Элизабет Торнтон - Игра или страсть?

– Я же сказал, – проворчал Брэнд, – что это она прекратила нашу связь.

– Думаешь, это имеет значение для такой женщины, как Джулия? Удивляюсь, как она до сих пор не набросилась на тебя с обнаженными клыками.

– Она в Париже.

– Тогда понятно. Вернется, как только услышит, что другая женщина удостоилась твоего расположения.

– Может, ты сядешь? – рявкнул Брэнд. – И прекрати свои шуточки! Я позвал тебя не для того, чтоб в игры играть. Ты мой друг, и мне нужна твоя помощь.

Эш посерьезнел. Он медленно опустился в кресло.

– Зачем тебе моя помощь?

– Разве я не ясно выразился? Не удивлюсь, если произойдет третий инцидент – ну, знаешь, одно из этих совпадений, которые могут случиться с каждым? Однако я не могу быть везде сразу. Я согласился выставить свою кандидатуру от нашей партии на предстоящих дополнительных выборах, следовательно, в ближайшее время буду плотно занят. К тому же надо подумать о газетах. Мне придется проинструктировать первого заместителя насчет дел в мое отсутствие.

– Сдается мне, – хмыкнул Эш, – слишком много удочек у тебя закинуто.

– Потому-то мне и нужна твоя помощь.

– Я слушаю.

Брэнд длинно, медленно выдохнул.

– Мне нужно, чтобы кто-то присматривал за Марион, по крайней мере пока она не устроится в Лонгбери. Сделаешь это?

Эш улыбнулся:

– С удовольствием, дружище, с удовольствием.

Проводив Эша, Брэнд вернулся в гостиную, где его слуга убирал со стола. Мэнли было за пятьдесят, когда-то он служил в кавалерийском полку. Незаменимый в отношении лошадей, он был уволен своим последним нанимателем за непокорность. Вернее, он был уволен несколькими нанимателями за непокорность. Не вызывало сомнений, что Мэнли не знает своего места, но ему посчастливилось найти такого хозяина, который восхищался именно этим качеством.

К сожалению, его таланты пропадали зря, потому что Брэнд не держал конюшню. Он не видел в этом необходимости, арендуя лошадей и коляску на платной конюшне на Пэлл-Мэлл. Что ж, пора порадовать старого слугу.

– Мэнли, – сказал Брэнд, – через одну-две недели мы едем в Лонгбери. У меня там конюшня пустует. Завтра мы с тобой поедем в Таттерсолл, чтобы присмотреть лошадей и сделать кое-какие покупки. Еще мне потребуются услуги кучера и помощника конюха. Я был бы признателен, если бы ты позаботился об этом. И, Мэнли, все только самое лучшее.

Лицо Мэнли осталось бесстрастным, только губы чуть заметно дернулись. – Думаю, я справлюсь, мистер Гамильтон.

– Хорошо. Ах да, и еще мне понадобится домашняя челядь.

– Предоставьте это мне, сэр.

Это подобострастное «сэр» ярче любых других слов сказало Брэнду, насколько доволен Мэнли тем, что в Лонгбери будет конюшня.

Брэнд с улыбкой отвернулся и заметил, что из шва кресла выглядывает набивка. Эти кресла когда-то принадлежали его дедушке. Эш сказал бы, что пора избавиться от них, что они себя изжили.

Брэнд развернулся.

– Мэнли, – сказал он, – я хочу, чтобы ты нашел драпировщика или декоратора. Надо обновить мебель. Но ничего не переставляй.

– Да, сэр, – ответил Мэнли.

– И поосторожнее с теми стаканами. – Стаканы тоже принадлежали его деду.

– Слушаюсь, сэр.

С вежливым «спокойной ночи» Брэнд вышел из комнаты.

Три дня спустя Марион сидела в ослепительном бальном зале Фанни, оркестр настраивал инструменты для следующего танца. Взгляд ее то и дело скользил к высокой, широкоплечей фигуре Брэнда Гамильтона. Он беседовал с кузеном Реджи, и она знала, что они обсуждают какой-нибудь спорный вопрос последнего билля. С недавних пор она, под стать Фебе, занималась подслушиванием, и, насколько могла судить, политическую позицию мистера Гамильтона можно было охарактеризовать как антимонархическую и антирелигиозную. Он был против всего, за что ратовал ее отец.

И тем не менее все говорили, что он далеко пойдет в политике, если решит избрать это поприще. Странно.

Ее размышления были прерваны, когда компаньонка леди Анны Босквелл наклонилась и прошептала:

– Оркестр собирается играть вальс. Было бы не совсем прилично для такой юной девушки, как леди Эмили, танцевать вальс.

– Спасибо за предупреждение, мисс Барни, – сердечно отозвалась Марион, хотя в душе испытывала раздражение. Мисс Барни считала себя арбитром хороших манер и всегда находила какой-нибудь изъян в поведении той или иной юной барышни. Но самое противное – это что мисс Барни всегда оказывалась права.

Марион встала и взяла трость. Казалось такой глупостью пользоваться тростью, когда всего лишь ушиблены пальцы. Она почти не чувствовала боли, пока не наступала на ногу, но от малейшего давления колено подгибалось, поэтому без трости было не обойтись.

Сделав шаг, Марион поморщилась. В любом случае она доберется до Эмили разве что к концу вальса. Но тут она увидела, что Брэнд Гамильтон лавирует среди пар, направляясь к Эмили и ее партнеру. Он кивнул Марион, показывая, что понимает ее затруднение и берет задачу на себя. Он с легкостью увел из танцевального круга смеющуюся, флиртующую Эмили, которая явно наслаждалась избытком мужского внимания. К Марион подошла Фанни.

– Вижу, вам обоим пришла в голову одна и та же мысль, – заметила она. – Слава Богу, Брэнд прекрасно знает правила приличия. Молодые незамужние девушки считаются легкомысленными, если танцуют вальс, еще не будучи представленными ко двору. Эти глупые правила – своеобразное испытание для нас.

Кузина Фанни, похоже, забыла, что Эмили никогда не будет представлена ко двору. Они не могут себе этого позволить.

Марион улыбнулась кузине, понимая, что та не столько выискивает недостатки, сколько сопереживает. Фанни приходилась двоюродной сестрой отцу и была гораздо старше Марион. У них с Реджи было два сына возраста Эмили, которые в настоящее время учились в университете. Самой же привлекательной чертой в глазах Марион было то, что Фанни испытывала глубокую привязанность к трем осиротевшим кузинам, которых не видела с рождения Фебы.

– Красив, правда? – сказала Фанни, наблюдавшая за Брэндом Гамильтоном.

Марион не стала притворяться:

– Может быть. Фанни рассмеялась:

– Вот уж в самом деле комплимент! Уверена, что очень многие из присутствующих дам думают так же, как и я. Будь я лет на десять помоложе, дала бы им сто очков вперед.

– Если бы ты выглядела еще моложе, – сказала Марион, – то дала бы сто очков вперед даже таким, как Эмили.

Она, конечно, преувеличивала, но фигура у Фанни действительно была крепкой и гибкой, кожа сияла здоровьем, а в темных локонах не было ни единого седого волоска.

– Смотри, – выдохнула Фанни. – Прибыл Эллиот Койн.

Марион послушно взглянула и увидела мужчину лет тридцати пяти, достаточно красивого, держащегося легко и непринужденно.

– Кто такой Эллиот Койн? – поинтересовалась она.

– Кандидат на предстоящие выборы, соперник Брэнда.

К нему почти тут же подошла высокая черноволосая девушка чуть за двадцать, одетая в воздушный, развевающийся муслин. Они представляли собой прекрасную пару.

– А это, – продолжала Фанни, – его невеста леди Вероника, наследница маркиза Хоува. Эллиот имеет основания гордиться ею. Из леди Вероники выйдет отличная жена для члена парламента.

– В самом деле? – Марион была заинтересована. – Откуда ты знаешь?

Фанни усмехнулась:

– У нее надлежащее происхождение и большие связи. Она станет для него настоящим благом. – Фанни поцокала языком. – Брэнду будет трудно с ним тягаться.

– Значит, это уже решено? Что он выставляет свою кандидатуру на выборы?

– Реджи рассчитывает на это. Не то чтобы нам не нравился Эллиот, но в нем нет напористости Брэнда. Я должна поприветствовать их.

С легкой улыбкой Фанни покинула Марион и обошла танцевальный круг. К новым гостям подошел и ее муж. Реджи Райт был светловолосым, и вблизи можно было заметить, что его волосы щедро посеребрены сединой. Марион он ужасно нравился. Как и Фанни, он был добросердечным и принимал живое участие в судьбе трех кузин жены.

Она не могла не испытывать легкой зависти. Реджи и Фанни выглядели довольными друг другом и своим окружением. Марион не сомневалась, что Реджи выбрал Фанни в жены не потому, что у нее было надлежащее происхождение или надлежащие связи, и не из-за того, что она могла способствовать его карьере. У них была такая любовь, о которой большинство пар могут только мечтать. А что же имеет она?