Билли Грин - Идущий по звездам

— Что же вы видели?

— Я стоял на плато в семидесяти километрах от человеческого жилья. — Говоря, он смотрел в огонь, как будто вспышки пламени открывали ему прошлое. — Было жарко. Середина ясного дня. Затем неожиданно — в мгновение ока — настала ночь. Я был нагой. И я был в небе. Я вовсе не парил, не левитировал. Я шел. Небо у меня под ногами было таким же твердым, как земля. Оно было темно-синим и усеянным звездами. Когда я двигался, звезды тоже двигались. Светящиеся точки собирались вокруг меня и усаживались на мои распростертые руки. Звезды говорили со мной. Они обучили меня песне. И когда я пел, их лучи распространялись от моих рук и освещали все племя команчей. Прошлое, настоящее и будущее.

Я пел для людей в поселке рядом с Де Уиттом и для команчей из резервации в Оклахоме, а также для всех остальных, рассеянных по миру. Их предки и потомки — мои предки и потомки — стояли среди них и слушали мою песню.

Он перевел дыхание.

— Это были мои люди, но в этом видении я стоял в стороне от них. Я был один из них, но я был не с ними. — Он нахмурился. — И это беспокоило меня. Это беспокоило меня очень сильно. Я хотел присоединиться к ним. Я хотел слушать песню вместо того, чтобы петь ее. Я не хотел идти среди звезд, я хотел стоять на земле и чувствовать, как звездный свет освещает меня.

Он издал короткий смешок и покачал головой.

— Но никто не властен изменить видение. Оно такое, какое есть. Я стал Тем, Кто Идет Со Звездами. Идущим По Звездам.

Он резко поднялся на ноги и вылил кофе в костер.

— Вы должны помнить, что мне было одиннадцать лет. Это имя мне не понравилось. Мне хотелось чего-то более мужественного. Ревущий Медведь или Кровавый Кулак. — Его губы скривились в самоуничижительной улыбке. — Марк Идущий По Звездам должен был обитать в иных местах.

Он встретился с ее глазами:

— Теперь вы знаете мое индейское имя. Он поставил свою кофейную чашку и пошел

прочь от костра в темноту ночи.

Лэйкен долго смотрела на то место, где он только что был. Марк Аврелий Рид Идущий По Звездам.

Он думал, что владеет собой и недоступен человеческим эмоциям. Лэйкен знала лучше.

Несколько минут назад, когда он рассказывал ей свое прошлое, она видела в его глазах огонек той же муки, который был там, когда ему исполнилось двенадцать.

Она боролась с желанием последовать за ним. Последовать за ним в темноту и сжать его в объятиях, чтобы мука о прошлом покинула его.

И в этот миг она поняла, что любит его. Она любит его.

Издав легкий смешок, Лэйкен провела по лицу рукой. Боже правый, она любит его.

За последние две недели Лэйкен узнала, что это за человек, но где же страх? Куда девалось предчувствие мучений?

Их не было. Была только радость. Радость настолько невероятная, настолько самодовлеющая, что слезы выступили у нее на глазах.

Он был человеком, сделавшим себя столь же холодным и твердым, как горы позади нее. И она любит его.

Марк стоял в темноте, чувствуя, что каждый его мускул негодующе напряжен. Черт побери, она крепко взялась за него. Это было не просто вторжение в его прошлое. Именно она, тот факт, что она здесь, рядом с ним, заставил его почувствовать нечто такое, с чем он не знал, как ему быть.

Еще в Чикаго он понял, что Лэйкен не похожа на тех, кого он знал раньше, но он и не предполагал, что она способна поколебать его самые устойчивые представления.

Теперь, стоя в темноте, он вспомнил те ощущения, которые испытывал, когда ее руки двигались по его телу. Вспомнил, насколько близок он был к тому, чтобы притянуть ее к себе и сделать любовь прямо там, в горах. Очень близок. Даже слишком близок.

Много лет назад Марк открыл, какова его природа. Это было написано раз и навсегда. Выбито в камне. И он не мог допустить, чтобы женщина, чья роль в его жизни должна быть незначительна и непродолжительна, снова вернула его в те дни, когда все было неясно и неотчетливо.

Этим же днем, чуть раньше, когда он стоял на естественном балкончике и смотрел вниз, ему казалось, что он обрел известный покой. Теперь он понял, что тот покой был обманчивым, только подразнившим его мечтами о невозможном. И это было как-то связано с Лэйкен. Что-то связывало его с Лэйкен.

Он должен остановить это прежде, чем все зайдет слишком далеко. Должен достичь внутреннего успокоения и убедить себя, что Лэйкен Мерфи всего лишь женщина.

Потому что одним из неоспоримых и неизменных факторов его жизни был тот, что Марк не должен быть связан ни с кем.

На следующее утро, едва Лэйкен успела помыть посуду после завтрака, как Марк уже переодел плавки и сказал:

— Теперь ваша очередь.

— Моя очередь? Он кивнул:

— Сегодня я буду мыть вас. Она нахмурилась:

— Я думала, что значение имеете только вы. Я всего лишь служанка. Помощница по хозяйству и всякое такое.

— Это правильно, — сказал он медленно, оглядывая ее лицо. — Но эта часть ритуала показывает, что шаман — земной человек. Смертный. Иллюстрирует мою связь с человеком.

Взяв черный купальник с камня, на который она повесила его сушиться, он протянул его ей, а затем повернулся и пошел прочь из лагеря.

Неохотно последовав за ним, она позвала его:

— Эй, подождите. Послушайте, Марк… Вот я что думаю. Поскольку это все символические вещи, может быть, мы можем… ну, скажем, поплевать на руки и потрясти ими, договорившись, что вы смертны. Что-нибудь в этом роде, — сказала она с надеждой.

Когда он оглянулся, в его темных глазах блеснул лукавый огонек:

— Я так не думаю. Как участники, мы должны пройти через все этапы, чтобы подготовиться к заключительной стадии. Представьте себе, что вы наняли кого-то для того, чтобы пристроить еще одну комнату к своему дому. Плотнику недостаточно просто поплевать на руки, потрясти ими и договориться, что он отпилил доски нужной длины. Ему на самом деле нужно пилить их. Если он не завершит каждый шаг, общий результат будет ни на что не годен.

— Да-да, я понимаю, — пробормотала она. Лэйкен знала, что он хочет сказать. Но

думая о том, что он будет мыть ее, она заметалась между разнообразными видениями. И каждое делало ее щеки все краснее. Одно дело было любить его. И совсем другое — дать ему понять, сколь чувствительна она к его прикосновениям.

— Да, я понимаю, — повторила она медленно.

Оглядевшись вокруг, она увидела, что они не столько поднимаются вверх, сколько спускаются по крутому склону к устью ручья.

— Зачем мы сюда идем? — спросила она. — Разве я не должна принять небольшую каменную ванну?

— Нет, — сказал он, — Вы — нет.

Они пошли вдоль ручья и миновали то место, где она мыла посуду, и то, где он рубил ивовые прутья. Местами проход был загроможден валунами, обходить которые было столь же тяжело, как и те, что встречались вчера во время подъема.

Наконец он остановился и так же, как накануне, произнес:

— Здесь.

Лэйкен огляделась вокруг. Немного ниже того места, где они стояли, ущелье делало резкий поворот влево. На другой стороне потока — прямо против них — над водой нависал тополь, образуя естественный мост через ручей.

Посмотрев в воду, Лэйкен увидела свое отражение столь же отчетливо, как и отражение тополя. Ниже были видны гладкие камни и гравий.

Повернув голову, Лэйкен осмотрела пространство непосредственно вокруг них. Одно время поток был шире и, когда вода ушла, на повороте остался слой грязи, теперь отделенный от ручья цепью камней.

Нахмурившись, Лэйкен поглядела через плечо на Марка:

— Хорошо, я готова. Только не понимаю, чем это место отличается от остальных.

— Не понимаете? — Он сделал пару шагов вперед.

— Осторожно, — предупредила она. — А то угодите в грязь.

— Я знаю. Это здесь.

— Что — это?

— Следующий шаг. — Он кивнул в сторону лагуны грязи.

Она тоже посмотрела туда в течение нескольких секунд, затем повернулась к нему:

— Что мы будем делать? Кирпичи?

— Мои предки не пользовались кирпичами. — Он помедлил, и на губах его появилась улыбка: — Вы лучше переоденьтесь.

— Погодите. Мне нужно знать немного больше. Почему…

— Следующая часть ритуала начинается здесь, — оборвал он ее и снова кивнул в сторону грязи.