Какой бы вариант он предпочел, будь у него выбор? Ответ был быстрым и неожиданным для него самого. Но он вдруг понял: если выбрать, в качестве кого ему нужна Ник (а в том, что нужна, сомнений не было ни малейших), то… Ники-штурман ему была нужна, с ней он смог победить. Но если бы Ник была свободна… если бы не было этого парня… если бы у него был шанс на ее взаимность…

Кайл вскочил и опять принялся бродить по пляжу, загребая песок ногами. Взаимность? Слово было странным, непривычным, оно кололось, как цветы мордовника, которыми они любили кидаться в детстве. Но и отринуть его не получалось. Потому что… ему нужна ее взаимность! Но, увы… Он пнул ногой, взметнув маленький песчаный гейзер.

Вот если бы он был на месте того парня… Нет, ну вот какого черта?! Это ж кем надо быть, чтобы отпустить любимую девушку неизвестно куда?! И неизвестно к кому, злорадно добавил он про себя. Не видеться месяцами, жить в разлуке. В том, что это парень никогда не приезжал на этапы, он был уверен. По крайней мере, в последние полгода, после Монако — точно. Вот если бы Ник была его… Он даже зажмурился, в напрасной попытке отгородиться от того вихря образов, которые вызвали у него это сочетание слов: «Ник — моя». Слегка усмехнулся этим бурным эмоциям, но очевидности собственных мыслей это не отменяло. Уж он бы так себя не вел, точно. Нельзя отпускать любимую девушку, разрешая ей мотаться по всему свету, да еще в компании с такими подозрительными личностями, как он сам, например.

Кайл хмыкнул. Он бы свою девушку к такому типу, как он сам, и близко бы не подпустил. И уж тем более, не позволил бы ей проводить с ним так много времени, работать вместе, разговаривать, не позволял бы, чтобы этот тип развлекал ее, веселил, брал за руку, целовал…

Да он идиот!!!

Ведь у него были шансы! Отнюдь не мифические, а вполне реальные возможности! Где этот знойный аргентинец?! Да хрен его знает, где. Впрочем, известно где. Но Буэнос-Айрес — это очень далеко отсюда. А вот сам Кайл здесь. И Ник здесь. И… видимо, не так уж сильно она любит своего парня, раз могла спокойно жить с ним в разлуке столько времени. Если уходила с головой в работу, с удовольствием общалась с Кайлом. И где был этот парень, когда Ник попала в аварию? Да если бы Кайл узнал, что его любимый человек… что с ним неизвестно что… да нет такой силы, которая удержала его на месте! А этот!?! Да он попросту недостоин Ники!

Кайл выдохнул. Шумно. Потом еще раз, но медленнее, еще раз. Решение, внезапное, абсурдное, завладело его существом целиком. Рациональная часть личности позорно спасовала перед этим натиском.

Ему все равно, пофиг, наплевать на всех и все, на доводы разума и на очевидную нерациональность того, что он собирался сделать. Одно Кайл знал твердо: если ты не знаешь, что делать — делай то, что у тебя получается лучше всего. Лучше всего он умел водить автомобили и соблазнять девушек. Из своего первого умения он уже извлек все, что можно, но и этого оказалось недостаточно, чтобы заполучить Ник. Значит, придется воспользоваться своим вторым талантом.

Он резко повернулся в сторону дома. Даже если она пошлет его… даже если пошлет его куда подальше… лучше откровенное «нет», чем неизвестность. Но он просто обязан попробовать… попытаться… пока у него есть хоть какой-то шанс.

Осторожно повернул ручку двери. Не заперто. А ведь двери всех спален в доме запираются изнутри, он знал это точно. Ник не ждет от него плохого, не боится его совершенно. А вот это напрасно, девочка моя. Ох, как напрасно, таких, как он, надо очень сильно опасаться! И тихо, по-кошачьи он скользнул в комнату.

Ник спала, укрытая до плеч простыней. Лунный свет мягко серебрил ее лицо, отбрасывал причудливые тени на скулы, слегка очерчивал нежные губы. Еще есть время, чтобы передумать, остановиться, подумать о том, что он может услышать в ответ «Нет». Но он не передумает.

Встав на колени перед ее кроватью (это уже вошло у него в привычку, кажется!), легко касается пальцами ее лица, обводит контур губ. Ник чуть хмурится во сне этим прикосновения. Так, все, надо действовать, пока она не проснулась, и он не услышал горькое «Нет». Пока еще есть надежда на сладкое «Да».

Оказывается, он все это время помнил, какие они на вкус — ее губы. Помнил с того единственного, почти невинного поцелуя. Но сейчас о невинности можно забыть. В ход сразу же пошел язык, и вот он уже внутри, в теплом сладком плене ее рта. И останавливаться он не собирается, несмотря на то, что Ник охнула, просыпаясь.

Ни черта он не остановится. Все жарче, откровенней, интимней. Совсем не так, как надо целовать девушку в первый раз. Но она его не отталкивает, хотя и не отвечает. И первому отстраниться приходится все же ему, потому что банально заканчивается воздух в легких. Ее лицо перечерчено тенями, выражения глаз не видно, слышно лишь ее тяжелое дыхание. А ему все равно нечего сказать, один глубокий вдох — и поцелуй возобновляется. И снова глубоко, жарко, ненасытно. А когда ее язык робко касается его, Кайла дергает так, что он снова отстраняется. И тут она произносит слово. Одно-единственное слово. Слово-ответ на его поцелуй. Не «Да». Но и не «Нет».

Жалобно, на выдохе:

— Еще…

У него «срывает крышу». И вот он уже сверху, языком внутри, руками по всему телу, судорожно выдирая оказавшуюся между ними простынь. На нем футболка и шорты, на ней — какая-то тоненькая маечка и микроскопические трусики. В общем, одежды — до фига!

На секунду прерывает поцелуй, лишь для того, чтобы стащить через голову футболку. Тянет вверх ее маечку.

— Кайл, что ты делаешь?..

Какой вопрос, такой и ответ. Со стоном.

— Не знаю! С ума схожу. Хочу.

Ее этот ответ вполне устраивает, и майка Ник улетает в темноту вслед за его футболкой.

Луна некстати спряталось за облаком, и стало темно. Не видно ни черта! Но ему и не надо. Он будет смотреть пальцами. Губами. Медленно, от беззащитно открытой его касаниям шеи вниз. Легкими поцелуями, мягкими прикосновениями языка. Вниз, дальше, к вершинкам нежных полушарий, навстречу ее выгнутой спине, тихим стонам и пальцам, запутавшимся в его отросших волосах на затылке. И еще дальше, еще вниз.

«Тише, тише, тише», — воркует он то ли ей, то ли себе. Но все перекрывает бьющаяся набатом в ушах кровь. Шелковый животик, изгиб бедра. Пальцы нетерпеливо ныряют под узкую резинку ее трусиков.

— Не надо, — тоненько, со всхлипом. Последняя попытка остановить его.

— Надо, — тихо, уверенно и вместе с тем — умоляюще. Его уже невозможно остановить.

Тянет вниз. Последним усилием воли не дает себе прикоснуться к ней там сразу, а вместо этого скользит губами вслед за мягкой тканью вдоль бесконечных ног, целуя каждый сантиметр кожи. У самого спина уже влажная от пота, он это чувствует. Как же сдержаться?! Нет, невозможно. Рванулся вверх.

Его пальцы дрожат в первом нежном и осторожном прикосновении. Ее бедра дрожат в напрасной попытке отказать ему. Нежность его пальцев побеждает напряжение ее бедер. Ее тело говорит ему «Да». Не просто говорит — кричит.

А он выдыхает ей что-то, подтянувшись вверх. Уговаривает жарким шепотом в ухо, оставив свои пальцы там. Все меньше деликатности, все больше нетерпеливых и жадных движений, в такт ее стонам и всхлипам. Затягивая все дальше и глубже себя и ее в этот омут наслаждения. И, наконец-то…

Она взрывается, выгибаясь вверх. Он принимает этот ее порыв всем телом, прижимает к себе, вжимаясь в нее, горячую, пульсирующую. Боже мой, ее наслаждение рвет все внутри, и подстегивает собственное. Как же он хочет ее! Немедленно!

— Ники, я не могу больше… — хрипит он. — Позволь мне…

Ответа он не дожидается, он сейчас будет брать то, что принадлежит ему! Мягкое, нежное, полное неги и томления тело. Подхватывает ее под бедра. Сколько раз он это делал, но сейчас — как будто впервые.

— Кайл…

Дьявол! Только не это! Как бы не был он одурманен, он слышит эти, пропади они пропадом, предупреждающие интонации в голосе!

— Только не говори мне «нет», малыш! Пожалуйста.

Вот, он уже умоляет!..

Она прерывисто вздыхает. Просевшим, тихим и запинающимся голосом:

— Просто… я… должна тебе сказать…

— Говори.

Ну, не время сейчас для разговоров! Он с трудом себя контролирует. Все в нем стремится к ней, тянется, туда, в нее!

Она еще раз вздыхает. Смешно шмыгает носом. А потом и вовсе утыкается ему лицом в шею и оттуда неразборчиво: