Она недоверчиво подняла одну бровь, но он этого не заметил, потому что снова шел впереди нее.

— Они сами вам об этом сказали? Вы обсудили с ними эту проблему, и они сказали: «Давай, Марк, избавь нас от некоторой части наших конечностей».

Издав звук, выдающий раздражение, он остановился так резко, что она едва не налетела на него. Повернув к ней лицо, он сказал:

— У меня есть на это право коренного жителя Америки. — Когда она открыла рот, чтобы снова что-то возразить ему, он добавил: — Я получил разрешение. Все в порядке.

Не дожидаясь ее ответа, он продолжил спуск по каменистой тропе.

Хотя он и казался не слишком раздраженным, она из осторожности решила собирать ветки с деревьев по другую сторону ручья. Лэйкен понимала, что не следует раздражать человека с топором в руке.

Поскольку ей никогда прежде не случалось, пользоваться топориком, она принялась за дело неуверенно, но быстро поняла, что так от нее будет мало пользы, поэтому, помолившись о том, чтобы ее пальцы не пострадали, она взялась левой рукой за ветку и принялась лихо размахивать топором.

Через полчаса у нее было четыре ветки нужной толщины и длины и, когда Марк окликнул ее, она была весьма довольна собой.

— Давайте отнесем то, что у нас есть, наверх, — сказал он, когда она подошла к нему. — Тогда я смогу… — Он осекся. — Что случилось?

Она молча уставилась на груду веток в стороне, от него. Их было, наверное, три-четыре десятка.

Что-то не так. Его дыхание даже не участилось. А у нее на руках вздулись волдыри, и пот выступил на лоб. И только четыре ветки.

— Ничего, — сказала она. — Идите вперед, а я возьму свои и догоню вас.

Когда спустя несколько минут она взяла несколько веток из его кучи и присоединила к своим, она сказала себе, что это никакое не воровство. Ничего особенного.

Ей понадобилось еще минут пять, чтобы втащить охапку веток наверх. Оглядевшись, она нашла его в семи метрах от джипа у того места, где скала резко обрывалась.

Взгромоздив ветки поверх тех, что принес он, она потерла покрытые царапинами руки.

— Что теперь?

— Идите вниз и принесите еще ветки, пока я буду строить.

Подавив стон при мысли, что придется снова работать топором, она спросила:

— А что вы собираетесь строить?

— Уютное убежище, которое укроет меня от нечистоты мира. Идите за ветками.

Сделав неприличное движение, которое он не мог видеть, она пошла назад. И каждый раз, возвращаясь с ветками, она видела, что постройка становится все крепче.

Когда день разошелся, и хижина приобрела устойчивые очертания, Марк остановил работу и внимательно посмотрел вдаль, словно прислушиваясь к шуму ветра или ловя какие-то отдаленные звуки. Через минуту он слегка кивнул и продолжил работу. Если он что-то и слышал, это не улучшило его настроения.

Около полудня Лэйкен опустилась на камень рядом с хижиной и вытерла пот, струившийся по ее лицу.

— Не хотите поменяться? — спросила она, оттягивая мокрую рубашку. — Я буду связывать уютную лачугу…

— Уютное убежище.

— … а вы займете мое место и будете таскать эти кучи.

Он ответил не сразу. Он продолжал работу и, не глядя на нее, сказал:

— В те дни, когда старики были живы, женщины работали. Они готовили и чистили. Прислуживали и растили детей. Скребли бычьи шкуры, пока те не становились мягкими. Но главное — они не мешались под ногами и помалкивали. — Он посмотрел на нее поверх плеча. — Как вы думаете, почему эти дни называли старыми и добрыми?

Лэйкен, конечно, знала, что можно ответить на это, но она была слишком утомлена, чтобы сделать нечто большее, чем просто бросить в него маленькой веточкой и, поднявшись на ноги, снова спуститься к ручью.

К тому времени, когда они прервались для ленча — консервированные сосиски с крекерами — костяк уютного убежища был закончен. В нем было около двух метров в диаметре и изнутри по периметру было выложено ивовыми листьями. В центре, на каменном полу он устроил небольшой очаг, рядом с которым находилось место для запаса воды.

После ленча, когда сушняк в основном прогорел, Марк уложил несколько плоских каменных плит поверх дымящихся углей, а затем натянул на деревянную раму голубую просмоленную парусину.

Марк не обратил никакого внимания на ее похвалу, когда она подивилась, как быстро он со всем этим справился. И он ничего не ответил, когда она попыталась поддеть его, сказав, что его миленькая хижина напоминает иглу для смурфов.

Марк находился здесь против своей воли. И она это знала. Они не были друзьями. И он имел полное право точить на нее зуб.

Она еще раз спустилась в ущелье — к роднику, который недавно обнаружила. Погрузила голову в ледяную воду, а затем основательно напилась.

Встав на ноги, Лэйкен пожурила себя за то, что чуть было не расклеилась. В Чикаго она была готова на все, чтобы помочь брату. Парочка дней в пустыне со старым Каменным Лицом — не столь уж великое испытание.

Поднимаясь обратно, она напевала «Любишь ты меня, я буду танцевать?» и закончила несколькими танцевальными движениями.

Поднявшись наверх, она разом замолкла, увидев, что Марка нигде нет. И почувствовала, что волосы на ее шее встали дыбом. Оглянувшись вокруг, она позвала:

— Марк?

— Что?

Пораженная, она снова оглянулась. Марк был в метре позади нее и направлялся к убежищу. Кроме белого полотенца, обмотанного вокруг бедер, на нем ничего не было.

В его теле она не нашла и унции лишнего веса. Грудь была смуглая, крепкая и безволосая. Хотя мускулы играли в лучах полуденного солнца, они не казались узловатыми придатками тела, как это бывает у «качков». Гладкие и твердые, они были неотделимы от него.

— Вам что-нибудь нужно?

Отведя глаза от полотенца, Лэйкен слегка покачала головой:

— Нет. Ничего. Я просто… просто не знала, где вы.

Он на секунду задержал на ней взгляд, потом обошел ее и отвел в сторону парусину, нагнувшись, чтобы войти в хижину.

Лэйкен стояла на том же месте. Прошло несколько секунд прежде, чем она перевела дыхание и вытерла мокрые ладони.

— Ладно, — сказала она хрипло, повышая голос. — Я думаю, вы собираетесь немного поработать. — Она потерла нос, а потом подбородок. — Думаю, я могу прогуляться, пока вы там… поработаете. Ладно, Марк? — Она помедлила. — Ладно, — сказала она самой себе, как будто он действительно ответил ей.

Марк сидел на ивовых листьях, скрестив под собой ноги. Подавшись вперед, он лил воду на горячие камни. Вода шипела, и пар наполнял его ноздри, увлажнял лицо.

Он закрыл глаза и опустил руки на колени. Когда он услышал, что Лэйкен пошла прочь, бормоча что-то про себя, он откинул голову назад и слабо рассмеялся.

Лэйкен стояла возле костра, копаясь в нем палкой и глядя на Марка, который в полном облачении нагнулся над коробкой.

— Я была бы рада помочь, — сказала она. — Я знаю, что вам не хватает женщины, которая делала бы всю работу, скоблила бычью шкуру и прочее. Но я действительно хочу помочь. — Она помолчала. — Правда, я не умею готовить.

Он посмотрел на нее:

— Я полагаю, Ч. Д. не отличается упитанностью.

Она засмеялась:

— Нет, но подростки едят что угодно.

— Я умею готовить.

— Это хорошо, — кивнула она. — Вы будете готовить, а я убирать.

На обед было тушеное мясо, опять же крекеры и дымящийся кофе. Пока Лэйкен мыла посуду, воспользовавшись случаем, чтобы вымыться и переодеться в тренировочный костюм, стало темно. Вернувшись к костру, она заняла место по другую сторону от Марка, который молча пил следующую чашку кофе.

— Я не могу на ночь выпить больше одной чашки кофе, — сказала она, пытаясь завязать нормальный разговор. — Кофеин слишком возбуждает меня.

Как она и ожидала, ответа не последовало. Но она упрямо попробовала еще раз.

— Здесь так хорошо. Спокойно. Не спеть ли нам «Кум Ба Йа»?

Хотя он глянул на нее, подняв одну бровь, другой реакции по-прежнему не последовало.

Выдохнув воздух, Лэйкен подняла свою палку, которая играла роль кочерги, и решила уделить большее внимание огню. Она заерзала, чтобы усесться поудобнее, а затем замурлыкала «Кум Ба Йа», чтобы досадить ему.

Постепенно отблески пламени, ночной ветерок и небо, полное звезд, стали оказывать магическое действие. Было действительно очень спокойно. И когда Лэйкен позволила покою достичь ее, она поняла, что смертельно устала.