Дарья Волкова - Игра стоит свеч

— Кайл, — Ник задумчива. Сегодняшний день показал, что их дальнейшее совместное пребывание на острове может принести кучу проблем. И надо уже делать то, ради чего они здесь оказались. Кайл хотел говорить? Значит — надо начинать говорить. — Ты не думал о том, что меня потеряют? Телефон не отвечает, где я, никто не знает. Дядя будет переживать.

— Не будет, — неохотно отвечает Кайл. — Макс в курсе, что ты со мной. Он скажет Лавиню. И, — он предупреждает вопрос Ник, — они считают, что ты сама со мной уехала. Вроде как отдохнуть.

Ник качает головой.

— Шито белыми нитками, Кайл. Кто поверит, что я поеду с тобой отдыхать?

— Да мне все равно! Главное, что Лавинь в курсе, что ты со мной и волноваться не будет.

— Ты не знаешь моего дядю, — усмехается Ник. — Теперь он будет волноваться еще больше. Он, знаешь ли, считает тебя чуть ли монстром, — заканчивает Ники совсем уж невесело.

— Я знаю, — так же уныло отвечает Кайл. Подумав, добавляет: — У него есть основания так считать.

Какое-то время они молчат. Потом Ник все же решается.

— Кайл, — осторожно, — ты хотел со мной поговорить?

Он не отвечает сразу. Просто собирается с мыслями. Да, хотел. И да — это нужно сделать. Но… то, что казалось довольно ясным, за последние пару дней запуталось не хуже сплетения патрубков на оппозитном моторе. Однако инициатор он, ему нужно объяснить Ник. Хотя бы попробовать объяснить, чего он хочет. Дьявол, если бы он сам понимал!!!

— Ник, — он начинает банально — с немного театрального, но на самом деле — искреннего вздоха, — я не могу понять, почему ты отказываешься от своей судьбы. Ты ведь создана для этого, это твое! Ты лучший штурман из всех, что я встречал за свою карьеру. А я их повидал немало, поверь мне. Да и это даже не мое мнение, так считают не только в команде, а все! — Ник молчит, а он начинает горячиться. — А ты думала, скольких человек ты подвела? Ведь они все на тебя рассчитывали: Макс, Тони, Керт! Профессор вообще в тебе души не чает! А ты их бросила! О них ты не подумала?

Ник сердито сверкнула глазами, но промолчала.

— Черт, Ник, тебе же тоже плохо! Я не слепой, я видел там, на яхте, во время вечеринки! Как ты на них смотрела! Тебе без нас тоже плохо, очень плохо! Объясни мне, черт побери, что происходит! Ради чего это?! Ради чего ты предала людей, которые ценят и любят тебя? Почему ты покинула их? — выдохнул и все-таки добавил: — И меня?!

Он бьет целенаправленно, он говорит правду, болезненную правду. И он слишком многое понимает! И ответить у нее не получается — потому что комок в горле и отчаянно боится, что, как только начнет говорить — заплачет.

— Неужели тебе нечего мне сказать? — продолжает давить на нее Кайл. — Не собираешься сказать, ради чего ты разрушаешь свою жизнь и жизнь других людей? Нет? Тогда я предположу!

Он разозлился — ее молчание говорило ему о многом.

— Кто он, Ник? Кто этот парень там, в Аргентине? Который не дает тебе заниматься тем, ради чего ты создана? И который держит тебя при себе?

Он ее изумил настолько, что она смогла все-таки ответить. Хрипло, негромко и односложно, но смогла.

— Что?!

— Не притворяйся, что не понимаешь!!! У тебя там есть кто-то в Буэнос-Айресе! Черт, Ник!

Она снова молчит, потрясенная. Вот, значит, как он это понял… Что же… Почему бы и не так? Любая версия лучше, кроме правды.

А он принимает ее молчание как подтверждение своим словам. И усидеть на месте, конечно же, не может.

Метнулся рассерженной кошкой с веранды вниз по ступенькам, затем вернулся обратно. Волосы взъерошены ветром и нервными пальцами.

— Ник, — начал через силу, сглотнув комок в горле, — я понимаю… Я понимаю, что ты его… что он тебе… дорог. Раз ты вернулась к нему и отказалась от всего, что так важно для тебя.

Он решается посмотреть ей в глаза и видит, как они влажно блестят. Diablo, diablo, diablo!!! Единственный раз он видел ее слезы, тогда, в Монако, на балу. А теперь она снова готова разрыдаться из-за какого-то там неизвестного Кайлу идиота! Только Кайл имеет сомнительное, но эксклюзивное право доводить Ник до слез, только Кайл! Он уже заочно ненавидел этого недоумка. Но Ники этого нельзя дать увидеть!

— Ник, послушай! — он собирает волю в кулак. — Он должен понять, если он тебя любит! Как это для тебя важно. Наверняка твой парень как-то связан с автомобилями, я просто не представляю, чтобы было иначе. Мы найдем ему работу в команде, — тут ему делается совсем тошно при мысли о том, что они будут у него постоянно перед глазами. Вдвоем. Но он себе не позволяет сосредоточиться на этом.

Подходит к ней, приседает, берет за руки. Лицо ее близко, полные слез глаза. Ни черта он не понимает, и накатывает ощущение неизбежного провала. Но он продолжает:

— Уверен, что мы сможем что-то подобрать для него. Какую-то работу в команде. И вы будете вместе. И тебе не надо будет уходить из команды, — ему самому не нравится то, что он говорит, но он упрямо не останавливается: — Ник, пожалуйста. Все решаемо. Только не надо уходить из команды. Я прошу тебя.

Он ее режет. Рвет. Ломает. Вырывает душу по живому каждым словом. Она не может ничего сказать. Первая соленая капля повисает на ресницах и срывается, когда она едва заметно качает головой. Отрицательно.

Кайл раздраженно выдыхает. И все-таки срывается на крик.

— Неужели ОН этого стоит? Неужели?! Он! Этого! Стоит?!

Она кивает. На этот раз согласно. Слезы уже расчертили дорожками ее щеки.

— Он стоит всего на свете. Он самый лучший.

Кайл вздрагивает как от удара.

На остатках душевных сил поднимается, заставляя его сделать то же самое. Стоят друг напротив друга. Блестящие от слез голубые глаза. Сверкающие электрическими разрядами гнева серые. Ник дрожащей рукой размазывает влагу по лицу. Она проиграла все, надо уходить, бежать, пока не сдалось последнее, что у нее осталось — гордость. Тихо, с усилием выговаривая каждое слово:

— Поверь мне, Кайл. Так будет лучше… Я точно знаю.

Ее торопливые шаги звучат во влажной ночной тишине похоронным маршем его надеждам. И ее мечтам.

Тогда, на яхте, она ему сказала, что не собирается плакать из-за него. Может, тогда и не собиралась. А вот теперь — не могла сдержать слез. Даже не слез — рыданий, глухих, отчаянных, в подушку.

Все было намешано в них — и перехватывающая дыхание боль от безответной любви, и презрение к себе и к своей готовности уткнуться лицом ему в шею и признаться в своих чувствах, несмотря ни на что, и сожаление, почти детская жалость о том, что все так непоправимо испортилось в профессиональной жизни — и в ее, и в его.

Она плакала долго, а успокоилась внезапно. Всхлипнула тихо пару раз. Что ж теперь, дальше себя мучить смысла нет. Завтра она заставит Кайла увезти ее отсюда. Она знала, что сможет его убедить, знала это со спокойной обреченностью лишенного последней надежды. Ей терять уже нечего.

Он мерил шагами пляж вдоль и поперек. Песок преданно хранил дневное тепло, море тихо мерцало флуоресцентными переливами. Вокруг царила теплая южная ночь, а в душе Кайла бушевала ледяная буря.

Отчаяние. Страх. Безысходность. Он сполна выпил горький коктейль отказа. Наверное, впервые в жизни он НЕ добился от женщины того, чего хотел. А самое ужасное заключалось в том, что он сам толком не понимал — чего хотел.

Ник отказалась остаться в команде. Плохо, очень плохо. Но больно-то не от этого.

Он получил подтверждение своим предположениям. Тем самым, в которые очень не хотел верить. Где-то там, за океаном, в этом чертовом Буэнос-Айресе есть какой-то… какой-то козел, чтоб его! Он ничего не знал об этом неизвестном ему парне. Кроме одного — он его ненавидел! И всей душой хотел бы, чтобы он куда-то исчез, испарился, растворился.

Кайл с размаху плюхнулся на песок, зарылся пальцами в него поглубже. Набрал полную пригоршню и стал пересыпать из ладони в ладонь, наблюдая, как чуть поблескивают песчинки в лунном свете. На душе спокойнее не становилось, хоть ты тресни! А вместо этого в голове вдруг неожиданно возник вопрос. Что лучше? Чтобы Ник осталась в команде вместе с этим неведомым типом из Аргентины? Или черт с ней, с командой, но и в Аргентине ее никто не ждет, ну, кроме Лавиня, разумеется.