Ольга Лебедева - Игры кавалеров

И она твердо решила утром решительно объясниться с Орловым.

Однако утром случилась целая цепь событий, которые заставили Татьяну увериться, что провидение все же не намерено оставлять ее даже в легкомыслии и беспечности любовной лихорадки. Устроив невесту на ночлег в маленькой и ощутимо сырой светелке, однако, по счастью, с крепкими запорами и даже щеколдою, и пожелав ей напоследок покоя и крепкого сна, Орлов удалился. По всему видать, офицеры вознамерились хорошенько отметить предстоящую женитьбу своего товарища, благо всю ночь граф сотоварищи прокутили в маленьком шинке, что располагался в замковом дворе и служил своего рода харчевней и трактиром в одном лице. Во всяком случае, поутру никто из гвардейцев не показывался на свет; видимо, отсыпались после крепких возлияний ночного кутежа.

Все, кроме одного. Накануне, поздним вечером, когда Татьяна уже отпустила замковую служанку и укладывалась ко сну, в ее дверь негромко постучали. То был молчаливый спутник Орлова, дворянин Оленин.

— Чему обязана столь поздним визитом? — робко спросила она за дверью.

— Дозволите ли поговорить с вами, сударыня? — учтиво, хотя и заметно волнуясь, ответил молодой человек.

— Уже поздно, сударь, я сплю, — резонно возразила девушка. — От этих нынешних молодых людей всего можно ожидать! Не позвать ли графа, — в смятении размышляла она.

Некоторое время за дверью молчали. После чего Оленин сказал:

— Бога ради, простите, Татьяна Дмитриевна. Никоим образом не хотел потревожить ваш покой. Но я рано утром срочно уезжаю, и мы, верно, уж не свидимся. Поскольку путь мой будет пролегать мимо вашего имения, мог бы передать от вас весточку либо письмо.

— Кому письмо? — не поняла Татьяна.

— Кому пожелаете, — глухо откликнулись за дверью. — Почту за честь служить вам, сударыня.

После чего по обе стороны двери воцарилась тишина. Первым молчание нарушил Оленин.

— Так как же, сударыня? — осведомился он. — Будут ли какие указания?

— Будут, — помедлив еще с минуту, ответила девушка. — Уж коли вы и впрямь желаете оказать мне любезность…

— Почту за величайшую честь, сударыня… — с жаром заговорил за дверью молодой человек, так что Татьяне пришлось его решительно перебить.

— Вот и прелестно. Будьте же здесь спустя четверть часа и ни минутою раньше. Я напишу письмо.

— Непременно буду, — заверил ее Оленин. Шаги на лестнице обозначили его поспешный уход. А Татьяна, несколько мгновений поразмышляв, схватила лист бумаги и письменный прибор.

Решение уже пришло к ней. Она вызовет сюда Ольгу, милого друга, дав ей знать о своих беспокойствах, но так, чтобы никто другой, даже прочтя ее письмо, ничего не заподозрил. Для этого у нее имелось верное средство.

Когда через четверть часа, минута в минуту, на лестнице послышались осторожные шаги, за дверью Татьяниной комнаты на полу уже белел конверт. Он нарочно был заклеен с небрежностью, так что любому нескромному любопытствующему не составило бы труда его вскрыть и прочесть послание девушки.

Оленин кашлянул, давая знать о своем приходе.

— Это вы? — на всякий случай спросила она, дабы удостовериться наверняка.

— Я, сударыня, — ответил молодой человек. — С вашего позволения, я взял конверт.

— Свезите письмо в Осиново, оно в десяти верстах от моего имения, — велела Татьяна, стоя под дверью и крепко ухватясь за толстый брус щеколды — для уверенности.

— Кому прикажете передать? — с готовностью проговорили по ту сторону двери.

— Тамошней помещице, молодой госпоже Ольге Петровне Ланской, — наказала она. — И чем скорее, тем лучше.

— Выеду еще затемно, — пообещал Оленин. — Не извольте беспокоиться, Татьяна Дмитриевна, доставлю письмо госпоже Ланской в собственные руки.

— Вот и славно, — прошептала Татьяна. Но ей показалось, что Оленин ее услышал.

Неожиданно она почувствовала, что этот молчаливый, задумчивый человек, не проронивший за всю дорогу ни слова, а теперь вдруг предложил свои услуги, стоит совсем рядом с нею, отделенный лишь дощатой дверью. И он единственный из всех, включая и Всеволода, кому сейчас можно довериться. Это понимание, это доверие пришло сейчас к ней внезапно, будто откуда-то извне. Точно ангел-хранитель, пролетая над нею под сводами маленькой светелки, нагнул голову и шепнул что-то успокоительное, придававшее уверенности и в себе, и в этом странном человеке.

— Изволите ли велеть чего еще? — тихо спросили за дверью.

— Храни вас Господь, — неожиданно для самой себя прошептала девушка. И осенила запертую дверь своей комнаты, показавшейся ей сейчас не то темницею, не то единственным надежным убежищем во всем замке, защитою невесть от чего, размашистым крестным знамением.

Ответом ей были быстрые, но весьма тихие шаги спускавшегося по лестнице человека.

Тогда Татьяна с размаху бросилась на постель, укрылась одеялами, но еще долго не могла сомкнуть глаз. Отчего-то хотелось плакать, и на душе было странно — одновременно и тревожно, и светло.

Она проснулась ни свет ни заря, когда в замке еще спали. И лишь прислуга этого некогда грозного и величественного замка, ныне превратившегося в заурядный постоялый двор, понемногу выбиралась из своих клетушек. Разводили огонь, ставили котлы, где-то скрипел колодезный ворот, а у ворот кто-то негромко, но настойчиво требовал овса для лошадей.

— Вот вкратце и все, — развел руками Оленин, в то время как Ольга не сводила с него глаз в течение всего рассказа молодого человека. — Остальное вы уже знаете.

Пров в огромном бараньем тулупе, с заиндевелою бородой, потряхивая вожжами, молча подгонял своих и без того резвых лошадей — черного и каурого. Это только в старинных романах в России ездили на тройках. Дороги, в особенности после военной ухабицы, позволяли проехать разве что паре в упряжке, а разминуться зачастую становилось и вовсе трудной задачей, особенно если никто не желал съезжать на обочину, в сугроб. Ольга смотрела в его спину, слушала Оленина, и в душе ее росли решительность и упрямство.

— Куда же вы собирались направиться по дороге из замка?

— Никуда, — бесхитростно пожал плечами Оленин. — Просто мне показалось, что госпожа Ларионова тоже обеспокоена своим…

Он замялся.

— Своим поспешным решением? Ну, договаривайте же — это вы хотели сейчас сказать? — нажала на него Ольга.

— Ну, в общем, да, — смущенно признался Оленин. — И я решил первым делом предложить ей свои услуги. А потом… Потом следовать за нею и непременно отыскать возможность, дабы открыть ей глаза на мошенничество графа, — решительно прибавил он.

— Евгений Михайлович!

Ланская заглянула ему в глаза, смотрела пристально и строго.

— Помнится, вы говорили о своей огромной симпатии к моей подруге…

— Это так, — с достоинством поклонился Оленин. Однако возок в то же мгновение так тряхнуло на ухабе, что он едва не потерял меховой шапки и вынужден был ухватиться за голову.

— Признайтесь, дело тут не обошлось без сердечной склонности, а?

Некоторое время они смотрели друг на друга, после чего Оленин медленно наклонил голову.

— Увы, и это истинная правда, сударыня.

Ольга торжествующе рассмеялась.

— Чего ж печалиться, сударь мой Оленин? Любовь — прекрасное чувство, и дарует радость и воодушевление, а не скорбь и кислую мину! Выше нос, Евгений Михайлович. Вы мне нравитесь, а это, уверяю вас, уже немало.

Ольга заговорщицки поманила его и жарко зашептала молодому человеку прямо в лицо.

— Нагоним мошенника, откроем милому дружочку Таник глаза на мерзостную хитрость графа и разоблачим злодейство, покуда еще можно все исправить? Уверяю вас: то, что моя подруга решилась на эту свадьбу с Орловым, говорит лишь о том, что ее решение было… эээ… слегка поспешным и необдуманным. Но и только! В конце концов, ведь каждый может стать жертвою обмана, правда? Ведь все можно исправить, верно, господин Оленин?

Евгений долго глядел на нее, словно не понимая ни единого слова девушки. А затем сокрушенно покачал головой.

— Не все, Ольга Петровна. Увы, не все.

И, видя недоумение в глазах своей спутницы, медленно произнес, точнее, процедил сквозь зубы: