. Ее стиль такой легкий и плавный, не тяжелый и напряженный, как мой. Более фолковый, чем роковый. Но мне он до пиздеца по душе.
Мои пальцы вздрагивают от желания схватить собственную гитару. Впервые за несколько месяцев я хочу играть. К черту всё, мне нужно сыграть, подыграть ей или перенять лидирующую партию. Узнать, на что она способна.
Она плавно переходит на песню "Последний день нашего знакомства" SineadO’Connor. Это старая песня, редко звучащая в общественных местах. Но Рей очень увлекся O’Connor, после того как просмотрел ее видео “Nothing Compares 2 U” в каком-то документальном фильме о роке, и мы делали всё возможное, чтобы заставить его выключить ее песни. Уверен, что он мечтает о девушке с бритой головой.
Воспоминания о Джаксе, бросающем в Рея бутерброд с салями в нашем тур-автобусе после пятисотого раза проигрыша песни “Mandinka”, всплывают у меня перед глазами, вызывая улыбку. И затем Либерти начинает петь.
Бутылка пива выскальзывает у меня из рук. Святое. Дерьмо.
Ее голос - как растаявшее масло на теплом тосте. Полный тоски, нежности и хрипотцы. Потребности. В нем столько потребности. И боли.
Я вскакиваю на ноги до того, как осознаю это. Захожу в дом и вытягиваю свою акустическую гитару Gibson из чехла. Гриф, такой гладкий и знакомый, касается моей ладони. Ком встает в горле. Христос, я готов заплакать.
Соберись, Джеймс.
Мои пальцы сжимаются вокруг инструмента. Из открытой двери доносится голос Либби, она поет о потере и разлуке с надрывом. Этот голос направляет меня, пускает мое сердце в пляс.
Она не слышит, когда я поднимаюсь на ее порог, открываю дверь в дом. Ее глаза закрыты, а тело изогнулось над гитарой, словно пытаясь ее защитить. Но в данном положении голос девушки несет в себе столько энергетики, что это впечатляет. Однако выражение ее лица- потерянное, но всё еще спокойное - добивает меня.
Она чувствует музыку, знает, как спеть, и ей это удается в совершенстве.
Я возбуждаюсь лишь от того, что нахожусь рядом с ней. Мои яйца сжимаются, когда она в последний раз со страстью исполняет припев, а ее голос бьет так сильно, словно наковальня. И, клянусь, слыша его, я не могу дышать. Это напоминает мне тот первый раз, когда я пел на сцене и почувствовал, как мир открывает передо мной все свои возможности.
Думаю, в этот момент я немного влюбляюсь в Либерти Белл.
Но затем она замечает меня и вскрикивает, убивая всю красоту последней ноты.
- Иисусе, - говорит она, когда снова приходит в себя. - Ты напугал меня до смерти.
"А ты вернула меня к жизни".
Мысль проносится в голове так ясно, словно чистое стекло. Но я не произношу ее вслух. Я вообще едва способен вымолвить хоть слово. Стою здесь, как идиот, ощущая тяжесть в груди и сжимая гитару так, словно от нее зависит моя жизнь.
Румянец заливает шею и щеки девушки. Она кивает головой, будто стыдится. Ни за что на свете. Я не позволю ей скрываться.
- Красивая, - хриплю я, сглатывая ком в горле. - Ты красивая, - я до жути четко знаю, что никогда в своей жизни не увижу ничего и никого более ошеломляющего. Всё изменилось. Всё.
Либби