Оливия Уэдсли - Игра с огнем

Сента с минуту колебалась. Затем побежала вслед и окликнула ее по имени. Никто не отозвался. Только слышен был слабый отзвук уходящей вдаль мотоциклетки. Сента вздрогнула и пошла в землянку, медленно обходя застывшие кочки грязи. Джорджи не было. Ее волнение за Звездочку все более усиливалось.

— Проклятая война, — сказала она.

В апреле Сента уехала. Лондон был еще более удручающим, чем Абевиль. Дома Виктор продолжал раздражать всех окружающих. К моменту ее приезда он был помешан на том, чтобы сокращать порции еды. Но только для других. Сам же он прибегал к самым низким средствам, чтобы получить немного больше сахара, масла и мяса. Клое стала вегетарианкой. Сенте она казалась еще более оторванной от мелочей жизни. Изменились даже ее манеры и разговор. Она говорила теперь только односложно. У нее было большое горе. Сильвестра эвакуировали из Месопотамии, и от него приходило очень мало известий. Во время пребывания Сенты в Лондоне он вернулся. Они не виделись два года. Желтолицый, желтобородый викинг со смеющимися огромными голубыми глазами оказался Сильвестром, но не тем Сильвестром, которого она когда-то знала, а совершенно иным. Сплошная масса бинтов делала его беспомощным ребенком.

Первое же его слово уничтожило расстояние, созданное между ними годами разлуки.

— Алло, ты выросла!

Никто из них не говорил о войне. Напротив, все разговоры велись о домашних делах.

— Единственное, что мне ясно, — говорил Сильвестр, — что когда кончится война, я не вернусь домой. Тебе двадцать два, мне почти двадцать три. Для Оксфорда я слишком стар, даже если бы я страстно хотел наверстать потерянное время. Но у меня этого желания нет. Ведь все теперь имеет так мало значения. Мне предлагают место в нефтяном деле. Зачем же возвращаться к старому? А ты, Сента, что думаешь делать?

Она подняла брови.

— Не знаю, — созналась она.

— Я думаю… не знаю… ты… австриец… как?

— Я не имею известий от Макса уже более двух лет.

— Мало ли что могло случиться…

Сильвестр сказал:

— Но ведь ты же не могла бы теперь быть его женой?

Как будто не слыша этого вопроса, Сента продолжала:

— В будущий вторник Нико выходит замуж. Я ради этого взяла отпуск. Она выходит замуж за какого-то важного человека.

— Я уверен, что у него большие деньги.

— Да, очень большие. Он до войны был богатым человеком, а теперь еще богаче. Свадьба будет очень шикарная, в соборе Бредфорда. Я уверена, что Нико придумала эту церемонию только для того, чтобы это стоило больших денег и потому, что этого желает Альберт.

— Я возьму мать с собой. Живя с этим проклятым Виктором, она постепенно чахнет.

— Алло, Мики, — окликнул он какого-то мужчину, проезжавшего по коридору в механическом кресле.

Мики остановился.

— Не хочешь ли ты познакомиться с сестрой? Сента, это Мики Торрес.

Торрес подъехал к ним. Он протянул руку и улыбнулся, обнаруживая прекрасные зубы. Улыбка осветила его некрасивое лицо и быстрые карие глаза с золотистыми точками.

Он сказал Сенте:

— Гордон говорил мне о вас без конца.

На вид ему можно было дать не более двадцати двух лет, фактически ему было тридцать четыре. Больничный халат скрывал его фигуру.

Он остановился около кровати Сильвестра. Голос его был слегка хриплый.

— Мики — изумительный человек. Я должен тебе все о нем рассказать. Он — самый настоящий коренной ирландец. Когда началась война, он спокойно занимался каким-то прозаическим делом и имел небольшой доход. Ему не разрешили записаться в добровольцы, как ирландцу. Затем арестовали и только благодаря своему кузену Маунтхевену, который имеет какие-то связи, его отправили во Францию. Там он вступил в ряды французских войск, так как его мать — француженка. Когда его инкогнито раскрылось, Мики уехал в Афины, где встретился с каким-то парнем, который контрабандой перевез его в Месопотамию. После многих и бесконечных приключений и сражений он оказался выбитым из рядов окончательно. У него нет части правой руки и что-то неладное с ногой. Мики еще не знает, что будет делать дальше. Он до того необыкновенный человек, что с ним никогда не может быть скучно.

Сильвестр все еще увлекался героями. Мики Торрес был для него одним из них. Все его лицо сияло, когда он о нем говорил. Сенту это забавляло. В течение двух лет, проведенных ею во Франции, она встречала многих мужчин. Все они более или менее были сделаны из такого же героического материала, как и друг Сильвестра.

Сента попрощалась, так как ей нужно было поспеть к вечернему поезду в город. Врач Сильвестра пришел на обход палаты раньше, чем обычно. Внизу, в саду, идя по направлению к главным воротам, она услышала, что кто-то ее окликнул и, обернувшись, увидела Мики Торреса, с невероятной скоростью ехавшего ей навстречу.

— Не могли бы вы оказать мне колоссальную услугу, и, будучи в Сити, прислать мне кое-что из веселой метрополии?

— Конечно, с удовольствием, — быстро ответила Сента.

— Благодарю вас. Вот небольшой список книг. Если бы вы были так добры зайти к Хатчарду и сказать там, что эти книги для меня. Они их тогда прямо сюда пришлют. Если такой список послать по почте, то никто не обратит на него внимания, тогда как принесенный вами, он моментально будет исполнен.

— Я пойду туда завтра утром.

Он долго смотрел вслед Сенте, быстро удалявшейся по длинной аллее. В узкой темно-синей юбке от костюма она выглядела очень молодой и стройной. В ее волосах играл отблеск солнца. Когда она проходила через главные ворота, Торрес еще раз увидел, как мелькнул ее синий костюм, и приветствовал ее рукой. Еще долго сидел он на том же самом месте, глядя вперед невидящими глазами, с печальным лицом, положив свои длинные руки на ручки кресла.

Нико откровенно заявляла:

— Я никогда не думала выходить замуж за одного из военных героев. Не хочу сегодня быть замужем, а завтра вдовой. Мне нужен в супруги кто-нибудь, кто бы меня защищал.

— И был бы молчалив, — перебила ее Сента, глядя прямо на Виктора.

— Это мне безразлично, — продолжала Нико, не обращая внимания на то, что не касалось непосредственно ее особы. — Но он должен быть солидным человеком, если тебе понятно, что я этим хочу сказать.

Клое комментировала:

— Конечно, Альберт вполне этому соответствует. Он как будто чересчур важен, но, возможно, что в своем деле он на месте. Думаю, что его не волнует вопрос о пищевых рационах.

Нико безразличным взглядом окинула мать:

— Я хочу устроить свою жизнь. Альберт говорит, что подарит мне дом.

Поневоле возвращаясь к мысли о Звездочке, Сента спросила:

— Любишь ли ты его хоть немного?

Нико возмущенно ответила:

— Ну, конечно. Мне очень нравится Альберт. Он — сама нежность.

— Да, но ты ведь не выходишь замуж ради одной нежности.

— Если человек благоразумен, — возразила Нико, — он так и поступает. Уверяю тебя, что если бы в браках было больше нежности и меньше напыщенных романов, было бы гораздо больше счастливых.

— Ты убийственно разумна, — ответила Сента.

Они вчетвером ехали в одном из роскошных автомобилей Альберта на север Англии. Теперь уже у Нико были манеры важной дамы.

— Дорогая мама, ты должна сесть сюда.

Клое поблагодарила ее. Виктор сел около шофера.

Сента, видя, как Виктор беспрерывно жестикулирует, и понимая, что он ведет бесконечные разговоры, почувствовала страшную жалость к матери, вынужденной постоянно жить с этим человеком. Какой это, должно быть, ужас. Она посмотрела на Клое. Та откинулась назад, закрыв глаза. Каждая ее черта выражала чувство облегчения. Ее очаровательные, нежные руки спокойно лежали на коленях. Вся ее тонкая, хрупкая фигура была погружена в спокойствие отдыха. Ведь она хоть на минуту освободилась от Виктора. Сента думала: «Какова будет жизнь, когда Сильвестр и я снова вернемся домой, когда все будет позади?»

Бредфорд оказался довольно угрюмым городом. Зато сэр Альберт был воплощением света, гостеприимства, цветов и сердечных речей. С минуты приезда Гордонов все свое время, кроме необходимого для туалета и сна, он проводил с ними. Сэр Альберт приготовил для Гордонов целую анфиладу комнат в отеле и наполнил их цветами, сладостями, журналами, сигарами. Он был живым доказательством поговорки: седина в бороду, бес в ребро. Ему было пятьдесят четыре, а Нико двадцать пять, но он был убежден в ее любви к нему. Сенте все это казалось трагикомичным. Альберт ей нравился. Он так сиял от самодовольства и искренне желал, чтобы все разделяли его счастье. Он сказал Сенте: