Чувствуя себя униженной и даже оскверненной из-за того, что Рикардо не захотел разделить с ней свое тело, Мике вбежала в свою комнату, забыв закрыть за собой входную дверь.
Почему? Что с ней не так? Почему рано или поздно от нее все отворачиваются?
Она преступила порог своей нравственности, она была готова ради него на все, но этот циничный ублюдок лишь плюнул ей в душу.
Прислонив пальцы к вискам, Микелина плотно прикрыла глаза.
Это ведь неправильно. Неправильно с самого начала и до конца. Они не должны быть вместе. Она не должна хотеть его пламенных прикосновений, безропотно позволяя делать со своим телом все, что ему захочется. Всю свою жизнь она лишь приказывала, а не подчинялась. Так почему же теперь с готовностью стоит перед ним на коленях? Что с ней вообще происходит? Почему стоит лишь ей услышать его строгий голос, как она тут же теряет себя, готовая вымаливать у него прощение, едва ли не облизывая носки его до блеска начищенных туфель? Может быть, она больна? Больна им? Или теперь на нее так будет влиять каждый встречный мужчина? Что если Рикардо намеренно сделал из нее половую тряпку, исключая возможность когда-либо снова ей решать саму за себя?
А, может быть, хватит? Хватит с нее уже всех этих ненужных душевных терзаний, вызванных своей растерянностью по отношению к истинному отношению к Моретти? Пора вновь стать самой собой. А именно – гордой львицей, не признающей в своей жизни таких понятий, как постыдную трусость и непозволительную слабость. Она не такая. Она не привязывается к людям и не ждет от них добра. Она прошла этот болезненный урок в своем детстве и больше никогда не попадется на этот трюк дважды.
Но все же сама мысль о том, что он отказался от нее, никак не давала покоя, беспощадно хлеща ее душу своим нестерпимым хлыстом. Она живет, когда он прикасается к ней. Она живет, когда он просто смотрит ей в глаза.
И она мертва, когда его нет рядом…
Запустив пальцы в свои волосы, Микелина с силой потянула их. Ее голова гудела. Тело ломило от неудовлетворенного желания. Чувствуя себя как никогда паршиво, она прислонилась спиной к бетонной стене.
Ей нужно успокоиться. Снова взять себя в руки. Снова вернуть былой холодный расчет.
Глубоко вдохнув, она обратила взгляд в раскрытое окно.
Чувствуя, как к ней возвращается ее меланхолия, вонзаясь в тело своими острыми когтями, девушка молчаливо сглотнула.
Словно в беспамятстве захватив с собой стул, она вышла на балкон. Всю свою жизнь она ходила по краю. Это стало для нее нечто вроде игры в русскую рулетку. Упадет ли она в этот раз или удержится, позволив себе встретить новый день? В течение последних тринадцати лет это был единственный способ, который помогал ей справиться со своей депрессивной неудержимостью. Встав на стул, девушка шагнула на широкий бортик балконных перил. Смотря вниз, на обманчиво-спокойную гладь Тирренского моря, Микелина расставила руки в стороны и закрыла глаза.
Это была ее любимая игра с десяти лет. Вполне возможно, что любой нормальный человек, пережив подобное происшествие в детстве, стал бы остерегаться высоты. Но дело в том, что нормальной она себя уже давно не считала. После той ночи на Капри в ней словно исчез этот страх. Наоборот, в наиболее критические жизненные моменты ее будто тянуло ввысь… чтобы вновь испытать судьбу. Её всегда интересовал вопрос: а что, если в ту ночь ей на самом деле было суждено спрыгнуть с того обрыва? Стоя на самом краю, Мике сделала глубокий вздох. У нее не было права на ошибку. Лишь только она и ее скалистый утес. Бесполезная долгая жизнь или счастливая быстрая смерть? Ее мать была права: жить действительно больно, особенно когда тебя терзают болезненные воспоминания…
Ощутив свежий морской бриз на своем лице, девушка открыла глаза и умиротворенно улыбнулась. Она до сих пор жива, а значит, так нужно. Вновь почувствовав в себе относительное спокойствие, она вдруг услышала не на шутку встревоженный голос.
– Синьорина Риччи, что, ради всего святого, вы делаете?!
Оглянувшись, Микелина увидела ошеломленное лицо стоящего в раскрытых дверях Захария.
Осторожно спустившись на стул, девушка налепила на лицо непринужденную улыбку.
– Подождите, Захарий, это совсем не то, что вы подумали. – Поспешно начала она, но некогда бесстрастный камердинер уже скрылся из вида.
Угрюмо вздохнув, зеленоглазая шатенка присела на каменный бордюр широких перил.
Прекрасно. Похоже, теперь об этом небольшом инциденте узнает весь дом… в том числе и его строгий хозяин. Будет чудо, если он не поступит как когда-то ее отец, а именно – не запрет ее в кабинете какого-нибудь жутко дорого, очередного психоаналитика. И тогда ей вообще можно будет забыть о его горячих, требовательных руках на своем трепещущем теле.
Расположив локти на твердой поверхности стола, Моретти раздраженно вздохнул, на мгновение скрыв лицо в широких ладонях.
И как же это так получается, что всякий раз, когда он хотел наказать эту упрямую, дерзкую, взбалмошную девчонку, то в итоге всегда чувствовал себя отнюдь не триумфальным победителем, а лишь безнадежно проигравшим? Вот и сейчас, после своего небольшого показательного урока, вместо того, чтобы испытывать должное удовлетворение, он, черт его дери, прошел все девять кругов ада, особенно задержавшись на втором.
Чувствуя себя как никогда напряженным, широкоплечий брюнет поднялся в кресла, безмолвно убирая в картонный пакет принесенные ранее вещи.
Ему нужно расслабиться, чтобы хоть на секунду выбросить эту зеленоглазую плутовку из своей проклятой башки. Мечтая сходить в тренажерный зал, чтобы с особым энтузиазмом побоксировать с подвешенной грушей, он нехотя оказался от этой идеи. Через полчаса у него запланирован один важный телефонный разговор с представителем весьма крупной финансовой компании из Китая. Он не может пропустить ещё и эти деловые переговоры. Так что, пожалуй, времени едва хватит на холодный, а ещё лучше – ледяной душ.
Прикрывая тяжелую дверь своего кабинета, Рикардо краем глаза заметил поспешно приближающегося к нему камердинера.
– Захарий, – переложив заполненный черный пакет в правую руку, негромко проронил он, – не могли бы вы прибраться в моем кабинете. Я случайно пролил на ковер шампанское. Не хотелось бы, чтобы там осталось пятно.
– Конечно, синьор. Я сейчас же займусь этим вопросом. – Слишком встревоженным тоном отозвался вставший перед ним слуга. – Но там, в спальне… синьорина Риччи…
Мгновенно направив свой острый взгляд на побледневшее лицо камердинера, Рикардо внутренне напрягся, мысленно приготовившись к очередной дурной вести сегодняшнего дня.
– Что ещё она вытворила на этот раз? – Тщательно выговаривая каждое слово, сквозь зубы спросил он.
– Она... – Подбирая вразумительное объяснение увиденному, растерянно начал мужчина. – Она только что стояла прямо на перилах балкона!
На мгновение плотно прикрыв глаза, Моретти сделал глубокий вдох.
Нет. Это уже переходит всякие границы.
Эта девчонка, должно быть, сумасшедшая, раз не понимает элементарных вещей, предпочитая после всего произошедшего и дальше играть с огнем. Решив, что это очередной взбалмошный трюк с целью привлечения к себе внимания, кареглазый мужчина с силой сжал кулаки, прямиком направившись в апартаменты своей несносной гостьи.
Боже, дай ему терпения, чтобы не убить эту глупую девчонку прямо на месте.
Пройдя на порог распахнутой спальни, Рикардо не спеша преодолел пустынную комнату, бросил картонный пакет на пустое кресло, после чего неприметно остановился возле колыхающейся на сквозняке длинной занавески. Посмотрев через раскрытую балконную дверь на находящуюся в отдалении девушку, он молчаливо скрестил руки на груди.
Заняв непринужденную позу, Микелина спокойно сидела на балконных перилах. Ее лицо было отвернуто к морю. Длинные волосы резвились на ветру. Тонкие пальцы слегка сжимали край каменного ограждения.