– Попалась, птичка! – осклабился лысый.
Он грубо схватил меня за волосы. Я укусила его за запястье и получила такой сильный удар в челюсть, что искры из глаз посыпались. Даже испугалась, что у меня сейчас вслед за ними посыплются и зубы. Но обошлось. Качок сгреб меня в охапку и потащил из комнаты. Я визжала, извивалась всем телом, но это не производило на него никакого впечатления. На шум сбежались разбредшиеся по дому дружки.
Предвкушая новую забаву, они сгрудились в гостиной, куда, словно мешок с мусором, меня швырнул качок. Подвывая и отползая в угол, я смотрела на неподвижные тела подружек по несчастью, на чьих телах живого места не было. Обе не подавали признаков жизни. Я надеялась, что они просто без сознания.
– Поиграем в бутылочку, а? – сверкнул глазами качок, поднимая уже знакомый мне предмет.
– Нет, не надо, пожалуйста!
Я валялась у них в ногах, обливалась слезами, но это их только раззадоривало.
– Сначала я сам! – облизнувшись, сказал лысый. – Получу свой приз.
– И я хочу! – хихикнул все-таки вышедший к остальным виновник торжества.
– Без проблем, – щедро обвел рукой лысый. – Шлюхи на всех хватит.
По его знаку четверо других пригвоздили меня к полу, широко разведя руки и ноги. Даже дергаться не получалось, так крепко они держали. Качок рванул платье, и так больше напоминающее тряпочку, едва прикрывающую тело. С громким треском материя порвалась. Трусики полетели следом. Я дрожала перед этими ублюдками, совершенно голая, чувствуя себя абсолютно беззащитной. До крови закусила губу, чтобы не орать. Понимала, что это только разъярит их. Постаралась отрешиться от происходящего, думать о чем-нибудь другом.
О походе в луна-парк с папой. О том, как мы катались с ним на чертовом колесе. Все вокруг вертелось перед глазами, словно я и правда была на карусели.
Мощный толчок, будто в меня врезался таран, заставил вынырнуть из спасительных воспоминаний. Я взвыла. Какой же он огромный! Мое тело сейчас просто не выдержит, разорвется на куски. Он продолжал врезаться снова и снова, словно отбойный молоток. Это продолжалось невыносимо долго, пока внутри не стало липко. Он обмяк на мне, извергая сперму. Потом поднялся и пнул ногой, застегивая ширинку.
Тут же подскочил женишок, вытаскивая из брюк хилое достоинство. После того, что только что побывало во мне, этого я почти не ощущала. Вяло потолкался, потом в меня снова брызнула сперма. Следом пристроился еще один желающий, другой пожелал одновременно трахнуть меня сзади. Я чувствовала себя куском мяса или, скорее, резиновой куклой, единственное предназначение которой – быть оттраханной, использованной. Я потеряла счет, сколько этих больных ублюдков побывало во мне. Некоторые из них делали это по несколько раз.
Когда натешились с новой игрушкой, проклятый качок вспомнил о бутылке. Кто-то из его дружков с гаденькой улыбочкой протянул ему ее. Меня снова пригвоздили к полу, а я могла лишь смотреть на то, что приближалось ко мне.
– Я не выдержу! Нет! Помогите! – могла лишь бессильно подвывать, как раненое животное.
В этот момент раздался выстрел. Все вокруг превратилось в стоп-кадр. Ублюдки застыли, глядя куда-то поверх моей головы. Я напрасно пыталась так изогнуть шею, чтобы увидеть, что происходит.
– Какого хрена? – наконец, ожил качок.
– Отпустите ее! Быстро! – послышался сдавленный голос у двери.
Боня! От облегчения по щекам снова покатились слезы.
Руки удерживающих меня подонков разжались, я поползла к выходу, не в силах даже подняться. Увидела перекошенное лицо Бони, его глаза сейчас мало напоминали человеческие. В них разгоралась почти животная ярость.
– Ублюдки!
– Опусти пистолет, дебил! – сплюнул лысый. – Ты хоть знаешь, кому угрожаешь? Кто тебя вообще впустил?
Снаружи послышался топот, через несколько секунд в комнату ввалился охранник.
– Кто стрелял? Кто?..
Он застыл, увидев направленный на него пистолет.
– К остальным, быстро! – скомандовал Боня.
Я поражалась тому, как он держался. Куда делся безобидный чудак, смотрящий на меня взглядом побитой собачонки? Передо мной был человек, которым можно разве что восхищаться. Не побоялся сунуться к озверевшим ублюдкам, угрожал им пистолетом. Даже зная, что его уничтожат, сотрут в порошок. Охранник, пятясь к остальным, торопливо объяснял:
– Он сказал, что на мальчишник. Даже кодовое слово назвал…
Вот это Бонька! – снова восхитилась я. Выпытал у Марго все. Но где же сама Марго? Или бросила нас на произвол судьбы?
– Сейчас мы с Клаудией уйдем, ясно? Никто из вас пусть и не думает задерживать нас. Скоро сюда приедут серьезные люди. Вам придется многое объяснять.
Он кивнул в сторону истерзанных девушек.
– Ты понимаешь, что ты труп? – не проявляя никакой обеспокоенности, ухмыльнулся качок. – Я твою рожу запомнил.
Боня так крепко сжал челюсти, что на скулах заиграли желваки. Рука с пистолетом направилась прямо на качка.
– Боня, не надо! – пискнула я. – Не порть себе жизнь из-за этого дер…
– Смотрите, кто заговорил, – хохотнул лысый. – Подстилка. А они и разговаривать умеют, оказывается?
Остальные неуверенно заржали. Дальше все произошло так быстро, что я не успела и глазом моргнуть. Лысый сделал знак другому дружку, они одновременно кинулись к Боне. Прозвучал выстрел, но пуля попала в декоративную вазу. Качок бросился на фотографа, выбивая пистолет. Боня отчаянно сопротивлялся, но на него уже навалились остальные. Его пинали, били с таким остервенением, словно он был не человеком, а куском теста.
Прижав колени к груди и забившись в угол, я рыдала. Не знала, как помочь, что делать дальше. Боль была невыносимая: как физическая, так и душевная. Только сейчас я ощутила, насколько на самом деле мне дорог Боня. Меня разрывало на части. Ну почему, почему я раньше не поняла этого? Отталкивала его, играла в холодную безжалостную суку. Лолита хренова!
– Бонечка! Не надо! Не надо, пожалуйста! – шептала я одними губами, утратив способность даже говорить нормально.
Звук выстрелов заставил меня содрогнуться. Что еще? Неужели, мало этого ада? В комнату ввалились люди в камуфляже и масках. Им хватило минуты, чтобы растаскать пьяных ублюдков по углам и присмирить их. Я подползла к Боне, который уже мало напоминал человека. Лицо превратилось в окровавленную распухшую маску.
– Бонечка…
Он смотрел на меня одним глазом, второй уже даже не открывался. Из этого единственного глаза катились слезы. Зрелище, которое потом будет меня преследовать в кошмарах долгие годы. Кто-то отстранил меня от него, пощупал ему пульс.
– Нужна скорая!
Я больше ничего не слышала. Держала за руку Боньку и молилась об одном: пусть скорая приедет побыстрее. Пусть его спасут! Он не заслуживает такой смерти. Он вообще не заслуживает смерти!
В какой-то момент почувствовала холод. Его пальцы уже не пытались сжимать мою руку. Я поняла сразу, но не хотела верить. Тормошила его, звала, кричала. Меня оторвали от его тела, на плечи накинули покрывало и повели куда-то. Я вообще ничего не видела. Перед глазами стояла сплошная пелена слез. Меня погрузили в машину и повезли. Не знаю, куда и зачем. Мне это было неважно и неинтересно.
Очнулась я, только увидев перед собой встревоженное лицо Марго.
– Господи, девочка, что там случилось?
Хозяйка обняла меня, потом усадила за стол. Мне в руки ткнулся стакан с водой. Я была даже не в силах поднести его к губам, так дрожали пальцы. Она сама поднесла его к моему рту, заставила сделать глоток. Невидящими глазами уставившись в мелкую трещинку на стене, я стала рассказывать. Каждую деталь, каждую подробность. Марго ничего не говорила, только поглаживала меня по руке. Я ощущала тепло, исходящее от нее. Когда я рассказала о Боне, она не выдержала. Выругалась сквозь зубы и процедила:
– Боня не должен был соваться туда. Я же ему велела подождать.
– Кто эти люди?
– Они крышуют нас. Когда я узнала о твоем звонке, тут же позвонила одному человеку. Он пообещал разобраться. Но мальчик не захотел ждать… Он был хорошим человеком… Таких мало.
Я увидела слезы на ее лице, и мне стало еще хреновее. Да, Боня был хорошим человеком. А я – грязь! Ничтожество, возомнившее себя королевой. Получила по заслугам. Только почему-то наказали его, а не меня. Впервые я ощутила вину за то, какие решения принимала. Вспомнила мать, отчима… Им я тоже причинила зло. Может, за это сейчас меня и наказали. Те высшие силы, в которые я предпочитала не верить. Что делать дальше, я не представляла. Единственное, чего сейчас хотелось, умереть. Перестать чувствовать эту боль, раздирающую на части.