Ну, вот почему он такой? Почему он так добр со мной? Почему так ласков? Уж очень трудно было разглядеть в нынешнем Вадиме того далекого и жесткого Воронова, каким он предстал передо мной в первую нашу встречу.
- Хорошо, если тебе не трудно, пусть кто-нибудь туда съездит, - осторожно отвечаю, чтобы не выдать свое настоящее настроение.
Очутившись в квартире Воронова с привычными большими окнами, из которых весь город был как на ладони, я не спешила избавляться от пиджака. Пройдя в зал, я плотней укуталась в одежду и уставилась в темное ночное небо.
Внутренняя перемена, которую я еще не до конца приняла в себе, надломила меня. Знакомое ощущение, разъехавшись ребер и обнаженной, вывернутой наизнанку души, холодными костлявыми пальцами сдавило горло. И с каких это пор я стала такой размазнёй? Я не привыкла все свои мысли сдерживать, всегда говорю то, что чувствую, вижу, считаю нужным. А сейчас сухой язык будто прилип к нёбу.
Всматриваясь в огни вечернего города, я впервые словила себя на мысли, что он не так уж и плох, как мне казалось раньше. Красивый и большой город, в котором живет миллион людей и явно никому из них жизнь не дается легко.
Раньше я ненавидела всех и вся, будто каждый был виноват в том, что я и мои друзья очутились в детдоме. Да таких, как мы очень много, к сожалению. Это правда жизни, статистика и ничего больше. Теперь, когда меня загнали в тиски, а на кону стоит жизнь дорогих мне людей, ненависть к окружающему миру вдруг испарилась. Она кроваво-красным сгустком сосредоточилась только на одном человеке – Доронине. Вот кого я искренне и всеми фибрами души ненавидела, призирала. Урод, который только и умеет, что запугивать и играть на человеческих слабостях.
Да, я теперь слаба и блятски уязвима. Порыв закурить пришлось буквально удушить в самой себе, я же беременная. Пусть я ни черта в этом не смыслю, но уверенна, что курить сейчас – не самое лучшее решение.
Внезапно уже по определению ставшие родными руки, осторожно обняли меня сзади. Это было так странно и приято, что я замерла на одном месте, наслаждаясь этими прикосновениями. Похоже, что даже такую дикарку, как я можно приручить, научить ласкам, трепету. Кем я была? Колючкой. Бешеной девкой, которая готова броситься на любого, кто ее обидит. А сейчас не то, что драться не хотелось, даже ссориться.
- Мне нужно кое-что тебе сказать, - тихо проговорила я, вперив взгляд в одну точку. Трудно, до унижения трудно говорить, но надо.
- Нет, постой, - мягко перебил меня Вадим, и я почувствовала, что его подбородок удобно устроился на моем плече, скрытом под тяжелой тканью пиджака. – Дай мне, - тяжелый вздох. – Знаешь, ты мне приснилась еще до того, как мы встретились.
Такое откровение нехило удивило меня. Я не особо суеверная, а по части снов, вообще мало что вижу, кроме беспросветной темноты.
- Это как так? Увидеть человека до того, как познакомишься с ним?
- Честно, сам не знаю. Не то чтобы это была прям ты, просто я видел разноцветные женские глаза. Я живу в мире, где такая дребедень, как вещие сны не работает. Деньги, оружие, наркотики – вот настоящая движущая всем и всеми сила. Ты неглупая и прекрасно понимаешь, что среди всего этого нет места какой-либо нормальности, стабильности. Я по-прежнему ничего не могу предложить, кроме редких встреч и финансовой поддержки. Моя деятельность – не тот случай, когда на всё можно махнуть рукой. Я очень хотел бы, но это невозможно, поэтому я не «кормлю» тебя напрасными надеждами, зная, что ты девочка умная. Мой интерес к тебе изначально нёс более глубокий смысл, чем просто трахнуть. У меня никогда такого не было и то, что ты теперь беременна, - он осторожно опустил ладонь на мой еще плоский живот, - тому служит ярким доказательством. Я уезжал на время из города, чтобы всё обдумать. Твой уход нехило выбил меня из колеи. Я много думал, пытался разобраться в себе. Когда ты сталкиваешься с неизменностью, то это пугает. Но я сумел справиться с собой и пришел к выводу, который в априори не должен существовать в рамках моего мира.
- Не должен, но существует? – догадалась я.
- Именно?
- И что это за вывод? – я затаила дыхание, не зная, хочу ли услышать ответ.
- Я люблю тебя.
Последний рубеж был преодолен, и я отчётливо почувствовала, что в бесконечную пропасть мы теперь рухнули вдвоем. Мне нечего было сказать, хотя бы потому, что признание Вадима ввело в состояние тотального шока. Долгое время ситуация между нами стояла на одном месте, но стоило мне попасть в лапы мэра, как клубок событий начал так стремительно запутываться, что стало даже дурно.
Наверное, еще пару недель назад, я бы поехала головой от радости услышанных слов. Но не сейчас. Привкус предательства жег язык, пищевод, внутренности. Доронин будто предвидел такой исход событий, поэтому и выбрал подходящее время, чтобы завербовать меня.
- Вадим, - было до гребаной дрожи во всем теле странно и вероломно обращаться к нему по имени. Голос отказывался слушаться меня, хриплый, сбивчивый и какой-то чужой. – Я не заслуживаю всего этого, - я с титаническим усилием повернулась к нему лицом. - Так не должно быть, я не тот человек, понимаешь?
- Алиса, - Вадим крепко сжал в своих ладонях мои похолодевшие руки. – Ты несправедлива к себе, ровно, как и те проклятые учителя, которые унижали тебя и те паршивцы-мальчишки. Знаешь, мне никогда и ни за кого не было так больно, как за тебя. Да, я никогда не смогу жениться на тебе и посвящать всё свое время тебе и нашему ребенку. Но я сделаю всё для вашего благополучия. Ты должна только верить мне. Умоляю, не заставляй меня упрашивать, я и так уже удушил всю свою гордость и весь свой криминальный авторитет перед тобой, - Вадим говорил быстро, всё сильней сжимая мои руки.
- Мне нужно тебе в кое-чем признаться, - облизнув пересохшие губы, проговорила я.
- Позже, - Воронов впился в мои губы таким горько-сладким поцелуем, от которого хотелось умереть и начать жить заново.
Я проявила крайнюю степень трусости, поддавшись внезапному неконтролируемому порыву Вадима. Мне было страшно, до невыносимости страшно признаться во всем, на что меня подписал мэр. Я истосковалась по Вадиму, его запаху, рукам. Рациональная часть меня кричала об одном, а эмоции шли совсем в другом направлении.
Кажется, мы просто оба сорвались. После нарастающих в груди чувств, которые разрывают на кровавые ошметки сердце и душу, они вырвались наружу и затопили с головой. Я ответила на жадный поцелуй Вадима с таким остервенением, что наши зубы несколько раз ударились друг об друга. Слабый привкус крови быстро прошел, но я в любом бы случае не обратил на него никакого внимания. Сейчас было главным содрать с Воронова эти проклятые тряпки и стать с ним единым целым хотя бы на пару секунд. Это слишком необходимо, слишком важно.
Желание быть именно с этим человеком заставляло задохнуться, разучиться принимать кислород. Хотелось дышать только Вадимом и находить в его глазах-льдинках тот бешеный отклик, с которым одной уже никак нельзя справиться.
Воронов вжал меня в прозрачную преграду из стекла и принялся стаскивать с себя, с меня одежду. Он чувствовал ту обреченность и бесповоротность ситуации, она передавалась по воздуху от меня к нему. Пожалуй, именно эта наша странная связь, иногда вспыхивающая как молния на черном небосводе, самое необычное и удивительное, что когда-либо со мной происходило. Вадим увидел меня в своем сне еще до того, как мы впервые встретились. Разве это не чудо? Теперь я отчетливо поняла, что наша встреча - неслучайна. Кем продиктована? Богом? Дьяволом? Не знаю.
Когда шмотки уже валялись на полу, а мозг буквально взрывался от болезненного ожидания, Воронов подхватил меня. Я обвила его талию своими ногами, чтобы не упасть. Он продолжал рвано, и хаотично целовать меня туда, куда придется: губы, щеки, шея, прикрытие глаза.
- Просто трахи мне, - прошептала я, чувствуя, что к горлу подкатывает комок слез. Не хочу реветь. Не сейчас. – Просто возьми, - едва слышно умоляю.
Когда член Вадима оказался во мне, я сдавленно застонала, судорожно ловя ртом воздух. Мы трахались долго, мучительно, сладко, по-всякому. Не помню, как мы вообще очутились в спальне. Голова отказывалась нормально работать. Единственный момент, который красным узором отпечатался у меня в памяти – блестящие глаза Вадима, когда он кончил, его приоткрытые губы, глухой стон удовольствия. Горячая сперма внутри меня растекалась, обволакивала, дарила ощущение наполненности, принадлежности Воронову.