Лэйкен это не понравилось. Не понравились и его глаза.

— Следующая часть ритуала начинается в грязной луже, — задумчиво повторила она.

— Чтобы подчеркнуть разницу между подчиненным лицом, помощницей по хозяйству, если использовать ваши же слова, и Отцом Земли, перед тем, как я начну мыть вас, на вас должен образоваться слой грязи.

Она быстро отступила назад — подальше от него и подальше от поблескивающей грязи.

— Вы хотите сказать, что дабы подчеркнуть разницу между никем — то есть мной — и кем-то — хо есть вами — я должна вываляться в грязи?

Он пожал плечами:

— Это не я придумал. Вы хотели, чтобы я следовал старинным обычаям. Это всего лишь составная часть общего процесса. — Он помедлил, и выражение его лица было самым невинным, почти удовлетворенным. — Если у вас есть какие-то возражения, мы можем вообще от всего отказаться. Но если мы хотим продолжать, вам надо перестать сомневаться в том, что делают Отцы Земли.

Лэйкен длинно посмотрела на него, затем развернулась и удалилась за купу низкорастущих ив. Она переоделась в купальник, сбросив одежду и проклиная его вместе со всеми предками.

Когда она вышла из-под деревьев, губы ее

все еще шевелились. Она остановилась возле него и подняла голову.

— Я согласна на все, но я хочу сказать вам, что если бы я была одним из тех старых ребят, которые ждали многие годы, потеряли половину своих друзей, не говоря уже о некоторых важных частях тела, и вот, наконец, боги появились и доложили мне, что истина как-то связана с грязью… я бы, черт возьми, призадумалась, что мне делать.

Когда она изучала его лицо, ее ноздри раздувались.

— И не надо больше кивать на эту грязную лужу. Я прекрасно поняла, что я должна делать.

Он рассмеялся. Не громко, но Лэйкен точно знала, что внутри он смеется от всей души.

Сдерживая дыхание, она шагнула в самую грязь и сразу погрузилась до лодыжек. Сделав еще несколько хлюпающих шагов, она глубоко вздохнула, закрыла глаза и села.

Через секунду слабый стон вырвался из нее — она погрузилась в тепловатую жижу.

Теперь он смеялся, не таясь. Услышав его смех, Лэйкен открыла один глаз и посмотрела в его сторону.

— Имеете ли вы хоть отдаленное представление, на что это похоже? Приходилось вам когда-нибудь делать то же самое?

— Я — шаман, — ответил он, смеясь. — Врачеватели не валяются в грязи.

— Понимаю. — Голос Лэйкен звучал спокойно. И ее движения были столь же спокойны, когда она зачерпнула пригоршню грязи и бросила в его сторону.

Он перестал смеяться. Он просто стоял на краю трясины и смотрел, как комок вязкой массы медленно стекает по его голой груди.

Теперь настала ее очередь смеяться.

— Господин Отец Земли, — произнесла она поддразнивающим тоном. — Господин воин-ко-манч. Господин высокомогущественный шаман. Тот, кто…

Она осеклась, поймав взгляд его темных глаз. Пока она смотрела, он нагнулся и зачерпнул полную горсть грязи.

Хотя она и не могла сразу перестать смеяться, когда он поднял руку, она стала отступать назад.

— Нет… послушайте… подождите, Марк — нет… нет…

Она еще продолжала выкрикивать протестующие слова, когда теплая и скользкая лепешка шмякнулась ей на лицо.

— Я думаю, вы понимаете, что это означает войну, — сказала она спокойно. В один миг Лэйкен переместилась на четвереньки и зачерпнула грязь обеими руками.

Он вступил в трясину, уворачиваясь от ее бросков и отвечая ей по мере возможности.

Отклонившись в сторону, чтобы поймать посланный ею снаряд, он потерял равновесие. Лэйкен ответила взрывом хохота, который не прекратился даже тогда, когда ее колени разъехались в разные стороны и она оказалась в грязи рядом с ним. Они стали цепляться друг за друга, катаясь из стороны в сторону и хохоча, как безумные.

— Господин архитектор высшего разряда. Король выдержки.

Ее голова покоилась у него на плече и оба они были покрыты грязью с головы до пят.

— Мисс Автозапчасти, — ответил он. — Проблемы с большой буквы. Из нас получается та еще парочка.

Подняв ее правую руку, он стал медленно водить по ней своими пальцами.

Лэйкен меньше удивилась бы, если бы он вдруг встал на голову. Он сосредоточил все свое внимание на их сцепленных руках, исследуя каждый палец, смакуя их, как будто ему никогда не встречалась рука, подобная этой.

Лэйкен глядела на него, чувствуя бешеное сердцебиение, а он гладил ее руки, плечи, шею и начало груди.

А затем, не давая ей привыкнуть к перемене, он встал и помог подняться ей.

Бросив на него косой взгляд, она сказала с улыбкой:

— Я забыла, как чешется грязь, когда она начнет засыхать у вас на теле.

Хотя он и улыбнулся в ответ, но ничего не сказал. Все еще держа ее за руку, он повел ее на другую сторону трясины вокруг изгиба, делаемого ручьем.

— Это похоже на страницу из сказки, — сказала Лэйкен, увидев небольшой водопад, низвергающийся в каменный бассейн.

— Нет, все вполне реально, — сказал он, когда они вошли в поток.

Когда Лэйкен все эти дни мыла в этом ручье посуду, она успела привыкнуть, что вода в нем ледяная. Но теперь — даже учитывая, каким горячим было ее тело — вода не казалась даже просто холодной.

Достигнув бассейна, они поплыли, погружаясь под воду, чтобы смыть с себя грязь. Затем, взяв ее за руку, он вскарабкался на каменную площадку, и они постояли рядом около водопада.

— Теперь моя очередь, — сказал он ей. И сразу же начал гладить ее тело, не отводя глаз от ее лица.

Что-то странное было в его темных глазах, сказала себе Лэйкен. Что-то странное… и отчасти пугающее. Как будто он проверял ее реакцию, анализируя, какое действие он на нее оказывает.

Лэйкен сопротивлялась действию его прикосновений. Она знала его. Она окажется больше чем в дурах, если позволит этому случиться.

В следующее мгновение, когда она почувствовала, что его пальцы гладят ее волосы и волна наслаждения постепенно распространяется по ее телу, она должна была смириться с тем фактом, что оказалась больше чем в дурах.

Закрыв глаза, она позволила чувству полностью захлестнуть ее. Она не только уступила ему, она наслаждалась.

— Я не смогу довести дело до конца, пока на вас одежда.

Звук его голоса заставила ее приоткрыть глаза. Он не ждал разрешения. Его руки уже скользили по ее плечам, спуская вниз узкие черные бретельки ее купальника.

И он, по-прежнему, не отрывал от нее взгляда своих темных глаз, пока его пальцы добрались до начала ее груди и медленно спустили купальник ниже.

Только теперь он перестал изучать ее лицо. Он наклонил голову и осмотрел белую кожу ее грудей и темные соски, столь же твердые, как галька на дне ручья.

Глухой звух одобрения поднялся из его груди, и он снова посмотрел ей в глаза. Глубокое замешательство распространилось вдоль его бровей, и он коротко качнул головой.

— Все должно быть иначе, — сказал он громким шепотом. — Черт возьми, все должно быть совсем по-другому.

Он со стоном наклонился и взял в рот ее темный сосок, сжав его губами с такой силой, как будто отчаянно нуждался в нем, но не мог получить всего, что хотел.

Слабый стон вырвался у Лэйкен, а затем она подалась к нему, прижимая к себе его голову.

Пока он переходил от одной груди к другой, ее руки соскользнули с его шеи ему на плечи. Теперь она знала это тело. Вчера, когда она мыла его, его требовали ее руки, а ночью его требовало ее сердце. Она знала каждый изгиб, каждый упругий мускул. И в этот миг они принадлежали ей.

Когда он спустил купальник ниже, его рот тоже двинулся ниже. Опустившись на колени, он провел руками по тыльной стороне ее ног.

В следующее мгновенье, когда она почувствовала, что его рот коснулся ее там, в самом центре, она запрокинула голову, и ее захлестнуло блаженство, равного которому она еще не знала.

Ее пальцы вцепились в его плечи, и в течение нескольких следующих минут для нее в мире не существовало ничего, кроме его рта и холодной воды.

Когда наслаждение достигло апогея, из нее вырвался глубокий стон и если бы он не встал, чтобы поддержать ее, она непременно потеряла бы равновесие.

Когда силы вернулись к ней, она с удивлением отметила, что воспоминание о любви Марка столь же действенно, как и само событие.