Целых два месяца я терпеливо ждала. Уже не он, а я была хищником, выслеживающим добычу. И я знала, что рано или поздно, но добьюсь своей цели. И вот это случилось…
Из подслушанных фраз поняла, что Демьян собирается встретиться с новым поставщиком наркоты. Сделка предстоит крупная. Если дело выгорит, они собирались наладить постоянные контакты. Встреча должна была состояться сегодня вечером, на даче у одного из партнеров Демьяна. Где именно, выведать не удалось, но я уже знала, как разрешу эту проблему.
В полицию я звонила не из квартиры Демьяна. Во время шопинга приобрела дешевый телефон и сим-карту. Спрятавшись в туалете кафе, в которое зашла якобы выпить чаю, набрала номер полиции. Попросила связать меня с отделом по борьбе с наркотиками. Едва на противоположном конце провода услышали имя Елецкого, разговаривать со мной стали с почтительной вежливостью и явным интересом. Не говоря, кто я и откуда мне все известно, я рассказала о том, что произойдет сегодня. Сказала, что подкину этот телефон в машину Демьяна, чтобы они могли проследить, куда она поедет. Просила об одном – чтобы они не упустили его. Иначе мне крышка.
Телефон удалось подбросить без проблем. Я попросила Демьяна заехать за мной, чтобы вместе пообедать. Он не смог устоять, когда я сказала, что соскучилась по нему и хочу до безумия. Во время обеда мне стоило огромных усилий притворяться романтичной идиоткой, хлопать ресничками и умильно заглядывать ему в рот. А потом мы заехали в нашу квартиру и занимались сексом. Сознавая, что, скорее всего, это последний наш с ним раз, я превзошла саму себя. Исступленно целовала его смуглую кожу, запоминая ее вкус и запах. Несмотря на всю мою решимость, в этот момент я с трудом удержалась от того, чтобы во всем признаться.
Но нет. Я больше не поддамся досадной слабости, которая завела меня в тупик. Как ни дорог мне этот человек до сих пор, как ни трепещу я вся под его ласками, я смогу перечеркнуть все это. Альтернатива – смерть. Я уже сожгла мосты. Даже если сейчас признаюсь во всем, он не простит. Я уже предала его. С его маниакальным недоверием к людям этого будет достаточно, чтобы подписать мне смертный приговор. И все же, несмотря на всю мою решимость, когда он оказался во мне и как всегда довел до бурного продолжительного оргазма, какой я ни с кем, кроме него, не испытывала, по моим щекам полились слезы. Осушая их легкими поцелуями, он с тревогой спросил:
– Что с тобой?
– Ничего. Просто я очень люблю тебя.
Его лицо разгладилось, и он приник к моим губам.
– Я тоже люблю тебя, малыш. С удовольствием бы остался с тобой на целый день, но дела не ждут.
Я молча наблюдала за тем, как он одевается. Сердце щемило от непоправимости того, что случится сегодня. Утешало одно – он ведь просто окажется в тюрьме. Если захочу, то смогу посещать его там. Кто знает, может, там он изменится. Понимаю, как глупы эти ожидания. Тюрьма наоборот ожесточит его. И мне не стоит посещать его там. Лучше всего забыть о нем вовсе, жить своей жизнью. Он ведь не узнает, кто сдал его. По крайней мере, я на это надеюсь.
Часы тянулись томительно долго. Я сидела в гостиной перед выключенным телевизором и смотрела на картины на стенах. Его работы. Они казались немым укором. Придвинув к себе пепельницу и сигареты, оставленные Демьяном, закурила. Впервые с тех пор, как закончила школу. Тогда я бросила, решив, что не стану травить организм ни за что на свете. Как ни будет трудно. Сигареты не помогут справиться с трудностями, это самообман. Но сейчас не выдержала. Курила одну за другой, лишь бы руки так страшно не дрожали. Лишь бы чем-то занять их и не допустить того, чтобы они сами потянулись к телефону. Чтобы не набрали номер Демьяна в попытке предупредить об опасности.
Около десяти вечера раздался звонок в дверь. Я подскочила и некоторое время сидела, пытаясь понять, на самом ли деле услышала этот звук. Затуманенное сигаретным дымом сознание отказывалось мыслить четко. Звонок повторился, послышался суровый голос:
– Откройте, это полиция!
На этот раз я сумела встать. На негнущихся ногах побрела к двери и распахнула ее. Меня откинули в сторону, так что я больно ударилась плечом о стену. В квартиру ворвались люди в камуфляжной форме и ринулись внутрь. Вслед за ними вошел мужчина в штатском. Худощавый, среднего роста, с тонким усталым лицом. Окинув меня цепким взглядом, он поздоровался, представился следователем Трофининым и попросил назваться. Я узнала его голос. С ним я говорила сегодня по телефону. Словно прочитав что-то по моему лицу, он закрыл дверь и провел меня на кухню. Усадил на табурет и налил в стакан воды. Протянул мне. Я вцепилась в него и тут же залпом выпила. Закашлялась, но продолжала удерживать опустевший стакан.
– Это вы звонили, так ведь?
Я кивнула.
– Демьян Елецкий убит при задержании, – сообщил Трофинин.
Он молчал, наблюдая за моей реакцией. Смысл его слов не сразу дошел до моего сознания. Я мотнула головой, пытаясь свести воедино разбегающиеся мысли. Потом пришло понимание. Демьян не арестован, как я ожидала. Демьян… мертв. Я больше никогда не увижу его. Нет, может, и увижу. Его тело в морге или на похоронах. Но это уже будет не Демьян. Пустая оболочка.
Вдруг все показалось незначительным. И те переживания, те унижения, которые я испытывала из-за него. Все это померкло и утратило остроту. Осталось одно. Дикая, душераздирающая боль при мысли о том, что его больше нет. Я никогда его больше не увижу. В его глазах никогда не зажжется тот особый огонек, который сводил меня с ума. Мне никогда больше не ощутить его ласк, поцелуев.
И это я виновата!
Я убила Демьяна. Предала! Он будто чувствовал это. Вот почему во всех его последних, полных душевных терзаний, картинах, присутствую я. Я – его смерть, его проклятие. Он знал это с самого начала. Чувствовал своей звериной дикой сущностью. Я – его рок, фатум.
Уронив голову на сложенные на столе руки, я зарыдала. Горько, надрывно. Слезы падали тяжелые, как камни, и не приносили облегчения. Сейчас мне самой хотелось умереть. Вместе с ним. Он ведь любил меня. Пусть странно, жестоко, но любил. Я чувствовала себя в этот момент волчицей, лишившейся единственной пары. Хуже всего, что эта волчица сама же и загрызла своего волка. Загрызла во сне, пока он доверчиво спал рядом с ней.
Словно из тумана до меня доносился голос следователя. Он успокаивал меня, говорил, что теперь мне ничто не угрожает. О моем участии в деле он никому не расскажет. И теперь мне лучше собрать вещи и уйти отсюда. Уйти поскорее, пока меня не связали со всем этим. Со смертью Демьяна открылось множество дел, в которых он был замешан. Трофинин говорил, что это хорошо, что меня с убитым не связывают узы брака. Иначе пришлось бы увязнуть в его делишках.
– Вам есть куда идти? – спросил он участливо и я, наконец, подняла голову.
Посмотрев на него невидящим взглядом, кивнула.
– Я поеду к тете. Она примет меня.
– Вот и отлично. Собирайтесь, я попрошу кого-то из ребят отвезти вас туда.
Даже не поблагодарив, я поднялась и побрела в спальню. Когда проходила мимо гостиной, кабинета и мастерской, видела, какой разгром там учинили. Видно, что-то искали. И, судя по довольным лицам, нашли. Я покачала головой. Все это уже неважно. Демьяна больше нет.
До спальни пока не добрались, и я быстро побросала вещи в чемодан, с которым год назад пришла сюда. Напоследок сняла со стены картину. Ту самую, с которой все началось. Положила поверх вещей. Оглядела комнату, прощаясь навсегда с местом, в котором пережила столько всего: и хорошего, и плохого. Со смертью Демьяна это теперь просто комната, безликое помещение, лишенное души. Как и я сама. Сейчас я тоже себя ощущала лишенной души.
При выходе меня попросили открыть чемодан. Наверное, проверяли, не вынесла ли что-нибудь запрещенное. Конфисковали браслет, подаренный Демьяном. Сказали, что его нужно проверить. Я не сопротивлялась. Плевать. Мне не нужны эти безделушки, пусть даже они стоят целое состояние. Главное, что позволили унести картину. С ней я не смогла бы так легко расстаться.
Прощай, моя так и несбывшаяся мечта. Мой идеальный мужчина, оказавшийся ничуть не идеальным, но от этого не менее любимый. Я бы многое отдала, чтобы вернуть все назад. Или нет? Как бы я поступила, если бы мне дали шанс все исправить? Сейчас я не знала ответа на этот вопрос. Да и слишком сильно было горе, чтобы думать об этом.