— Ну, не знаю… — задумчиво протянул он. — Конечно, у тебя есть своё мнение, но, если тебя интересует моё, я бы не стал нарываться на открытый скандал. Зачем биться лбом о стену? Рано или поздно твой Руслан где-нибудь да прокололся бы, и тогда можно было бы свернуть его в бараний рог, ничем не рискуя.
— А до тех пор летать по воздуху и расшаркиваться перед этим олухом? Ну уж нет!
— Может, конечно, и так… — Борис с сомнением пожал плечами. — Только как-то странно получается: ты, светоч ума и сообразительности, вынужден мотаться по улицам, как последняя дворняга, а он, человек недалёкий и ограниченный, как ты говоришь, олух, сидит себе сейчас в тёплой кухоньке и попивает ароматный чаёк с конфетками. — Боря покосился на Семёна и явственно увидел, как того передёрнуло. — Боюсь, мои слова тебе не понравятся, но, кто из вас двоих больший олух, ещё нужно разобраться.
— Мы с тобой разные люди. — Несмотря на все старания сделать вид, будто слова приятеля его абсолютно не задели, в тоне Семёна послышалось явное раздражение. — Знаешь что, давай закроем эту тему, а не то я снова взбеленюсь! При воспоминании о его наглой ухмылочке меня всего колотит! — Вопреки собственным намерениям успокоиться и больше не возвращаться к неприятной теме, Тополь завёлся снова. — Если бы ты только видел, как этот негодяй, опустив глазки, с постной миной на лице, собирал свои вещички! Ни дать ни взять — праведник!
— А мать на его гримасы как реагировала?
— А я что, смотрел на неё, что ли? — удивился Тополь.
— Ты что же, даже не допёр поглядеть на выражение её лица?
— Она что, картина, чтобы на неё любоваться? — скривился Тополь. — И потом, мать обязана была в любом случае принять мою сторону. — С обидой поджав губы, он зло сверкнул глазами. — Кто же знал, что она в один момент переметнётся? Тоже… тихой сапой… Молчала, молчала, чего-то там у себя в голове шурупила, а потом вдруг — бац! — на тебе, уходи. Я сначала ушам не поверил, а уж этот-то гадёныш как сразу встрепенулся! Весь подобрался, изнутри засветился, как лампочка Ильича, а сам всё глазки в пол, чтобы мать, упаси бог, не углядела! — Изображая подлые выкрутасы отчима, Семён сложил губы колечком и стыдливо опустил ресницы.
— А твой Руслан не промах, — восхитился Борис. — Если бы ты не начал выкобениваться, у него бы не было ни единого шанса тебя к ногтю прижать. А теперь он потерпевшая сторона, а ты хам трамвайный и махровый эгоист. Складно.
— Ладно, давай больше об этом проходимце не будем: из дома я никуда не уйду, ты же это прекрасно понимаешь, а вот небо ему в алмазах устрою непременно.
Зябко передёрнув плечами, Тополь поднял повыше воротник. Чёрт знает что такое! И почему перед каждым Новым годом в Москве обязательно должен пройти дождь? Да если б ещё дождь был, а то так, недоразумение — сыплется на лицо какая-то гадость, не то снег, не то мокрая пыль. Да ещё и на нервы действует — на носу праздник, а снег как языком слизало!
На улице действительно шёл дождь. Наверное, за год небелёная холстина неба поистёрлась окончательно, и сквозь ветхую ткань, истончившуюся до основы, проскальзывали невесомые острые крупинки. Становясь от влаги ноздреватым, снег тяжелел, оседал и постепенно таял, а на земле появлялись некрасивые сиротские проплешины.
Проведя пальцами по рукаву кожаной куртки, Тополь недовольно сморщился:
— И что за жизнь пошла? Скоро дойдём до того, что вокруг ёлки будем в резиновых сапогах хороводы водить!
— Не зуди, завтра снег обещали, правда с дождём…
— Вот именно, что с дождём, — глухо буркнул Семён.
Благодаря наезду мамочки и хитроумной тактике поганца-отчима, настроение было испорчено напрочь. Нет, конечно, инициатором неприятности явился он сам, но кто же думал, что всё так паршиво обернётся? Толочь воду в ступе, по десятому разу костеря новоявленного папашу, не хотелось, молчание тоже действовало на нервы, и, поскольку Борька инициативы не проявлял, Тополь заговорил сам.
— Ты знаешь, я недавно Сашку видел.
— Сашку? — Борис, потянувшись за сигаретами, замер. — Встретился, что ли где?
— Да нет, представляешь, сама в гости притащилась.
— В гости? — Неожиданно Борис почувствовал между лопатками странный холодок. — А что ей было нужно?
— Да какую-то чушь несла… — Остановившись, Тополь похлопал руками по карманам в поисках сигарет. — Тьфу ты, вылетел из дома пробкой, как голову-то не позабыл! У тебя подымить найдётся?
— Не вопрос. — Борис достал из кармана пачку «Мальборо» и протянул её Семёну. — Говоришь, чушь?
— Сашка-то? — Семён глубоко затянулся и с удовольствием выпустил густую струю дыма. — Ты не представляешь, чего она городила! Мне от неё аж дурно стало. Между прочим, и тебе досталось.
— А мне-то чего? — нахмурился Борька.
— Скажу — не поверишь! Это чучело утверждает, что ты планомерно толкаешь меня к краю пропасти.
— Да ты что? — От слов Тополя Грушину невольно стало не по себе. — И в чём же это выражается?
— Этого она сказать не успела.
— Почему?
— Потому что я её вытолкал к чёртовой матери в три шеи, — гордо выдал Семён, и на душе у Бориса сразу стало легко и спокойно. — Представляешь, чучело заморское, целое шоу устроила, не иначе как локти кусает, что полгода назад дурой оказалась.
— А это вариант, — поддакнул Грушин.
— А то нет! — Тополь откинулся назад и, выпуская дым, презрительно рассмеялся. — Она думала, что за такой звездой, как она, мужики будут косяками ходить, да больно она кому нужна? Спасительница отечества, героиня. Я её бредни даже слушать не стал.
— Ну и правильно. — От Борькиного сердца полностью отлегло. — Я её тут тоже не так давно видел. Точно ты сказал — звезда: рыжая, наглая, нос картошкой, а уж гонору…
— Забудь, — небрежно отмахнулся Тополь и снова зябко поёжился. — Какая же муть зелёная на улице! Давай забуримся куда-нибудь с горя, что ли? Может, по пиву?
— Да ну его, только булькать, — поморщился Борис.
— Тогда на автоматы?
— Слушай, тебе ещё не надоело за ручки дёргать?
— А что?
— Да ничего. — Борис презрительно скривился. — Пора уже привыкать к хорошему.
— В смысле? — не понял Тополь.
— Не знаю, как тебе, но меня тошнит от этой общественной забегаловки. Ну что это, ты сам подумай: полутёмный зал, даже не зал, а какой-то собачий закут, три ящика с ручками, куча железяк в кармане, а вокруг тебя — одни маньяки: глаза горят, ничего дальше своего носа не видят, знай ручку накручивают!
— Раньше тебе нравилось. — Отчего-то Семёну слова Бориса были неприятны.
— Раньше — да.
— А сейчас чего же?
— Так пора из коротких штанишек вылезать, не дети уже. — Борис бросил окурок на талый снег, и тот, зашипев, мгновенно погас. — Если есть деньги, так существуют места поприличнее.
— Например? — прищурился Тополь.
— Например, казино. Там и зал — конфетка, и публика — элита, хотя… ты знаешь, Сём… туда абы кого с улицы не пустят. Там ведь только по рекомендации. Сам понимаешь…
На миг Тополю показалось, что приятель сожалеет о том, что сболтнул лишнее. В густых сумерках выражение лица Борьки разглядеть было невозможно, но Семёна не покидало ощущение, что тот сейчас многое бы отдал за то, чтобы этот разговор вдруг прервался сам собой.
— Значит, говоришь, элитное? — Чтобы сосредоточиться, Семён опустил глаза и напрягся, внимательно вслушиваясь в малейший оттенок голоса друга.
— Да как тебе сказать… — протянул Борис.
Но Семёна обмануть было уже невозможно — теперь он не просто чувствовал, он точно знал: всеми силами Борька намерен выкручиваться из неловкого положения, в которое загнал себя исключительно по своей неосторожности.
— Борь, а попасть туда можно?
— В принципе — да, — неохотно промямлил Грушин. — Только для этого нужна рекомендация. А я сам там без году неделя. И потом, большая игра — большие деньги. В казино можно сорвать такой куш, который на твоих кривобоких автоматиках даже и не снился, но со стольничком туда идти не принято — засмеют.
— А почему ты решил, что, кроме стольничка, у меня ничего в карманах не водится? — с вызовом бросил Семён.
— Ты же вроде говорил… — смутился Борис.
— Ничего я тебе не говорил. — Странно, но от неловкости Грушина Семён вдруг почувствовал своего рода удовольствие. — Так ты меня туда отведёшь? — Он в упор посмотрел на Бориса. — Только давай без китайских церемоний: да или нет?