— И эта истина состоит в том, что…

Она пожала плечами.

— Истина состоит в том, что он одержим бесами.

Воцарилось продолжительное молчание.

Лэйкен сжалась на своем месте. Она смотрела на стену поверх его правого плеча, потом перевела взгляд налево, на книжные полки, размышляя над тем — вынимаются ли книги для того, чтобы протереть пыль, или же человек, отвечающий за это, просто проводит тряпкой по видимым их частям. Она развела ноги и переложила левую ногу поверх правой. Она даже стала подумывать о том, не достать ли ей пилочку для ногтей — казалось, у нее есть время, чтобы заняться маникюром.

— Одержимость бесами, — произнес он задумчиво, а потом повторил еще раз: — Одержимость бесами. — После паузы он прочистил горло и продолжал: — Да, конечно, я должен был об этом подумать. Дело в том… Видите ли, мы живем в век специализации, поэтому обычно я направляю всех, кто обращается по вопросам, связанным с бесами, к одному из моих коллег в старой части города. Я попрошу секретаршу дать вам его номер.

Она откинулась на спинку стула. Все-таки, он правильно ее понял, убеждала она себя.

— Это втягивает в петлю и меня, — сказала она с улыбкой.

— Вовсе нет. Такие вещи случаются, время от времени.

Она подавила неуместный позыв к смеху и сказала:

— Уверяю вас, мой брат говорил совершенно серьезно. Он уверен, что внутри него сидит бес, который делает его больным.

Марк посмотрел на нее в упор:

— У вас в Аллене водятся ведьмы — так, мисс Мерфи? Отправляется сатанинский культ? Или может быть, местное отделение международного общества друидов несет ответственность за то…

Он остановился, его глаза сузились:

— Ваш брат говорил, что необходимо собрать вместе все факты. Поселение, которое он обнаружил в западном Техасе…

Этот человек отличался проницательностью. Она должна сказать ему все. Ему потребовалось не так много времени, чтобы понять, в чем дело.

Лэйкен кивнула:

— Он уверен, что стал жертвой злых чар. Обнаружив старое поселение команчей, он сделал его доступным для непосвященных, и в отместку местные духи навели на него порчу… в виде маленького беса — и современная медицина бессильна что-либо для него сделать.

— Понимаю. — Он снова наклонился вперед: — А кто-нибудь из археологов, ведущих раскопки в том месте, жаловался на непонятное недомогание?

— Нет, но…

— Тогда не кажется ли вам, что врачи могли быть правы?

— Конечно, нельзя начисто отметать такую возможность. Тем более, что это единственное разумное объяснение.

В голосе Лэйкен явственно чувствовалось раздражение. Она боялась за брата. То, что его мучило, было объективной реальностью. Ч. Д. в самом деле был болен.

Подняв голову выше, она снова вздохнула и продолжала:

— Но разум говорит мне также, что если болезнь существует только в голове моего брата, то там же должно быть и лекарство. Если он действительно уверен, что причина кроется в древних духах… если его мозг достаточно силен, чтобы сделать его больным, то этот же мозг с равным успехом должен выработать и противоядие.

— Может быть, того же результата предполагалось добиться при помощи психотерапии?

— Я верю в психиатрию, — сказала она, понизив голос и глядя в окно за его спиной. — У меня есть подруга, которая трет себе руки металлической мочалкой для чистки кастрюль, и сейчас…

Она осеклась и повернула голову, чтобы видеть его глаза.

— У меня нет времени. Ч. Д. становится слабее день ото дня.

Она с трудом выдавила из себя эту фразу, с силой вдавив ногти в мякоть ладоней.

— Я говорила с ним, просила согласиться пойти навстречу прихоти неразумных врачей и пройти курс терапии. Но разве вы не понимаете? — Она подалась вперед и голос ее зазвенел: — Я не могу сидеть сложа руки и отдать все на усмотрение других людей, независимо от того, что они знают и чего не знают. Для них — для всех этих экспертов — это медицинская проблема и ничего более, но для меня — вопрос жизни или смерти. Вопрос глубоко личный. Я отвечаю за Ч. Д. И обязана следить за тем, чтобы с ним все было в порядке. Чего бы мне это ни стоило.

Она растерянно покачала головой:

— Я переговорила с десятками экспертов по детской психологии. Побывала у всех психиатров, чьи телефоны нашла в справочнике. Я даже упросила одного своего приятеля, актера по профессии, переодеться индейцем в голливудском духе и исполнить танец вокруг кровати Ч. Д. И, хотя, Ч. Д. искренне посмеялся, других результатов эта акция не имела. — Она слегка передернула плечами. — Поэтому я и решила, что нужно действовать иначе.

Именно здесь, не отдав себе отчета, как это произошло, Лэйкен его потеряла. Было очевидно, что против своей воли он заинтересовался ее рассказом. Но теперь нетерпение снова ожесточило его черты, и он опять посмотрел на часы.

— Мисс Мерфи, я понимаю, что вы беспокоитесь о своем брате, и мне не хотелось бы показаться вам бесчувственным, но боюсь, что сегодня у меня слишком жесткий график работы. Не могли бы вы объяснить, почему вы решили приехать в Чикаго и обратиться именно ко мне?

Она посмотрела прямо в его темные, как сама преисподняя, глаза:

— Энсон Матиас знал вашего деда. Он сказал, что Джозеф Два Дерева был шаманом у команчей. Знающем толк во врачевании.

Он и бровью не повел:

— И что же?

— Он сказал, что мистер Два Дерева выучился своему искусству у отца и тот получил свои знания тем же способом. И так далее. Он также сказал, что каждый раз, когда он расспрашивал вашего деда о легендарных мистических обрядах, тот только смеялся в ответ и утверждал, что все это сказки, но глаза его убедили Энсона, что Джозеф Два Дерева знал больше, чем говорил. Он уверен, что ваш дед знал вековые секреты. — Она помедлила. — И я думаю, что он передал их вам.

Его голос сделался чуть жестче, когда он сказал:

— Я повторяю: и что же?

Увидев выражение ее лица, он нахмурился и продолжал:

— Не говорите мне, что явились сюда за медицинской помощью. Неужели вы действительно думаете, что я могу выписать вам рецепт для отправления небольшого магического действа в индейском духе?

— Я приехала сюда не за медицинской помощью, — сказала она тихо. — Я хочу, чтобы вы отправились вместе со мной обратно в Техас. Надели набедренную повязку, тряхнули сухими костями и изгнали злых бесов из моего брата.

Это наконец вывело его из унылого состояния. Он открыто рассмеялся:

— Вы шутите?

Однако в следующий момент его веселость испарилась под ее испытующим взглядом:

— Нет, вы не шутите.

Она покачала головой:

— Вы — моя последняя надежда. Вы или никто.

— В таком случае, пусть будет никто. Она посмотрела на свои руки, а потом снова

на него:

— Когда я ездила в Де Уитт, я многое узнала о Джозефе Два Дерева. Если бы он был жив, он бы не отказался помочь мне.

Марк долго и мучительно молчал, а потом ответил:

— Но я не Джозеф Два Дерева.

— Нет, — покорно согласилась она. — И очень жаль. — Она перевела дух и добавила: — Но кроме вас у меня ничего нет, поэтому вы должны мне помочь.

Она с трудом поверила этому, но его полночные глаза стали еще темнее, чем прежде, когда им овладел гнев. То было первое сильное чувство, которое он ей продемонстрировал. И от этого его черты стали еще более живыми, властными и упрямо мужскими.

— Очевидно, вы меня не понимаете, — сказал он резко, почти грубо. — Я вам совершенно ничего не «должен».

Он перестал сдерживать гнев и, когда снова откинулся в кресле, в его темных глазах вновь царило усталое безразличие.

— Вы же не станете утверждать, будто всерьез полагали, что мне придутся по душе ваши планы. — Его губы презрительно изогнулись. — Мисс Мерфи, вернитесь в реальный мир. Ну при чем здесь я?

— Вы хотите сказать, что вам нет до этого дела? — Она пожала плечами. — Видите ли, я надеялась, что вы сочтете это забавным.

— Вы надеялись, что я сочту это забавным? — повторил он недоверчиво.

— Если бы кто-то явился ко мне с таким предложением, я приняла бы его из чистого озорства. — Видя, что выражение его лица слегка изменилось, она добавила: — Я, конечно, понимаю, что между мной и вами огромная разница, чему мы оба несказанно рады. Но дело в том, что вчера мне нужно было убить немного времени, и я отправилась в библиотеку. Я просмотрела местные газеты, ища что-нибудь касающееся вас. Мистер Рид, я не хочу вас обидеть, но из того, что попалось мне на глаза, я сделала вывод, что вы живете слишком серьезно.