Была прекрасная тихая погода.
— Думали ли вы о нашем разговоре?
— Я не спала всю ночь.
Чарльз обнял ее одной рукой.
— Какая вы худенькая! — В голосе его была нотка собственника.
Возлюбленного, умолявшего ее вчера у горевшего камина, больше не было. Его заменил прежний самодовольный Чарльз, весь облик которого говорил о его уверенности, что «все будет в порядке».
— Беби, зажгите мне папиросу и расскажите, какие у вас новости?
Чарльз был из тех людей, которым постоянно нужны «новости», что-нибудь, что могло бы развлечь их мысли, не требуя усилий.
Сента сказала, что у нее нет никаких новостей, так как знала, что его совершенно не интересуют ни ее работа, ни ее книга. Чарльз откровенно признавался в своем полном невежестве в литературных вопросах.
— По-видимому, Сильвестр и Джорджи хорошо живут, — заметил он, — они избрали правильный путь. Все мы должны жить так, как они — не думая о будущем.
Он загляделся на Сенту и не заметил проходившего мимо стада овец. Ему надо было выбирать между необходимостью задавить несколько штук скота или наскочить на каменный забор. Он предпочел последнее. Сента так сильно ушибла голову, что потеряла сознание. Придя в себя, она увидела склонившееся над нею пепельно-серое лицо Чарльза. С его бледных уст лились потоки бессвязных слов, выражающих отчаяние, любовь, ужас и злобу на самого себя. Слабо улыбнувшись, она сказала:
— Не волнуйтесь, я невредима.
Со слезами на глазах он взял ее на руки и понес в соседний маленький коттедж, где перевязал ей голову. Он все время дрожал.
— Я телефонировал, чтобы нам прислали автомобиль. Оставлю свой роллс-ройс здесь, за ним приедет шофер. Я отвезу вас прямо домой.
Но, когда, полчаса спустя, приехал автомобиль, они оба уже успокоились, и Сента сказала:
— Поедем дальше.
Чарльз не решался.
— Нет, поедем, — настаивала Сента, — мы уже телеграфировали Мики, и он будет волноваться, если мы не приедем.
Чарльз был бесконечно нежен, и в его голосе чувствовалась искренняя любовь, когда он говорил:
— Только тогда, когда я вас поднял и подумал, что вы умерли, я почувствовал, насколько вы мне дороги.
Мики, прекрасно одетый, с любезной улыбкой на лице приветствовал их. Увидев же бледную Сенту в объятиях Чарльза, он перестал улыбаться и взволнованно спросил:
— В чем дело?
— Несчастный случай, — коротко ответил Чарльз, — ничего серьезного, Сента только ослабла от удара и волнения.
Их голоса вернули Сенту к действительности.
— О, Мики!
Он очень осторожно и трогательно помог ей выйти из авто.
— Клянусь, что я совершенно невредима.
Чарльз разговаривал с шофером. Мики все еще поддерживал Сенту. Она рассказала о том, что Чарльз хотел вернуться назад, но она настояла на продолжении поездки.
— Вы — чудненькая, ангел, — целуя ее руку, ответил Мики. Его лицо опять было радостным, — Сента, вы знаете, мое дело идет прекрасно. Гараж начинает оправдывать расходы, Я собираюсь переехать в соседний городок, чтобы взять на себя маленькое дело одного разорившегося механика, и все предсказывают мне успех. Оттуда будет ближе к Лондону.
Затем он прервал самого себя и перестал рассказывать о своей жизни.
— Какой я дурак! Сента, дарлинг, извините, скажите, что с книгой?
— Она выйдет на следующей неделе. Вы должны приехать отпраздновать с нами ее выход в свет.
— Конечно, я скорее пропущу собственную свадьбу, но не забуду этого дня. — Повернувшись к Чарльзу, он сказал: — Пойди, посмотри мой гараж. Сента и я должны серьезно поговорить.
Мики увлек ее в маленький садик за гаражом, в котором росли довольно жалкие хризантемы.
— Если бы вы знали, какая вы чудная, нет никого прекраснее вас. Сента, мне так хотелось, хотя бы на мгновение, увидеть вас, посмотреть на ваши волосы, на ваш очаровательный подбородок, на ямочки, которые появляются при вашей улыбке, проникающей в глубину души… Мне не хватает слов для выражения всего того, что клокочет во мне… Я думаю, вы сами это понимаете… Сента, неужели вы никогда не согласитесь…
Чарльз с сердитым видом вошел в садик.
— Чего ради вы держите Сенту в этой сырости?
— Не хотите ли перейти ко мне в комнаты? — спросил Мики. — Я приготовил чай.
Все молча направились в коттедж и вошли во владения Мики. Комнаты были маленькие, бедно обставленные, но уютные и теплые. Мики приготовил чай с таким обильным угощением, что оно могло бы удовлетворить проголодавшихся на экскурсии школьников.
Обиженным голосом Чарльз заметил:
— Вы никогда не рассказывали мне о том, что скоро должен выйти ваш роман.
— Вы никогда не спрашивали меня об этом.
— Не мешает быть более внимательным к вашей утренней газете, дорогой сэр, — едко сказал Мики. Он заставил себя быть веселым, но это ему плохо удавалось.
Постепенно настроение все более и более ухудшалось. Сента была очень утомлена, Чарльз казался раздраженным. Мики вспомнились летние экскурсии вместе с Сильвестром и Джорджи, их ссоры, которые так часто портили настроение окружающим.
— Пора возвращаться, — сказал Чарльз.
— Мы ведь хотели предложить Мики поехать с нами обедать, — заметила Сента.
— После этого случая вы должны вернуться домой, — решительно возразил Мики. В его глазах ясно можно было прочесть желание не расставаться с Сентой. — Найдете ли вы возможным, чтобы я присоединился к вам, может быть, Сента отдохнет на обратном пути, и мы вместе весело проведем вечер.
Чарльз что-то пробормотал в ответ. Сента воскликнула:
— О, да, Мики!
В его вздохе ясно чувствовалась радость:
— С июля я нигде не был, а теперь уже конец августа.
Когда они вернулись в Кемпден-Хилль, Клое настаивала на том, чтобы Мики остался на несколько дней в городе. Чарльз раздраженно сказал:
— Ничего подобного, ты не должен беспокоить миссис Гордон. Ты вернешься ко мне.
Мики улыбаясь сказал:
— Благодарю вас всех, я отлично знаю, когда мне нужно отсюда убраться.
Клое с неослабным интересом выслушала его рассказы о жизни гаража и его работе. Мики казался ей молодым, стремительным и жаждущим жизни.
Неожиданно пришел усталый и измученный Сильвестр. Бросившись в кресло, он воскликнул:
— Все кончено, Джорджи меня покинула.
Все это происходило в спальне Клое, куда пришла Сента. Тем же сердитым голосом он продолжал:
— Вчера вечером это было решено. Джорджи ушла с Кливом.
— Клив, — повторила Сента, стараясь припомнить, кто из молодых людей, наполнявших их дом, носил такое имя. Клое молчала, невидящими глазами глядя на ковер. Ее лицо было серым от волнения.
— Мы все втроем обсудили это, — продолжал Сильвестр.
Клое шепнула:
— Как, ты говорил с этим человеком?
— Но разве он в этом виноват больше, чем я или Джорджи. Что же ей делать, если она не любит меня.
— Она никогда тебя не любила, — перебила его Клое с горечью в голосе.
— Очень мило с твоей стороны говорить мне подобные вещи.
Клое поднялась и положила руку на плечо Сильвестра.
— Ради всего святого, пойди и приведи обратно свою жену, где бы она ни была. Не доводи меня до того, чтобы я презирала тебя так же, как и ее.
Сильвестр посмотрел на мать. В ее глазах было больше страдания, чем в его собственном взгляде. «Она отвернется от меня», — подумал Сильвестр при виде ее дрожащих рук и скорбного лица.
— Мама, неужели ты не понимаешь, что в наши дни люди не мстят за оскорбления. Я хотел бы убить этого Клива, но это не заставит Джорджи разлюбить его.
— Любовь — оскорбление! — с острой насмешкой воскликнула Клое. — Никто из вас не знает истинного значения этих чувств, не знает, что значит брак, — в ней бушевал гнев.
— Сильвестр, я не могу оставаться с тобой, мне очень жаль, но я просто не в состоянии.
Не зная ничего, вошел Мики, веселый, довольный, спокойный. Ему обо всем рассказали.
— Когда? — спросил он с удивлением.
— Вчера вечером.
— Где теперь Джорджи?
— Вероятно, укладывается.
Взяв Сильвестра за руку, он сказал:
— Иди и заставь ее передумать.
Сильвестр сердито вырвался от него.