— Катя, ты меня удивляешь. Я тебя не так воспитывал.
Катей я становилась, когда он меня отчитывал. Я — мужчина, мне можно. Ты — женщина, тебе нельзя. Черт, ничего в нем не изменилось. Я была уверена, что если он сейчас встанет, то я увижу, как он меня хочет. И все вокруг тоже это заметят. Но и я его хотела. Да его нельзя было не хотеть! Его хотели все дамы, сидевшие вокруг нас. И официантка, которая снова крутилась рядом, но уже явно с другим выражением лица.
— Я уже выросла. Воспитательные меры на меня не действуют.
— Это, смотря, кто воспитывать будет.
— Хочешь попробовать?
— Я тебя хочу попробовать. Прямо сейчас.
Стринги предательски сами собой начали эвакуацию с моего тела.
— Котик, не заморачивайся со мной. Уверена, что в этом городе есть кровати, в которые ты еще не падал, — это было его оружие.
Но я понимала, что явно заманиваю его в свою кровать. Причем, я понимала, что ничего большего, чем летнее приключение, не хочу.
— Тогда давай сменим тему, — мурлыкнул он, — а то ты рискуешь… Черт, я понимаю, что ты уже давно не моя. Но чувство собственности к тебе меня не отпускает. Совсем ты там распустилась в своей Москве. Прямо так и тянет тобой заняться. Во всех смыслах.
Тут запиликал мой московский номер.
— Прости, я на минутку, — я поднялась и пошла к выходу.
Но спинным мозгом я чувствовала его взгляд. Повод для побега от ситуации был превосходный. Нужно вернуться и сказать, что мне уже очень-очень пора ехать. Если я сейчас не уйду, то стоматолог мой останется без удовольствия общения со старой подругой и ее зубами. А я же напротив: получу массу удовольствия. Но все банально и просто для летней интрижки. Это годится для Тёмы, который так вовремя сейчас позвонил, или для кого-то еще. Но не для него. Тут надо все рубить на корню. Поэмоционировала, получила свою дозу адреналина, выпустила яд, потешила самолюбие — и хватит. Бежать. Бежать, плотно зажав бедрами свой белый флаг. Это игра с огнем.
Через пару минут я вернулась за столик.
— Ну, все: мне пора ехать…
— Ты на чем сейчас ездишь? Какая у тебя машина?
— Я на маршрутном такси № 4 сейчас поеду. Я не вожу машину.
— А что так?
— Не мое это. Люблю иметь руки и ноги свободными, когда сижу в авто рядом с мужчиной.
Черт! Ну, кто меня за язык тянул?
— Так давай я тебя довезу, — выпалил он.
«Конечно да!» — мысленно крикнула я, но вслух согласилась более лаконично и менее эмоционально. И где мои благие намерения по поводу этой машины?!
В мягком кресле его черного лекса я была еще более беззащитна, чем за столиком, который нас разделял и скрывал от него мою то ли очень короткую юбку, то ли слишком широкий пояс. Он это тоже понимал, поэтому, склонившись надо мной, спросил:
— Боишься? Нервничаешь?
— Неа, — выпалила я уверенно.
— Тогда один поцелуй…
НЕТ! Нет-нет-нет-нет-нет! Только не это! Поцелуй — это стринги долой сразу! Сниму сама и выброшу навеки вечные! Держись, Катька! И его держи!
— Оставим для более подходящего случая, — я попыталась сказать это как можно более ровным голосом, силясь скрыть бешеное волнение.
— Случай как нельзя более подходящий, — он уже был так близко, что я слышала его дыхание, — руки и ноги у тебя свободны…
— И я обязательно ими воспользуюсь для самообороны, — прошептала я и уклонилась от его губ.
Он резко выпрямился и вернулся на место. Я облегченно выдохнула и мысленно возблагодарила саму себя за внутреннюю силу. Ибо я хотела его так сильно, как только обжора, сидящий на диете, может хотеть пончик с шоколадной глазурью.
— Ой, Катя-Катя, доиграешься ты у меня…
— Я уже не «у тебя», не забывайся. А что, поиграть любишь?
— Практикую иногда, ага. С женой.
— Ну, вот и поехали. Я к стоматологу, а ты — к жене. Напряжение снимешь, так сказать. Поиграете с ней в доктора…
Это был уже мой контрольный выстрел.
По дороге мы говорили обо всем, кроме того, о чем каждый из нас хотел сказать. Моя сумка, которая могла прикрывать мои колени, предательски улетела на заднее сидение. Он, конечно, держал руки при себе, но было уже поздно.
У поликлиники он заглушил мотор, заблокировал двери и повернулся ко мне.
— Один поцелуй. И я тебя отпущу.
Я сомневалась надо ли, но его взгляд обезоруживал. Самец — одно слово. Сексуальный, горячий самец. И я помню его поцелуи.
— Нет, — резко отрезала я, — открой дверь.
— Чуть позже…
Он не менее резко придвинулся ко мне. Я хотела, было, отстранить его, но мои руки были мгновенно перехвачены и крепко сжаты его ладонью у меня за спиной. Я ощутила его дыхание на своих губах. Я стала отворачивать голову в сторону, но уже ждала его упреждающих действий. Я должна была изобразить борьбу и сопротивление. Я знаю, как его это заводит. Несколько секунд этой возни, негрубой силы и его губы коснулись моих. Он был таким, каким я его помнила. Он был нежным и страстным одновременно. Он был сладким и ядовитым. И тогда я ответила на его поцелуй. Он мгновенно ослабил свою хватку и его руки оказались у меня груди. Секунда, и его пальцы коснулись моей кожи, миновав все слои моей немногослойной одежды. Я потеряла ориентацию во времени и в пространстве… Его руки скользили по моему телу, его губы обжигали меня… Губы… Руки… Губы…
— Ну, девочка моя сладкая, теперь можешь идти лечить свои зубки.
Да, теперь я могла удалить пару зубов вообще без обезболивания, настолько мне было хорошо. И ведь до чего хорош, подлец, знает, что я теперь шаг ровно сделать не смогу. И улыбается…
— Звони, если захочешь проверить качество стоматологического обслуживания в нашем городе, — томно ответила я ему. — Я тебя покусаю… И поцарапаю… местами…
Я вышла из машины и захлопнула дверцу. Моя задача номер раз — это выйти из машины, не шатаясь, ровно пройти 5 метров до двери и не оглядываться. Я буду не я, если не справлюсь. Но когда я захлопнула эту дверцу, я тут же мысленно раскрыла перед ним все свои двери.
«До чего ж хорош, подлец» — опять пронеслось у меня в голове, пока я шла эти 5 метров. И я знала, какие именно слова пронеслись в его голове. Дословно. По буквам.
3. Мазохизм — не мое призвание
В приемной я сидела с плотно сжатыми ногами и лицом долбанутой дебилки, на лице которой навечно застыла улыбка. Тетушка с ресепшена явно уже собиралась презентовать мне пару килограмм лимонов — до того ей была приторна моя сладкая улыбка. Я тщетно пыталась собраться с мыслями и понять, что сейчас моей целью стоит подготовка своей нервной системы к болезненным и страшным процедурам, ибо лечить зубы я боюсь с детства. В кабинет стоматолога я захожу смело и довольно умело разыгрываю из себя этакую мазохистку, обожающую боль, уколы и прочую прелесть. Кончается все обычно моим обмороком, стаканчиком мохито из пустырника и валерьянки и нежными заботами медсестры, которая обмахивает меня салфеткой, пока врач включает мне успокаивающую музыку и гладит по руке.
В такой эйфории и застала меня Кузя. Кузя — Светка Кузина — моя самая древняя подруга. Древняя — это потому что мы с ней живем давно. Мы познакомились, когда нам было по 13 лет. Мы вместе с ней прошли огонь и воду. Мы вместе с ней учились курить на детской площадке по ночам. Мы вместе с ней рассматривали первые мужские журналы. Мы вместе с ней посмотрели первую немецкую порнушку у нее дома и одновременно пришли в ужас от размера готового к труду мужского полового органа. Это ей я во всех подробностях рассказала о своем первом разе, а она мне о своем. Более того, наши первые мужчины были друзьями по сей день.
Светка смерила меня взглядом, скрестила руки на груди и с упреком произнесла:
— Нет, ты вообще обалдела, Мася моя! Вместо того, чтобы просто приехать ко мне в гости, привезти с собой вкусняшки и угостить свою старую подругу московским крутым алкоголем, она просто записывается ко мне на прием зубы лечить! Ты не боишься, что я могу на тебя обидеться и удалить тебе пару клыков?
Я с трудом вышла из ступора, но улыбку с лица стереть не могла.
— Кузя! — радостно промяукала я и бросилась ее обнимать.
— Но-но, товарищ пациентка, — засмеялась она и нахмурила брови, — цепляй бахилы и пройдемте.