Она слегка передернула плечами, а затем опустилась на колени за его спиной. Смочив мыло, она потерла его о ладонь. Хотя пены образовалось и не очень много, гладкая, бархатистая поверхность была приятна на ощупь.
Когда тянуть дальше стало невозможно, она наклонилась и начала осторожно водить руками по широкому пространству его спины, вспоминая, как она делала то же самое для Ч. Д., когда тот был маленьким.
— Согласно легенде…
Лэйкен выронила мыло и прикусила язык, чтобы не закричать, когда ее достиг его голос.
— … старики — те, которых мы называли Отцами Земли, принадлежали разным племенам. Каждый родился со знанием, что он — другой, что у него особая связь с землей. И каждый знал, что он не один. Так что, когда пришло время, они отправились на поиски друг друга. И только собравшись вместе, они поняли, для чего рождены. Они поняли, что им нужно изолировать себя от остального мира, чтобы слышать, как говорят боги.
Его голос гипнотизировал ее, держа ее в плену. Это была весьма разветвленная легенда, в которой один рассказ наслаивался на другой. Рассказ о чудесных приключениях, борьбе и достижении цели, триумфах и поражениях.
— Это продолжалось более тридцати лет, — говорил он. — Они потеряли более половины своей численности и те, кто остались, стали глубокими стариками. Но, в конце концов, это случилось. Они предстали перед богами. Привыкнув к лишениям, они выдержали, и истина, которая им открылась, не заставила их съежиться от страха. Каждый знал, что его проверили и нашли достойным. Они стояли на вершине холма, обратив лица к небесам. И, в конце концов, познали волю богов.
Только когда он закончил, Лэйкен поняла, что произошло. Он использовал свой прием.
Он рассказал историю Отцов Земли, чтобы помочь ей снять нервное напряжение.
— Думаю, там уже достаточно, — сказал он. — Есть и другие места.
Бормоча извинения, она передвинулась вокруг него, пока не оказалась между его ног.
Несколько секунд она не шевелилась, чувствуя, что необходимо восстановить равновесие.
Когда она снова нашла в себе мужество встретиться с ним взглядом, Лэйкен обнаружила, что он смотрит на нее, изучая ее лицо, задержавшись на родинке возле рта, прежде чем снова посмотреть ей в глаза.
— Они снова изменили свой цвет, — сказал он громким шепотом.
Лэйкен не ответила. У нее не было сил. Закусив нижнюю губу, она стала тереть мылом его грудь, а затем осторожно проделала то же правой рукой.
Знал ли он? Понимал ли, что она совсем не моет его? Она пропитывалась им, похищая частички его энергии кончиками пальцев и пропуская ее через себя. Положив ладони ему на плечи, она стала медленно опускать свои руки. Ее дыхание стало столь же неупорядоченным, как и биение ее сердца. Что-то должно было произойти. Она не знала, что именно, но предчувствие неизвестного события неожиданно нахлынуло на нее и она совсем потерялась в темной глубине его глаз, ожидая, что же произойдет.
Но ничего не произошло.
Губы Лэйкен скривились, когда она почувствовала, что невероятное напряжение рассеялось столь же внезапно, как и возникло. Она не знала, куда это делось, но неожиданно то, что было здесь секунду назад, исчезло.
Подавшись в сторону, она взяла кусок мыла и снова принялась за работу.
— Это было неплохо, — сказал он несколько минут спустя.
— Больше не надо?
После небольшой паузы он ответил:
— Этот шаг сделан.
Когда они возвращались в лагерь. Лэйкен оставалась позади него. Она упорно думала о том, что вот-вот должно было произойти, но так и не произошло.
Она пыталась убедить себя, что это не произошло потому, что она была достаточно сильной и взрослой, чтобы понимать, что Марк Рид — циник, способный использовать женщин, способный использовать ее в качестве временного развлечения.
Но, конечно, это было ложью. То, что она пережила, затерявшись в бездонном колодце его взгляда, было сильнее всего, что ей приходилось чувствовать до сих пор. Если бы то, что едва не произошло, все-таки случилось, она бы ушла под воду, не успев осознать этого.
Ничего не случилось, потому что Марк не допустил этого.
В эту ночь, сидя по разные стороны костра, они молчали. Спальные мешки были расстелены позади них, но ни он, ни она не сделали движения по направлению к ним. Случайно их глаза встретились, и почти видимая волна напряжения пробежала между ними.
Когда терпеть стало невмоготу, Лэйкен кашлянула и выпрямилась на своем месте.
— Почему ваш дед не женился на миссис Куртис?
Он опустил глаза в свою чашку кофе.
— По двум причинам. Во-первых, из предубеждения. Люди в городе ополчились бы против нее. А во-вторых, из другого предубеждения — он не был уверен, что белая женщина способна принять его образ жизни.
— Это грустно… — она нахмурилась. — Мало того, это просто глупо. Он должен был, по крайней мере, спросить ее. Судя по тому, что я видела, Анабел Куртис была способна на многое. — Лэйкен презрительно фыркнула. — Что за шовинизм. Неудивительно, что вы… — Остановившись, она прочистила горло и переменила тему. — Когда вы были с ним, как обстояли дела с религией?
Он улыбнулся.
— Если вы имеете в виду что, будучи команчем, я должен был повернуться спиной к традиционной иудейско-христианской вере, то ответ отрицателен.
— Вы верите и в то, ив другое?
Он отвел взгляд от огня и посмотрел в темноту.
— Я ни во что не верю, — произнес он медленно. — Но когда это было, я не сталкивался ни с какими противоречиями. Бог есть Бог. Религия команчей тесно связана с землей, она уважает все формы жизни, существующие на планете, которую мы населяем. — Он помедлил. — Иисус Христос пришел, чтобы передать сообщение, которое было весьма просто. Все касалось любви и уважения. И объектом, которому предназначалось это сообщение, было все человечество. Люби и уважай ближнего. Если бы сегодня Он пришел опять, я думаю, все было бы немного по-другому. Мне кажется, Он сказал бы: «Люди, вот вам ключ. Посмотрите вокруг себя. Посмотрите, что вы делаете с этой странной планетой. Что вы делаете для своих детей?»
Не отводя глаз от его резких черт, Лэйкен слегка присвистнула.
— В вашем голосе тоже есть что-то похожее. Вы тоже чем-то обеспокоены.
— Нет, — сказал он раздраженно. — Ничем я не обеспокоен.
И хотя Лэйкен знала, что лучше оставить это так, что-то заставило ее продолжать.
— Но когда-то ведь вы беспокоились? Какой была тогда ваша жизнь? Был ли Джозеф Два Дерева столь же выдержан, столь же… скуп на эмоции, как вы?
— Скуп на эмоции? — повторил он медленно.
Когда он повернул к ней голову и поднял вверх одну бровь, она поняла, что он напоминает ей о том, что едва не произошло между ними наверху.
Но Лэйкен не собиралась отступать. Спокойно выдержав его взгляд, она кивнула:
— Да-да, я не оговорилась. Скуп на эмоции.
Он криво усмехнулся и сказал:
— Вы правы. Я скуп на эмоции — не то, что мой дед. Он был добрым, открытым человеком. Некоторое время я думал, что он достаточно силен, чтобы справиться со всем, чем угодно. Я видел, как он выживал в пустыне, когда ему было не на что рассчитывать, кроме своей головы и своих рук. Он был вынослив и организован. Но современный мир играет в свои игры. И адвокаты победили его.
Его голос был спокоен — ни тени страдания или сожаления. Никакой грусти. Ничего. Лэйкен никогда не приходилось слышать столь одинокой пустоты.
Осторожный человек посчитал бы лучшим помолчать и незаметно уйти, но, к счастью, Лэйкен никогда не считала осторожность особой добродетелью.
— Я немного читала о способности предвидения. — Лэйкен взяла кофейник и наполнила себе чашку. — Дед обучал вас этому?
Он бросил в ее сторону сердитый взгляд:
— Дед ничему не учил меня. Он просто говорил, что я должен делать для того, чтобы стать мужчиной. А послушаюсь я его или нет — мое дело.
— Значит, вы учились предвидению?
— Да.
Воцарилось молчание, тогда она наклонилась вперед, глядя на него сквозь костер.
— И вы что-то видели? — спросила она. — Вам было видение.
Недовольство постепенно уступило место открытому раздражению, но он опять ответил на ее вопрос:
— Тогда я в это верил. Я думал, что у меня было видение, что боги открыли мне, каким будет мой путь. Но теперь я понимаю, что это было результатом моего физического состояния. Обезвоживания организма, голода и отсутствия сна. Это была галлюцинация. Страшный сон наяву. — Он покачал головой. — Не более того.