Я думаю о том, как отреагировал бы, если бы услышал, как репортер задавала эти вопросы Либби. Я бы слетел с катушек. Знаю. И это понимание падает камнем в мой живот. В прошлом остались дни дикого, не поддающегося контролю рокера. Ты служишь сцене и должен платить цену. Юристы звукозаписывающей компании дышат тебе в затылок по поводу любого нарушения положений контракта и пунктов о поведении, пресса пересматривает твои действия в замедленной сьемке снова и снова. Это не здорово.
Одним из самых худших последствий попытки суицида Джакса был ролик, в котором его увозит скорая помощь, потому что его крутили бесконечное количество раз, наряду с самодовольными репортерами, обсуждающими, почему же он это сделал, и предполагающими, сможет ли он когда-нибудь восстановить свою карьеру. Случилось ли это по вине группы, или он просто пытался привлечь к себе внимание?
Уход от этой жизни был единственным выходом для нас, чтобы сохранить здравомыслие и достоинство.
Я напряженно вдыхаю и медленно выдыхаю.
- Ладно, мы пока что не будем об этом публично заявлять. Но ребята? Они могут хранить секреты. Черт, мы научились быть одной командой. Никто не узнает, пока мы этого не позволим. И я устал скрывать это от своих друзей. Устал лгать. И это меня точно не восхищает.
Она отпускает меня и проводит руками по своим волосам.
- Знаю. Но ребята не будут смотреть на меня также.
- Не соглашусь. Но, черт, их мнение не должно иметь значения.
Она фыркает, ее губы кривятся.
- Нет, не должно. Но имеет. И я пока что не сталкивалась ни с одним человеком, которого бы действительно не волновало мнение других людей, работающих с ним.
- Меня не волнует.
- Еще как волнует, - она кладет руку мне на грудь. - У тебя здесь больше доверия, чем у любого другого, но ты всё равно хочешь, чтобы друзья были о тебе хорошего мнения. Ты хочешь этого для меня. В противном случае, не сделал бы всё это, дабы упростить мое вливание в команду.
Давление сжимает мои ребра, и я фыркаю.
- Ладно, хорошо. Я хочу, чтобы ты им нравилась. Хочу, чтобы мы двигались вперед. Но...
- Прямо сейчас есть только мы в нашем личном маленьком пузыре. Но всё изменится, когда мы им расскажем, в лучшую или худшую сторону. Если бы мы могли просто подождать... - она прикусывает губу. - Пожалуйста, Киллиан? Прошу. Просто немного дольше?
Моя грудь еще сильнее сжимается. Конечно, у нее есть своя точка зрения, но когда она изменится? И если Либби не хочет этого сейчас, то захочет ли вообще? Я напряженно сглатываю ком в горле.
- Ненавижу это. Весь день я хотел к тебе прикоснуться. Это не связано с сексом, Либ. Я вынужден бороться с импульсом взять тебя за чертову руку. Это убивает меня.
Ее рот кривится, но это лишь подливает масла в мой гнев.
- Я не могу так и дальше, - слова повисают в воздухе, звуча жестче, чем я предполагал.
- Как так? - спрашивает она, ее лицо бледнеет.
Я смотрю на нее, осознавая, что мог бы поставить ультиматум. Мог бы заставить решать. Я не привык чувствовать себя беспомощным или ощущать боль. Черт. Делаю вдох сквозь ноющее чувство в ребрах.
- На тебя сегодня многое свалилось. Я схожу в душ, - я отворачиваюсь от нее и направляюсь в ванную. - Разберись со своим дерьмом, Либби. Я буду рядом, когда ты справишься.
Либби
Я ранила его. Я знаю это. Знала, когда просила Киллиана молчать о наших отношениях и когда попросила продолжить их скрывать. Мне ненавистно ранить его. Но я вижу то, что он не может или отказывается признавать. Мир не черно-белый. И с группой не всё в порядке. Прямо сейчас они восстанавливаются после падения. Любовь между ними очевидна. Они братья. Но Джакс довел ситуацию до того, что они всё еще оправляются от удара. И сама идея о том, чтобы внести еще больше драмы, вызывает у меня крайне хреновое ощущение.
Спервая хотела скрывать наши отношения с Киллианом из-за гордости. Но теперь есть нечто большее. Я забочусь об этих ребятах: как по-отдельности, так и о группе в целом. Не хочу становиться между ними, когда они, очевидно, по-прежнему ранимы.
Я говорю себе всё это. Но это не помогает, когда мы забираемся в лимузин и отправляемся в ночь. Ребята хотят расслабиться, выпустить пар, пройтись по клубам. Мне следовало остаться в гостинице, но когда Уип пригласил меня, взгляд на лице Киллиана - будто он ожидает, что я стану держаться подальше от него - тоже ранил.
Так что я здесь, зажата между Уипом и Райем, которые обмениваются шутками, в основном о Киллиане и его предполагаемом расстройстве желудка. Если сложить два и два, то, кажется, Киллиан использовал этот повод, чтобы уйти ко мне, жертвуя при этом своей гордостью. Я чувствую себя еще хуже.
Не потому, что Киллиан кажется обеспокоенным их поддразниваниями. Он сидит напротив, его длинное тело развалилось на сидении, бедра разведены так, словно он намерен занять максимальное количество места. Пока мы едем, огни города скользят за окном, освещая темный салон, попадая на его лицо, а затем отбрасывая тень.
Он говорит не много, только смотрит в окно и фыркает в ответ на шутки. Но затем, словно чувствуя мой взгляд, переводит свой взор на меня. Наши взгляды сталкиваются, и словно кто-то рывком вырывает коврик у меня из-под ног. Мои внутренности ухают вниз, жар покалывает кожу. И вдобавок меня накрывает волна эмоций, сжимая сердце и надавливая на горло.
Всегда так. Он смотрит на меня, и я падаю. У меня появляется ужасное ощущение, что так будет всю мою жизнь. Киллиан Джеймс пробуждает меня, делает меня целостной.
Я хочу сказать ему это, взять за руку, просить никогда не отпускать меня. Но он отводит взгляд, наклоняясь в сторону, и что-то говорит Джаксу. Я не могу услышать что - мое сердце громко стучит в ушах.
Машина останавливается, двери открываются. Я выбираюсь на улицу и следую за потоком ребят в клуб. Мы направляемся к ВИП-зоне наверху массивной круговой лестницы. Люди наблюдают, пока мы проходим мимо.
Взгляды царапают мою кожу. Несколько лет ребята жили вот так. Не знаю, как им это удавалось. Возможно, они любят внимание. Они все улыбаются, дают "пять" знакомым, останавливаясь, чтобы послушать, что им прошепчут на ухо.
Киллиан прямо передо мной, идет с Джаксом. Их практически моментально окружают женщины, так что вскоре мне видны только макушки ребят. Я сжимаю челюсть и просто следую. Это часть жизни Киллиана. И я ничего не могу на это сказать, потому что для всего мира Либби - лишь друг Киллиана. Это не беспокоило меня до сих пор. Казалось, это просто секрет между нами двумя. Женщины могут виться вокруг него, но они никогда не отправятся с ним домой.
Однако теперь это ранит. Потому что вдруг кажется, будто я мельком вижу будущее, где меня нет. Я даже не могу понять, почему чувствую себя так. Только что Киллиан и я двигались вперед полным ходом, а теперь малейший удар может сбить нас с курса. Или, возможно, всё потому, что я знаю, что не нужна ему так, как он нужен мне. Зачем я ему? У него есть весь мир. А я вне этой системы, когда дело касается настоящей жизни.
- Мне нужно выпить коктейль жалости, - говорю на ухо Бренне, когда она подходит ко мне.
Ее золотые тени сверкают на веках сверкают.
- Супер крепкий?
- И фруктовый, - добавляю я. - Коктейли жалости всегда должны быть фруктовыми.
Она хватает меня за локоть и ведет к тихой кабинке в углу комнаты перед тем, как уходит за нашими напитками. Иногда группа просит маленькую комнату только для них. Но сегодня не одна из таких ночей. Люди бродят туда-сюда - в основном сюда - словно скот через ворота. Музыка здесь не слишком громкая, но этого достаточно, чтобы было довольно неудобно болтать. Уип уже стоит у одного из столиков, танцуя с брюнеткой в крошечном серебристом платье.
Я жалею, что тоже не надела маленькое платьице. В море крошечных платьев я кажусь консервативной в своих черных узких джинсах, ботинках на каблуке и зеленой шёлковой кофточке. Мне удобно, но я не чувствую себя сексуальной. А бывают моменты, когда девушка нуждается в сексуальности. Это то, чего тебе никто никогда не скажет. Сексуальность может быть не только оружием, но и линией обороны.
Кабинка, в которой я сижу, вздрагивает, когда Рай плюхается рядом. Он кладет руку вдоль спинки у меня за плечами и наклоняется вперед.
- Что стряслось, бекончик?
Мои губы нехотя растягиваются в улыбке.