Ирина Успенская - Имеет свойство яда

— Олег, одну минуту, ладно? — попросил он, сворачивая к скверу уже почти перед самым домом и останавливаясь.

Здесь было темно, только фонарь сверху озарял площадку сквозь ветви деревьев, да приборная панель давала достаточно света, чтобы разглядеть лицо друг друга. Олег смотрел на него настороженно, и эту настороженность хотелось стереть, смыть с него, как и усталость, и недоверие, и затаенный страх оказаться ненужным, который Влад чувствовал очень глубоко за официальной вежливостью и нежеланием пустить к себе ближе. Чувствовал, потому что знал его и за собой.

— Олег… — сказал он, крутя в руках ключи от машины с тяжелым холодным брелком. — Давайте вы меня выслушаете очень внимательно, хорошо? И сразу договоримся, что это не шутка или тому подобная глупость. Идет?

— Как скажете, — так же осторожно ответил Грабар, и Влад молча выругал себя — нашел, когда отношения выяснять.

Но получалось, что сказать надо именно сейчас. Пока общие переживания, пусть и по разному поводу, поставили их перед собственными страхами и дали передышку.

— Олег, вы не хотите переехать ко мне? То есть… насовсем.

Вот и все. Слово было сказано, упав в тишину, и Владу стало самую малость легче. Грабар ошарашено молчал, и Влад торопливо продолжил:

— Я понимаю, что это неожиданно. У вас наверняка куча вопросов, условий, может быть… Все обсуждаемо. И не имеет абсолютно никакого отношения к вашей работе. Олег, пожалуйста, только не вздумайте хоть заподозрить, что я вас к чему-то принуждаю или манипулирую нашим рабочим договором. Такого я бы никогда себе не позволил. Если откажетесь, я вас сейчас отвезу домой, и больше мы об этом не заговорим. Если вам нужно подумать… Вы ведь можете просто переночевать у меня еще раз, правда? Без всяких обязательств. А утром скажете, что решили. И… Олег, мне очень хочется, чтобы вы согласились. Я, наверное, выбрал неправильное место и время, надо было романтичнее… Но я не мог сейчас вас отпустить, не сказав этого. Чтобы вы ни решили. Я хочу, чтобы вы жили со мной. Со всеми вытекающими последствиями…

— Владислав Алексеевич, вы с ума сошли?

Голос Грабара был испуганным. Растерянным, звонким от удивления. Но неприязни в нем не было, как Влад ни вслушивался.

— Сошел, — согласился он с мрачным удовлетворением. — Явно сошел. Делаю предложение в машине на улице. Ни ужина со свечами, ни чего там еще положено по протоколу… Простите, ладно? Ну не тащить же сейчас вас в ресторан? Вы устали до полусмерти. А я сошел с ума. Потому что… Олег, поедемте ко мне? Я серьезно. Хоть выспитесь нормально, приставать не буду. А завтра на свежую голову пошлете меня подальше. Или не пошлете, а…

Договорить он не успел. Грабар повернулся к нему, качнулся вперед, и Влад поднял руки по наитию, еще не понимая, что происходит. Обнял, прижимая именно так, как хотелось, торопливо принялся гладить плечи и спину, обтянутые тонкой рубашкой. Дышал знакомым запахом, шалея оттого, как выгибается в объятиях сильное упругое тело, как дышит Олег, уткнувшись носом ему в плечо, а потом поднимает голову, и можно безошибочно попасть в единственную желанную сейчас цель — его губы.

Влад целовал его отчаянно, исступленно, не желая и не собираясь выпускать из объятий и чувствуя, как его так же отчаянно целуют в ответ. Было ли это согласием? Или прощанием? Думать не получалось. Мысли плавились и текли, оставляя голые раскаленные чувства. И это вот — отпустить? Позволить уйти? Да вот хрен. Мой. Не отпущу, не отдам никому…

Он уже откровенно тискал Олега, сминая рубашку, руки так и тянулись вниз, к брючному ремню. И пришел в себя только, когда Грабар дернулся то ли испуганно, то ли протестующее. Отстранился от Влада, дыша тяжело и рвано, как вынырнувший из глубины человек, попросил беспомощно:

— Ну не здесь же…

Не здесь — это Влад мог понять. "Лексус" — машина просторная, но для того, что хотелось сделать с Олегом, требовалась все-таки кровать. Большая и крепкая. А еще неплохо бы добраться до душа, бара и холодильника. И чтобы уснуть потом рядом, даже во сне не разжимая рук…

— Не здесь? — так же тяжело дыша, уточнил Влад. — То есть, по самому процессу возражений нет, только по условиям?

— Владислав Алексеевич…

Олег все-таки покраснел, что на его светлой коже смотрелось вызывающе ярко.

И неминуемо нарвался еще на один поцелуй. В этот раз долгий, со вкусом. И объятиями, разумеется. Против которых явно не возражал. С трудом оторвавшись через пару минут, Влад напоказ облизнулся и пообещал:

— Хорошо, не здесь.

Отдышался немного, пригладил рукой волосы, посмотрел на улицу, к счастью, пустую. Грабар сидел рядом притихший, косился снова то ли испуганно, то ли выжидающе, но протестовать не пытался, а на щеках у него цвели розовые пятна и губы распухли, так что их мучительно хотелось целовать еще и еще…

— Не здесь… — сказал Влад больше себе, чем ему, и "Лексус" рванул с места долгим звериным прыжком.

Мартовские коты, притихшие было, снова заорали где-то внутри, заполошно и счастливо выкликая на весь мир, что счастливы. Он не сказал нет. И, значит, все идет как надо. Потому что теперь будет и нормальный ужин, и ванна, и массаж. А потом… Потом Влад сделает все, чтобы предложение было принято. Никогда он не упускал шансов и не отдавал свое, будь это контракт или человек. А Грабар — его.

"Лексус" плыл по темной улице, не замечая скорости, только дома исчезали с лобового стекла, мелькая за боковыми и пропадая позади. Грабар откинулся на сиденье, несколько светлых прядок прилипли к его лбу, и Влад пообещал себе, что скоро уберет их губами.

Это все сумасшествие.

Пожалуй, это была единственная разумная мысль, которая появилась в голове Грабара.

За окном проносились витрины магазинов и темные переулки. Да, сейчас с души исчез камень, а от напряжения остались только отголоски. Операция прошла успешно, и это было самым важным. Сокольский прав. Тысячу раз прав, что все будет хорошо. И что… глупо сидеть у двери палаты, сейчас Олег Лельке совершенно не нужен.

А вот дальше здраво рассуждать почему-то не получалось. Его никто не ставил перед фактом, не делали непристойных предложений и не оставляли в неудобных ситуациях. Просто просто привезли еду. Грабар мог поклясться, что в жизни ничего не ел вкуснее этой курицы-гриль, завернутой в лаваш. И не пил более вкусного чая.

Разум, конечно, намекал, что после дня голодовки неудивительно, что любая пища будет как лучший деликатес, только кто слушает разум?

Особенно после таких слов.

Осознать и поверить толком не получалось. Что там. Даже как-то классифицировать собственные действия было невероятно сложно. Олег не знал, как правильно поступить и что сказать. Не может же такой серьезный человек, как Сокольский, делать такие предложения… Или может?

В голове не укладывается.

Поэтому и потянулся к нему, будучи в состоянии ответить только одним единственным способом. Без слов. И лишь чудом почувствовав, что Влад не совсем контролирует себя, сумел остановить… И, замерев, смотреть в полные азарта и желания серебристо-серые глаза. На тяжело вздымающуюся грудь. Ощущать, что длинные смуглые пальцы держат так крепко, что и не вырвешься. Хоть и вырываться совершенно не хочется.

А хочется наоборот — продолжить.

"Ничего, — подумал Олег, бездумно глядя в окно и толком даже видя находящееся рядом, — всего лишь ночь. Утром он сам передумает".

Мысль была не слишком радостной, и сам Грабар был готов делать что угодно, лишь бы не отправляться после такого разговора домой одному, но сразу и полностью верить в такую сказочную ситуацию не мог. Не позволял себе.

И только когда Влад тронул его за плечо, сообразил, что машина остановилась.

— Приехали, — сказал Сокольский. — Засыпать прямо тут не советую — в кровати это будет куда удобнее.

Олег не смог ни возразить, ни смутиться — по лицу Сокольского было видно, что тот не вкладывал в сказанное никаких пошлых намеков. Да и выглядел сейчас немного иначе. Как-то… спокойнее, увереннее. Словно человек, наконец-то получивший нужный ответ на стоявший перед ним вопрос. И ответ на этот вопрос понравился.

— Идем, — сказал Влад, выходя из машины.

Олег не возражал. Усталость коварно навалилась, лишая выдержки. Мысленно Грабар выругался. Снова Сокольский привозит его к себе, и опять не гость, а медуза. Конечно, есть оправдание. Но оно опять какое-то бледное. К тому же благодарность никто не отменял. Да и самому Грабару хотелось хоть как-то порадовать человека, который не оставил в трудную минуту и проявил столько заботы.