— Я сел на первый самолёт утром. Пришёл прямо сюда, — тихо говорит он. — У нас несколько дней не будет игр. Алан сказал, все нормально. Но я бы приехал, даже если б и не так. Я не хочу, чтоб ты думала, что должна справляться со всем этим сама. Я здесь ради тебя, всегда буду.
— Спасибо тебе, — говорю я, огромное количество боли и благодарности просто кружит у меня в груди. Моя кожа чудесно горит под его прикосновениями. Я так сильно по нему скучала. Медленно я отстраняюсь и смотрю на него вверх. Вот он.
Я не уверена, мой ли он Лаклан сейчас.
Но он здесь.
Так что сейчас он мой, еще один раз, на еще один на короткий миг.
Глава 29
ЛАКЛАН
За свои тридцать два года я мечтал о многом, но никогда не хотел ничего так сильно, как быть тем, кто заберёт ее боль.
В тот момент, когда она позвонила мне, я знал, ничто не помешает мне прилететь к ней. Я взял билет на первый утренний самолёт, затем позвонил Алану и сказал ему, что пропущу тренировку. Он не был счастлив по этому поводу, но я сказал, что все равно поступлю по-своему.
Я собрал вещи, забросил собак к Амаре и отправился в Сан-Франциско. Я надеялся приехать вовремя, до того, как Кайла будет прощаться, но добрался сразу же после.
Вид ее, выходящей из той палаты с колоссальным количеством страдания и мучительной боли, повисших на ее хрупких плечах, глубокая печаль опустошила ее лицо, распустил меня, словно клубок ниток. Я едва мог выдержать вид ее с таким огромным количеством боли и печали, но я должен держаться, ради неё.
Она упала в мои объятия. Она упала мне в сердце.
Я держал ее ими обоими и сказал ей, что я здесь.
Не было ни возражений, ни злости. Она приняла меня, и лишь на одну маленькую долю секунды, она принадлежала мне, и все в мире было правильно.
Моем прекрасном мире.
Но, конечно же, все ещё очень неправильно.
Тем вечером я вернулся с Кайлой в ее квартиру. Сказал ей, что с удовольствием остановлюсь в отеле, что, если я не должен быть поблизости, меня там не будет. Но она была не против.
Странно снова находится здесь. Словно я десятилетия назад впервые пришёл сюда, ослеплённый своей жаждой к ней, не имея ни малейшего понятия, что может произойти между нами. В глубине души я должен был знать, что она станет любовью моей жизни. Я просто не знал, что наша любовь будет преисполнена такого количества проблем.
Или может, знал. Я бы все равно сказал «да пошло оно все» и в любом случае пошёл за ней.
Не могу сказать, что когда-нибудь сделаю по-другому.
— Я собираюсь принять душ, — говорит она, кладя сумочку на столик. — Я уже давно не мылась.
На секунду я думаю, она могла бы пригласить меня, как всегда делала в прошлом. Но она просто грустно улыбается мне и закрывает за собой дверь.
Я сажусь на диван и перевариваю все произошедшее.
Хотел бы я знать, кто мы друг для друга.
По телефону она сказала, что любит меня.
Важно ли это сейчас, когда произошло столько всего?
И если да, что это значит для нас?
Она долгое время принимает душ и когда выходит, влажные волосы лежат вокруг плеч, полотенце обернуто вокруг тела, и она крадёт мое дыхание. Такая красивая, что это ощущается словно удар ножом.
— Пойдёшь со мной в кровать? — спрашивает она меня. Ее голос тихий и она застенчиво смотрит на меня, словно не уверена, что я скажу да, не уверена, что ей вообще стоит спрашивать.
Я киваю, вставая.
— Конечно.
Следую за ней в спальню. Даже в темноте это зона бедствия, результат жизни того кто проходит через ад и не слишком беспокоиться на этот счёт. Я могу представить, как она спит здесь ночью, такая одинокая и с таким огромным количеством боли.
Она снимает полотенце и забирается под одеяло, и я, ужасно возбужденный и безнадёжно влюблённый, смотрю на ее обнаженный силуэт.
Но не хочу делать никаких предположений. Снимаю ботинки и носки, штаны, но остаюсь в белье и футболке. Я знаю, возбуждение нарастает - ничего не могу с собой поделать когда она обнаженная рядом со мной, учитывая, что я не видел ее месяц - но я игнорирую его. Я не хочу вести себя неуместно, не сейчас, когда она настолько близка к тому, чтобы сломаться.
Я забираюсь под одеяло, с опаской глядя на неё, неуверенный как вести себя, как быть. Она поворачивается ко мне и устраивается в моих руках, лицо на груди, рука на сердце.
Я хочу жить этим моментом, мирный покой ее кожи на моей.
— Спасибо что приехал, — говорит она, спустя несколько ударов.
Я потираю ее спину, вздрогнув, когда чувствую ребра. Она стала такой худой.
— В любое время, — говорю я ей. — Спасибо, что сказала, что любишь меня.
Она молчит, и я волнуюсь, что сказал что-то неправильное.
— По телефону, — добавляю я. — Правда это или нет, все равно спасибо за это. Ты не представляешь, что это для меня значит.
Несколько тяжёлых мгновений в темноте кажутся нескончаемыми.
— Я все ещё люблю тебя, — говорит она, прижимая руку к моей груди. — Здесь. Я люблю тебя здесь, твоё большое, прекрасное сердце.
Эти слова, эти слова.
Надежда наполняет меня.
— Но этого не достаточно, — говорит она, и так же быстро, как она поднялась, надежда разбивается, падая с неба с обрезанными до костей крыльями.
— Я понимаю, — говорю я ей, голос дрожит от боли, даже если я не понимаю. Я не могу. Потому что любовь к ней может преодолеть что угодно.
Опять же, не так уж много вещей способны преодолеть смерть.
— Просто это...знаешь, это было трудно. Порой. И я знаю, мы могли попытаться справиться с этим, но тебе нужна помощь, которую я тебе дать не могу.
— Я знаю, — говорю ей. — Но все по-другому. Я вижусь с психологом. Бросил пить. Провёл несколько выходных в реабилитационном центре. Я меняюсь, я действительно делаю это. Я хочу быть лучше, не только для тебя, для своей семьи, для себя. Для жизни.
Я могу почувствовать, как она улыбается.
— Хорошо. Это...Это приносит мне облегчение, ты должен знать. — Она тяжело вздыхает. — Но все закончилось. Понимаешь? Не думаю, что мы сможем вернуться к этому. Не сейчас. Не с моей мамой...это слишком тяжело. Я не знаю, как собираюсь пережить ночь, не говоря уже о завтрашнем дне. И следующем. И следующем. Как я вообще собираюсь поставить одну ногу впереди другой. Я упаду. И останусь на полу. Я не смогу даже подняться.
— Кайла, — шепчу я ей. — Не торопись. Спешка ни к чему. Я всегда буду здесь для тебя, всегда буду чувствовать то, что сейчас. Я подожду.
— Но я не хочу, чтоб ты ждал меня, — почти резко говорит она.
Я закрываю глаза, впитывая боль.
Она сломлена.
Я сломлен.
— Хорошо, — хрипло отвечаю я.
— Это несправедливо по отношению к тебе. Мне надо разобраться со своим собственным дерьмом здесь, и я не могу иметь дело с ещё большим чувством вины, чем имею уже. Я не могу жить с осознанием того, что ты находишься через океан и ждешь меня, любишь меня, когда сама знаю, что ничего не дам тебе. Я не могу дать тебе ничего больше. Ты понимаешь?
Я киваю, полностью понимая, что она имеет в виду, и ненавижу это. Презираю.
— Угу. Я понимаю. Знаешь, есть кое-что обо мне, чего я никогда тебе не рассказывал.
Она замирает рядом, в ожидании моего признания. Я стискиваю зубы.
— Когда я решил завязать, когда решил вернуться к Джессике и Дональду и умолять их о прощении, это был не постепенный выбор. Это было спешное решение. У меня был друг, Чарли. Наркоман, такой же, как и я. Все его плохие ошибки были связаны с зависимостью. Если отбросить это, он был добрым, обаятельным молодым человеком. Безумно забавным. И он был преданным, хотя его преданность, прежде всего, всегда распространялась на наркотики. — Я облизываю губы и понимаю, что история не разрывает на части, как я думал, будет. Боль, стыд и чувство вины от сделанного уходят на второй план. — Чарли очень хотел достать героин. Я никогда не пробовал, хотя Бригс и несколько других людей думают иначе, но я никогда не пробовал его. Не то чтобы это делало меня особенным, метамфетамин такая же гадость, может даже больше. Но я не принимал героин и когда Чарли захотел прыгнуть так высоко, я отказался помогать ему. Не хотел быть частью этого.