– Я с вами! – подал голос Леха Куликов. – У меня три дня отгулов. И за рулем будет проще, без остановок поедем.
Они выехали из города поздно ночью. Наглотались на ближайшей бензоколонке энергетического напитка из банок, но все равно все по очереди зевали на ширину приклада и из солидарности с Лехой, сидевшим за рулем, не спали.
Павлик пытался уговорить Лешу уступить ему место за рулем, но тот не соглашался: дорога была такой, что Паша с его мизерным опытом наверняка завез бы всех в кювет или на колдобинах, которые совсем не видны были впотьмах, угробил бы Ларискино чудо отечественного автопрома.
Потом колдобины сменились «стиральной доской», и старушка «шестерка», переваливаясь с боку на бок, как толстая утка, ползла тихонько, прижимаясь к обочине дороги.
И все же к девяти часам утра они добрались, наконец, до Листвянки. Деревня стояла на высоком холме, на самой вершине которого золотистым крестом на круглой «луковице» прокалывал серые облака голубой с высокими окнами храм.
– Кладбище там должно быть, – показала на холм Катя. – Лар, да не надевай ты свой траур! Не будет никаких похорон, я уверена.
Лариса стряхнула с головы черный шарфик. «И в самом деле, какого черта?!»
К храму подкатили в сопровождении стаи голосистых разномастных собак, которые обнаглели до той степени, что кидались на колеса, пытаясь схватить их зубами.
Несмотря на ранний час, в храме было людно. Бабушки, и тетки помоложе, и совсем молодухи чистили утварь церковную, мыли окна, драили деревянный пол.
«Генеральная уборка», – решила Лариса. Она подошла к женщинам и спросила, не слышали ли они что-либо о похоронах, которые должны состояться сегодня.
– Нет, милая! Ничего не знаем. А кого хоронять должны? Нашего кого?
– Нет, не вашего... Значит, не слышали ничего?
– Нет, милая...
– А кладбище у вас одно?
– А есть еще одно, за речкой, но там давно не хоронят. Ну, если только как исключение...
– А где это, за речкой?
– А вот ежели по дороге, то сразу за мостом налево. Но мы б знали. Нет, и там никого не хоронят.
Лариса вернулась к машине.
– Ну? – дружно спросили ее попутчики.
– Вот вам и «ну» – не хоронят никого. Есть, правда, еще за речкой кладбище, но там, говорят, уж сто лет никого не хоронят. Если только для успокоения съездить...
– Поехали!
– Я сейчас, погодите! – Лариса достала из машины цветы и вернулась к храму. – Вот, возьмите, пожалуйста, цветы, – протянула она букет женщинам. – Уберете тут все и поставите – красиво будет.
– Спасибо, милая! – Бабки и тетки рассыпались в благодарностях и поставили огромный букет в ведро с водой. И Лариса вспомнила Шуриковы букеты, эти огромные похоронные веники. Надо же, все повторяется...
За речкой кладбище было почти заброшенное, заросшее бурьяном и лопухами, засохшими по осени. Ветер драл высокую сухую траву, свистел в соснах. На покосившихся, серых от времени и дождей крестах и столбиках с выцветшими на солнце звездочками даты были далекие от сегодняшнего дня.
Они побродили недолго по тропинкам, которые еще были проходимыми, и вышли на дорогу.
– Все ясно! – подвела итог Катерина. – Собственно, так мы и думали. Давайте домой двигать.
– Ребята! Есть предложение. – Лариса показала на деревню, которая раскинулась за дорогой. – В пару домов хочу зайти. Просто спросить, знают ли они тут такую фамилию...
– А что тебе это даст? – спросил Леша.
– Я еще не знаю. Просто хочу найти подтверждение тому, что меня не просто так сюда послали.
– Хорошо, что тебя сюда послали, а не куда-нибудь подремучей, – засмеялась Катя.
– Ну что ж. Есть предложение – всем пройтись по домам – так больше информации соберем. Как его фамилия? – спросил Леша.
– Корытников. Шурик. Э-э-э... Александр Иванович. Возраст – сорок лет. Это если вдруг понадобится...
Они встретились минут через тридцать у машины, увидели лица друг друга и расхохотались. Корытниковыми в этой деревне были все поголовно. И через одного в ней жили Александры Ивановичи.
– Блин! Эту деревню надо было не Листвянкой назвать, а Корытовкой! Короче, с одной стороны, море информации, с другой – полный ноль! – Леша достал из багажника два больших термоса с чаем и кофе, пакет с бутербродами и бутылку водки. – Пашка, сейчас мечта твоя исполнится. Мы для сугрева души «Корытовки» по соточке врежем, а ты нас повезешь!
Вечером, когда они уже подъезжали к Петербургу, Ларисе пришло CMC-сообщение. Она прочитала его вслух:
– «Похороны состоялись, но в Москве. Все было красиво...»
Сообщение пришло с незнакомого Ларисе номера, но автор сообщения, как и тот, что писал ей накануне, сделал одни и те же ошибки: он писал «похАрАны»...
– Кать! Леш! Ну, что это, а? Ну, играет, что ли, кто-то?
– Лар, а ты не думаешь, что это он сам, твой Александр Иванович Корытников?
– А зачем?!! Ради чего все это?
– Ну, этого уж мы не знаем, милая. – Леша внимательно посмотрел на Ларису. – Если все это он сам устроил, то у него есть причина... прятаться от тебя.
– Ну, если только... икона...
– Что «икона»?
– Икону мою он отдал в реставрацию какому-то своему приятелю. Я не знаю какому...
– А икона, что, ценная?
– Ценная она для нашей семьи. Правда, и старинная. Очень.
– Ну что, это вполне может быть причиной его скоропостижной «смерти». Хотя тогда должны были, сообщив о смерти, просто пропасть, замолчать. А у тебя постоянно какие-то сообщения. Тебя будто целенаправленно вели в эту самую Листвянку... Странно. Ладно, девки, уже то хорошо, что у нас никаких похорон, никакого траура! А все остальное – разрулим как-нибудь!
Что она тогда чувствовала, Лариса Потапова? Отношения с Шуриком не были безоблачными. Сложностей хватало. Она не доверяла ему. Хотела, но не получалось. Он чувствовал это и упрекал ее в том, что она не открывается ему полностью. Потом эта его «смерть», которая встряхнула ее, буквально наизнанку вывернула. Она вдруг ощутила, как его не хватает, как на том месте, где был он, образовалась громадная яма, глубокая и черная. Это очень страшно – осознавать, что человек, еще вчера теплый и живой, порой капризный и подозрительный, со своими тараканами и жуками-короедами, но, кажется, родной и даже любимый, вдруг перестает быть. Перестает быть капризным и теплым, подозрительным и живым. И от этого становится еще более родным и любимым, потому что тем, кто перестает быть, прощаешь все.
Потом это неожиданное воскрешение. Сначала ее захлестнула непроизвольная радость, хотя где-то в глубине души она ощущала некий подвох. Но главное-то было то, что он живой! Ну, просто как в кино! Голливуд, да и только.
А что теперь? А теперь, когда Леша вдруг озвучил то, что за это время у нее самой мелькало в голове, но не оформилось в мысль, так как не до этого было, теперь-то как быть и что думать? Если исчезнуть хотел, то зачем объявился?!! Словом, пухнет голова от всего этого. А ответа как не было, так и нет...
– Лариска-киска! – Катя прижалась к ней. – Лешка прав: у нас нет похорон, нет траура, не фига нам и печалиться! А там... Лар, а там пусть будет, как предначертано. Ты же ничего изменить не можешь...
– Не могу.
– Ну, тогда и не пытайся докопаться! Поверь мне: ежели судьба все узнать – узнаешь, а нет – так хоть лопатой рой!
– Знаешь, Кать, ребята, мне такая мысль в голову пришла...
Лариса замолчала. Мысль и правда пришла вот только-только, а значит, надо было с ней как минимум переночевать, а не вываливать свои скороспелые суждения на головы всем...
– Нет, пока помолчу! Погодите, сама вот определюсь, тогда и обсудим.
На самом деле Лариса была почти уверена, что сделает то, что задумала. А задумала она обратиться к частному детективу. Очень ей хотелось узнать тайну Шурика, Александра Ивановича Корытникова.
Правда, стóит это немалых денег, но, в конце концов, деньги она сама и зарабатывает, и это ее личное дело, на что она их потратит.
Частного детектива нашла легко – контор этих сыщицких сегодня море. Позвонила по телефону того агентства, которое ей больше всего приглянулось по отзывам в Интернете, и поехала на встречу.
Агентство «Профи» располагалось на Садовой, в старинном особняке. Петр Григорьевич Соболев, мужчина с солидным голосом, отвечавший на ее звонок, в жизни оказался чуть старше юного пионера. Лариса сразу же засомневалась, стоит ли ей затеваться. Уж очень не хотелось ей рассказывать свою историю этому мальчику. Еще меньше ей захотелось влезать в это, когда ей озвучили сумму. Ну, знала она, что эти услуги дорогого стоят, но не до такой же степени!