От неожиданности Кайл совершенно не к месту хохотнул, потом сдержался.

— Я рад, Ник. Мне тоже было крайне непросто говорить с Максом.

— Да плюнь на них! Не желаю больше ни слова слышать об этих престарелых жуликах.

— Хорошо, — он улыбается. На какое время в эфире воцаряется тишина, а потом он говорит. О важном, о том, что занимает сейчас все его мысли.

— Ники… я так скучаю.

Чем на такое ответить? Вырывается само собой, судорожным вздохом и тихим ответным:

— Я тоже.

— Приезжай! — немедленно, требовательно.

Это слегка отрезвляет.

— Кайл, я не могу…

— Почему?!

— Через месяц у нас гонка начнется. Я кучу дел должна сделать, на меня многое завязано. Я обещала дяде, он на меня рассчитывает, понимаешь?

«Ни черта я не понимаю, кроме того, что хочу видеть тебя!» — хочется крикнуть ему, вместо этого беззвучно, одними губами, ругается. А потом вслух произносит, почти жалобно:

— Ник, а потом гонка начнется у меня…

Она отвечает вздохом и молчанием. И продолжать приходится ему.

— Ники, ну что делать?

— Не знаю. Я не могу… — обреченно повторяет она. И при этом внутри все равно не отпускают сомнения, и всплывают в памяти ТЕ самые фотографии. Может, прав был дядя?..

Усталость от нервотрепки последних дней, собственная необъяснимая потребность в ней, ее сдержанность, даже холодность в совокупности делают свое дело. И он все-таки срывается:

— А о последствия ты не подумала?

— О каких последствиях? — недоумевающе.

Кайл злорадно улыбается.

— Мы с тобой, девочка моя, два раза… — сгоряча хотел даже сказать «трахались», но в последний момент все-таки сдержался, — занимались любовью. И если ты не заметила… ну, а вдруг?.. — он даже по телефону услышал, как у нее участилось дыхание, — то презервативом я не воспользовался. Так что есть вероятность… если ты, конечно, не принимаешь таблетки… А ты принимаешь, кстати? — спросил нарочито деловито.

— Нет, — ответила она растерянно.

— Ну вот, — продолжил он удовлетворенно, — значит, есть вероятность того, что ты… хм… беременна. От меня.

Закончил он скорее удивленно, чем торжествующе, как планировал изначально, с намерением шокировать ее. А вместо этого озадачил самого себя. Взъерошил свободной рукой волосы на затылке, пытаясь понять — а если и в самом деле так? Что тогда? Ответа ее ждал с замиранием сердца. А она молчала долго. И, наконец:

— Я не… — прокашлялась, — не… Со мной все в порядке! — закончила сердито.

— Точно?

— Абсолютно!

Он вздыхает. Ну что он, в самом деле, взъелся на нее. Они ведь в совершенно разных весовых категориях! Ему-то такой разговор привычен. Не в плане обсуждения гипотетической беременности, Боже упаси! Таких оплошностей он ранее не допускал. Но легко и непринужденно разговаривать о проведенной ночи для него было проще простого. А вот для Ник это было ново и непривычно, она смущалась.

— Ники…

— Кайл, меня тут срочно вызывают, — соврала она торопливо. — Извини!

— Хорошо, — вздыхает он покорно. — Я позже позвоню, ладно?

— Ладно. Пока.

Она бросает телефон на соседнее сиденье, вытирает вспотевшие ладони о джинсы на бедрах. Как же жарко в Аргентине!

Он бросает телефон на покрывало рядом с собой, обхватывает голову руками. Он уже забыл, когда в последнее время он четко понимал, что вокруг него и с ним самим происходит!


— Ну что, друг мой, как твои успехи?

— Сформулируй вопрос чуть конкретней и, возможно, я тебе отвечу, — недовольно морщится Кайл.

— Ник остается в команде?

— Нет.

Эзекиль хмурится.

— Значит, она послала тебя к черту?

— Хм… тоже нет.

— Я не понимаю.

— Я тоже не понимаю! — огрызается Кайл. — И отстань от меня со своими идиотскими вопросами!

— Вон оно что… — задумчиво кивает Кампос. — Ну-ну… Знаешь, что? — боливиец внезапно оживляется. — Меня воспитывали в вере в Бога, но я иногда, каюсь, сомневался в Его существовании…

— К чему эти душеспасительные беседы, Кампос?

— Вот сейчас, в эту самую минуту я уверовал окончательно и бесповоротно!

— Да ну? — сардонически изгибает бровь Падрон.

— Точно, — Зеки кивает с наисерьезнейшим видом. — Бог есть, и он вершит справедливость! Наконец-то нашлась женщина, которая тебе отказала!

— Знаешь, — мрачно цедит Кайл, — к твоей бандитской роже очень подойдут золотые зубы!

— Чего? — переспрашивает Кампос оторопело.

— Еще одна реплика — дам в зубы!

— О, я испугался! — фыркает Зеки. Снисходительно хлопает Кайла по плечу. — Ну, не переживай, малыш. Я, так и быть, тебя не брошу. Останусь с тобой. Ты ж такой хорошенький…

От свистнувшего кулака Кампос успел увернуться — сказалось детство, проведенное в трущобах Кочабамба. Но поспешно ретировался, ибо злой как черт Падрон был совсем не той компанией, в которой хотелось оставаться как можно дольше.


— Ты отверг уже пятерых штурманов!

— Ну и что? — Кайл небрежно пожимает плечами.

— Послушай, мы не найдем вторую Ник…

— Макс! — перебивает шефа Кайл. — Я полагал, что мы уже достигли взаимопонимания в этом вопросе! Я ищу профессионала, я теперь знаю, каков он! Увижу — узнаю! Понимаешь меня?! Я ищу профессионального, преданного делу штурмана! А на цвет глаз и размер груди я внимания не обращаю, если ты на это намекаешь!

— Да понял я, понял… Не ори так.


— Меня полностью устраивает эта кандидатура.

— А тебя не смущает, что Давид — испанец?

— С чего бы? — удивляется Кайл.

— Ну, — Мак-Коски хмурится, — ты же слышал его английский. Я ни черта не понимал, пока Эзекиль не пришел и просто не стал нам переводить. Как ты будешь с ним общаться?

— Захочет работать у нас — а мне показалось, что он ОЧЕНЬ хочет работать у нас — подтянет свой английский. Время есть. Зеки вон тот еще «гений», но осилил же английский.

— Так, вот я сейчас не понял?! — возмущается Кампос. — Что за намеки?!

— Никаких намеков, — усмехается Падрон. — Обычно человеку дается или ум, или красота…

— И что это значит?

— Тебе не досталось ни того, ни другого.

— Ты стал совершенно несносен, Падрон! — обиженно парирует Эзекиль, резко вставая из-за стола. — Всего доброго, сэр Макс. Советую испробовать на нем мышьяк.

Кайл небрежно постукивает пальцем по столу, игнорируя возмущения Кампоса.

— Слушай, ну нельзя так! — едва за Эзекилем захлопывается дверь, Мак-Коски набрасывается с критикой на Кайла.

— Да Зеки привычный, — морщится Кайл. — Переживет.

— А ты этим пользуешься, да? Слушай, ну сделай уже с собой что-нибудь!

— Если тебе больше нечего мне сказать, — демонстративно зевает Кайл, — то я пойду.

— Опять будешь носиться по треку как ужаленный?

— В твоих словах звучит странное для владельца раллийной команды недовольство. Я отрабатываю технику прохождения поворотов на новом шасси.

— Да? Не думаю, что твоя и без того безупречная техника вождения нуждается в таком объеме дополнительной шлифовки. По-моему, ты просто не знаешь, куда себя деть.

— Все, я ушел, — Кайл встает, намереваясь выйти из кабинета.

— А ну, сядь на место! — рявкает сэр Макс.

Кайл хмурится, борясь с желанием послать шефа к черту. И все же выполняет его приказ. Небрежно развалившись на стуле, произносит снисходительно:

— Предупреждаю сразу! Мой собственный отец отбросил попытки меня воспитывать лет пятнадцать назад. И я не советую тебе браться за это гиблое и безнадежное дело.

— Больно надо мне — тебя воспитывать, — Мак-Коски устало трет лицо. — Просто хочу рассказать тебе кое-что.

— Ну-ну… Весь внимание.

Сэр Макс игнорирует сарказм, звучащий в голосе Падрона и после краткого размышления начинает свой рассказ:

— Когда-то, тридцать лет назад, я любил женщину… красивую женщину… — Кайл изгибом брови демонстрирует удивление таким поворотом разговора, но молчит. — Ее звали Жюли Лавинь. Это мама Николь.

— Чего?! — Кайл традиционно вопит и подскакивает, роняя стул. — Ты любил мать Ники?! Это что же… Она что, твоя дочь, что ли?!

— Тьфу на тебя, Кайл! — теперь очередь Макса изумленно таращиться на собеседника. — Ну и фантазия у тебя! Бразильских сериалов обсмотрелся?