Марина Снежная - Игра с огнем

Когда машина увозила меня навсегда от дома, который уже привыкла считать своим, губы тронула горькая улыбка. Очередная моя игра с огнем. Я снова вышла из нее живой. Пусть даже обожженной. Только вот после каждой такой игры в душе остается все меньше живого.

Целый месяц у меня была жуткая депрессия. Никогда раньше не испытывала такого состояния. Не хотелось ничего абсолютно. Ни есть, ни пить, ни даже вставать с постели. Целыми днями я пластом валялась на кровати и пялилась на прислоненный к шкафу портрет. В голове постоянно прокручивала весь наш бурный и скоропостижный роман с Демьяном. Думала о том, что могла изменить и сделать по-другому. Иногда начинала плакать и даже не замечала, когда переставала. Слезы стали неотъемлемой частью моей жизни. Если, конечно, это можно назвать жизнью.

Чтобы я не окочурилась, тетя Света насильно пихала мне в рот еду и питье. Она даже прибегала в обед с работы, хотя приходилось ездить с другого конца города. Видно было, что тетя страдает не меньше моего, переживает за меня, но поделать я ничего с собой не могла. Она пыталась заставить меня выйти на свежий воздух и немного погулять, но я упорно отказывалась. В эти дни я возненавидела солнце. Просила поплотнее задвинуть шторы, чтобы оно не проникало в комнату. Даже мыться мне приходилось с помощью тетки, сама я могла лишь тупо сидеть в ванной и смотреть вдаль.

Не знаю, сколько бы так продолжалось и сумела бы я справиться со всем самостоятельно. Вялое течение моей жизни прервал приход гостя из прошлого. Как-то днем, по-моему, это был выходной, тетя заглянула в спальню и, с тревогой глядя на меня, сказала:

– Клавочка, дорогая, к тебе пришли.

– Кто пришел? – безучастно спросила я.

На самом деле волновало это меня мало, но из вежливости я отреагировала.

– Артур.

Даже в том моем апатичном состоянии сердце екнуло. Артур?! С чего ему вздумалось явиться сюда? С тех пор, как я ушла к Демьяну, мы не поддерживали никаких отношений. Иногда видела Артура на светских тусовках в обществе цепляющейся за него Агнессы. При встрече мы делали вид, что незнакомы и отводили глаза. Сестра Артура тоже игнорировала меня, как и вся их семейка. Меня это мало заботило и я не испытывала сожаления, что так все закончилось. Даже в самые тяжелые дни с Демьяном.

Наверняка Артур узнал из газет о том, что Елецкий убит, а все его имущество конфисковано. Не сомневаюсь, что этот мажор от души порадовался такому повороту событий. Его счастливый соперник получил по заслугам, а наглая выскочка, то бишь я, снова грохнулась прямиком в грязь, из которой он меня вытащил. Но чтобы явиться лично и позлорадствовать? На это я не считала его способным. Тем не менее, именно приход Артура вызвал у меня слабый отголосок прежних эмоций. Не хотелось показываться ему на глаза жалкой и сломанной. А именно такой я сейчас была.

– Пусть подождет минут пять, – бросила я тете Свете и сползла с кровати.

С трудом держась на нетвердых ногах, прошлепала босыми ногами к зеркалу.

– Мама родная! – вырвалось у меня при виде изможденного бледного существа с жуткими синяками под глазами и всклокоченными волосами.

Тетя понимающе кивнула.

– Я задержу его минут на пятнадцать. Чаем угощу. А ты потом заходи к нам на кухню, когда приведешь себя в порядок.

В глазах тети промелькнула плохо скрытая радость. Еще бы. Наконец-то я захотела встать с кровати. Думаю, она боялась, что я просто велю прогнать Артура взашей и снова погружусь в депрессию. Может, я бы так и сделала, но уж слишком меня зацепил его приход. Хотелось узнать, на кой он сюда явился.

Я быстро напялила джинсы и майку. Черт, все висит, как на вешалке. Джинсы, еще месяц назад сидевшие в облипочку, мешковато облегали бедра. Грудь тоже заметно изменила размер. О впалых щеках и болезненном взгляде и вовсе говорить не стоит. Казалось, что я только что из концлагеря.

И все же, когда я нанесла тональный крем и подрумянилась, внешность заиграла новыми красками. Да, я все еще казалась эфемерным созданием, но в этом даже был особый шарм. А глазища, подведенные черным, и вовсе занимали пол-лица. Я тщательно расчесала волосы и оставила их свободно струиться по плечам. Бросив на себя в зеркало беспокойный взгляд, двинулась на кухню. Надеюсь, теперь я хоть не кажусь жалкой.

Артур сидел за нашим грубым деревянным столом, накрытым белой скатертью, и меланхолично размешивал ложечкой содержимое чашки. Тетя, что-то говорившая ему, умолкла на полуслове при виде меня.

– А вот и Клава.

Артур встрепенулся и обернулся ко мне, в его взгляде отразились двойственные чувства. Изумление и что-то, напоминающее жалость. Тетя поспешно встала.

– Мне тут к соседке нужно сходить за… в общем, неважно.

Она смутилась и, бросив на меня ободряющий взгляд, вышла из кухни. Хлопнула входная дверь, возвещая о том, что мы с Артуром остались наедине. Я обошла стол и села напротив бывшего жениха. Положила руки на колени, чтобы он не видел моих нервно сцепленных пальцев, и уставилась на него.

– Привет.

– Привет, – на автомате откликнулся Артур, пожирая меня взглядом. – Ты как? Твоя тетка сказала, что ты болела.

– Можно и так сказать. Что, так жутко выгляжу? – усмехнулась я.

– Не жутко… – Он нервно сглотнул. – Думаю, ты никогда не будешь выглядеть жутко.

– Спасибо, – сухо поблагодарила я. – А ты как? Все в порядке?

– Да, вполне.

Он то и дело кусал нижнюю губу. Видно было, что пустая светская беседа ему дается с трудом.

– Как Лена, родители?

– Все хорошо.

– Отлично.

Я перестала подыскивать темы для разговора, все равно он отвечал односложно. В конце концов, это он пришел ко мне, а не я к нему.

– Что ты собираешься делать дальше? – после минутного молчания спросил Артур.

– В смысле?

– Ну, теперь, когда твой… когда Елецкого больше нет.

Меня передернуло, когда он произнес это. Я сцепила зубы, чувствуя, как к глазам снова подступают слезы.

– Не знаю. Не думала еще, – наконец, выдавила я.

Артур поднялся и подошел ко мне, опустился на колени. Взял мою дрожащую руку и сжал в своей.

– Клаудия, я все еще люблю тебя. Ничего не изменилось. Пытался забыть тебя, возненавидеть, делал для этого все. Ничего не получается…

Он обхватил мои колени и положил на них голову. Застыл так, его всего колотило. Я сидела, не в силах пошевелиться. Та гадливость, которая охватили меня, совершенно обескуражила. Не могла понять, почему я испытываю отвращение. Артур привлекательный, молодой, богатый. Я должна радоваться тому, что судьба вигбии снова дает мне шанс. Пусть его семейка теперь ненавидит меня пуще прежнего, Артур заставит их принять меня. Все может сложиться замечательно. Я заведу свое дело на денежки Артура, потом брошу его и вытрясу все, что смогу. Как и планировала. Так почему при одной мысли об этом хочется кричать?!

– Как же Агнесса? – глядя в сторону, спросила я. – Слышала, вы уже объявили о помолвке.

– Мне плевать на нее.

Артур поднял голову и посмотрел на меня мутным больным взглядом.

– Пожалуйста, вернись ко мне.

Он стал покрывать поцелуями мои пальцы, запястья, плечи, а мне хотелось стряхнуть его с себя, как что-то мерзкое.

Во мне боролись две души. Одна расчетливая и холодная, требующая воспользоваться шансом, который предоставляет мне судьба. Другая – больная, мятущаяся, сама не знающая, чего она хочет. Знающая, что если согласится сейчас на то, что предлагает этот человек, то просто умрет. Слишком многое связано для меня в Артуре с Демьяном. Именно из-за него произошла наша встреча. Все повязано на нем. Если бы я не была невестой Артура, то не пошла бы выбирать свадебное платье. Если бы Артура не пригласили на вечеринку, не встретила бы Демьяна во второй раз. Если бы Артур не договорился о свадебном подарке, я бы, возможно, не решилась на бегство. И все остальное. Именно с безобразной сцены ревности, которую устроил жених, началось недовольство Демьяна. А еще… Артур слишком напоминал мне того мажора, на даче которого меня когда-то едва не растерзали. Все это навалилось, как снежный ком, смешалось и чудовищно давило. Я не могла сбросить эту тяжесть. Вернее, могла, но вместе с этим человеком.

Не хочу, чтобы он был в моей жизни. Пусть даже я утрачу солидный куш и возможность осуществить то, о чем мечтаю. Но если приму Артура, я утрачу нечто более важное. Себя. Что от меня останется? Жалкая оболочка, которой страшно будет даже взглянуть на себя в зеркало.