Брэнд глотнул бренди и сказал:
– Для счастья мне не нужны так называемые красивые вещи. Уютного огня в камине и мягких кресел мне вполне достаточно для комфорта. Не беспокойся, Эш, я не привожу сюда женщин.
– Женщин? – хохотнул Эш. – Каких женщин? Ты же не можешь выкроить для них времени, ты поглощен своими газетами. А теперь, когда ты надумал баллотироваться в парламент, свободного времени у тебя и вовсе не останется. А что же Джулия? Где она сейчас?
– Джулия, – равнодушно ответил Брэнд, – указала мне на дверь.
Эш поперхнулся глотком бренди и откашлялся, прочищая горло.
– Так вот оно что, – сказал он наконец. – Твой интерес к Джулии иссяк, и как истинный джентльмен ты позволил ей отвергнуть себя. Это, случаем, не имеет отношения к леди Марион, а? – Не обращая внимания на хмурый взгляд Брэнда, Эш весело продолжил: – Видел я твое лицо сегодня, когда леди Марион скатилась с лестницы. Я думал, это ты рухнешь в обморок, а не леди Марион.
– Не преувеличивай. Я был встревожен, вот и все. Но я рад, что ты поднял эту тему, ведь я пригласил тебя сюда, чтобы поговорить о Марион.
Брэнд помолчал, собираясь с мыслями, а Эш тем временем взял с буфета бутылку бренди, наполнил стакан Брэнда и стал терпеливо ждать, когда друг начнет.
В конце концов Брэнд сказал:
– Думаю, ты знаешь, как близки мы были с тетей Марион.
– Эдвиной Ганн? Я знаю, что до смерти дедушки она была твоей учительницей. И знаю, что ты поддерживал с ней связь все эти годы.
– Она написала мне за две недели до смерти. К несчастью, письмо было послано в контору на Фрит-стрит, где оказалось погребенным под кучей писем от читателей. В результате оно дошло до меня уже после смерти Эдвины и я не успел расспросить ее. А потом я уже не видел смысла разбираться и бросил письмо в огонь. Это было сумбурное письмо о ее младшей сестре Ханне. Насколько мне известно, лет двадцать назад она сбежала бог знает с кем. Во всяком случае, так считают в Лонгбери, впрочем, Эдвина не подтверждала и не отрицала этого. Я никогда не слышал, чтобы она говорила о Ханне, и никогда не расспрашивал. Я был слишком молод и слишком почтителен, чтобы лезть человеку в душу.
– Ты знал Ханну?
– Нет. Она была гувернанткой в Брайтоне и приезжала домой только на каникулы – на неделю-другую. Может, я и встречал ее, но не помню.
Он помолчал, ненадолго вернувшись мыслями в прошлое, затем продолжил:
– Эдвина написала, что скорее всего Ханну кто-то убил и что ее племянница Марион может опознать убийцу. Одно я знаю наверняка: Ханна была в гостях у Эдвины, когда Марион и ее мать тоже гостили там, и именно тотда Ханна исчезла.
Эш выглядел потрясенным.
– Не мог бы ты, – медленно проговорил он, – повторить это.
Брэнд повторил, снабдив свое объяснение подробностями.
– В своем письме Эдвина написала, что в тот вечер Ханна поссорилась с сестрами и ушла из коттеджа, поклявшись никогда не возвращаться. Нет, Эдвина не сказала, из-за чего произошла ссора.
Брэнд замолчал и глотнул бренди, приводя в порядок мысли.
– Насколько я знаю, Эдвина никогда не заявляла о пропаже сестры, значит, она считала, что Ханна сбежала, возможно, с каким-то мужчиной. Во всяком случае прошли годы, прежде чем Эдвина от кого-то услышала, что Марион бродила по окрестностям в ту ночь, когда Ханна исчезла. Она не написала, кто сказал ей об этом.
– Откуда они знают, что это была та самая ночь?
– Не знаю, но это так. Тот человек дал ей понять, что Ханна оказалась втянутой в какой-то обман и что Марион может быть свидетельницей. Коттедж Эдвины окружен лесом и расположен недалеко от Прайори с его многочисленными постройками и обширными землями. Если Ханну убили, места, где спрятать тело, было предостаточно.
– Ну и дела, однако. Двадцать лет верить, что твоя сестра сбежала, затем внезапно решить, что ее убили? Сдается мне, кому-то взбрело в голову так пошутить, а иначе почему бы не сказать об этом сразу после исчезновения Ханны?
– Эти же самые вопросы я задавал себе, читая письмо. Однако существует еще один фактор, который усиливает мой скептицизм. – Он отпил глоток бренди, затем продолжил: – Когда я был в Лонгбери на похоронах, до меня дошли кое-какие слухи. Последнее время Эдвина, похоже, была не в себе. Она стала забываться и путать прошлое с настоящим, все больше и больше впадая в детство. Понимаешь, о чем я думаю?
– Что у нее было старческое слабоумие. – Эш вздохнул. – Чего она хотела от тебя?
– Чтобы я навестил ее, она хотела поговорить со мной с глазу на глаз, – добавил он с оттенком горечи. – Но к тому времени, когда я получил письмо, было уже слишком поздно. Во всяком случае, я прочитал письмо уже после того, как услышал о ее слабоумии, поэтому не воспринял его всерьез и не стал разгадывать тайну двадцатилетней давности. Мне было известно, что Марион живет в Озерном крае. Я хотел написать ей, но боялся огорчить известием, что ее тетя к концу жизни повредилась умом. В общем, я ничего не предпринимал.
– До тех пор, пока леди Марион с сестрами не появились в Лондоне?
Брэнд кивнул, вытянув длинные ноги к весело потрескивающему огню, и поудобнее уселся в кресле.
– Я не хотел расстраивать или пугать Марион, рассказав о письме Эдвины. Зачем, если все это было плодом воображения старой женщины? Поэтому я просто познакомился с ней и попытался разговорить. – Он оторвал взгляд от пляшущих языков пламени в камине и взглянул на Эша. – Она ничего не знает. В сущности, она едва помнит Лонгбери. Она помнит тетю Эдвину и Ханну, но не помнит, что Ханна исчезла как раз тогда, когда она была там. Когда я спросил ее, где Ханна сейчас, она ответила, что Ханна умерла молодой.
Эш усмехнулся:
– Ты хочешь сказать, что сестры Ханны пытались скрыть ее позор, сочинив сказку про раннюю смерть? Держу пари, она убежала с женатым парнем, и родные никогда не простили ее за это. Типично!
Брэнд пожал плечами:
– Я считал, что исполнил свой долг перед Эдвиной и могу забыть об этом, но Марион столкнули с лестницы. А неделю назад ее ограбил какой-то разбойник в Воксхолл-Гарденз. О нет, Марион ничего не говорила мне об этом. Я узнал от Фебы.
– Совпадения, – фыркнул Эш, – с кем не бывает.
– Другие согласились бы с тобой, – отозвался Брэнд, – но я газетчик, у меня чутье на такие веши. Я думаю, все, что произошло с Марион, не случайно, вот только не знаю, имеет ли это отношение к Лонгбери.
По лицу Эша он видел, что тот складывает в уме кусочки и заполняет пробелы. Наконец Эш хмыкнул:
– Уверен, что ты рассказал мне не все. Либо леди Марион не призналась тебе, либо был и третий случай, о котором ты по какой-то причине не хочешь упоминать.
– Ты ошибаешься по обоим пунктам. – Брэнд допил бренди и поставил стакан. – Повторяю: я полагаюсь на свое чутье.
Брэнд вспомнил ее испуганный взгляд, когда он склонился над ней у подножия лестницы, и позже, в карете, когда на его вопрос у нее вырвалось: «Дэвид».
Он надеялся, что эти неприятности прибыли в Лондон из Озерного края, ибо если их источник Лонгбери, это значит, что ему следовало отнестись к письму Эдвины серьезно. Это значит, что он не должен был с такой готовностью воспринимать ее смерть как несчастный случай. Это значит, что Марион опасно ехать в Лонгбери.
– В любом случае, – в конце концов сказал он, – я решил сделать то, чего хотела от меня Эдвина: разгадать тайну исчезновения Ханны.
– По-твоему, это разумно? Ты можешь потревожить осиное гнездо.
– Я это прекрасно понимаю, но Марион бросить не могу.
Он поднял глаза и обнаружил, что Эш задумчиво разглядывает его.
– Я был прав! – провозгласил Эш. – Ты увлечен ею! Ты постоянно называешь ее Марион, а не леди Марион!
Когда Брэнд сердито взглянул на него, Эш ухмыльнулся:
– Ты играешь в опасную игру, друг мой.
Брэнд пристальным взглядом безуспешно попытался прогнать веселость из глаз Эша.
– Я чувствую ответственность за нее. Полушутя, полусерьезно Эш продолжил:
– О, именно так все и начинается. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как угодишь в ловушку для холостяка. Вспомни Джека.
Джек был их общим другом и когда-то убежденным холостяком, но теперь счастливо женился. Эш поднялся.
– Хочешь совет? Остерегайся миссис Милфорд. У белокурой Джулии, возможно, личико богини, но характер дьяволицы. Ей не понравится, что какая-то другая женщина вторглась на ее территорию.