– За славу приходится дорого расплачиваться, – насмешливо произнесла Пиппа, заметив, что Айдан чуть приподнял бровь и язвительно скривил губы, – а я прославилась своими невероятными фантазиями.
– Ты о чем? – не понял он.
– Когда я наконец-то поведала абсолютную правду, вы просто мне не поверили.
– А с чего ты взяла, что я тебе не верю?
– Одного взгляда на вас достаточно, ваша милость. Вы разрываетесь между желанием высмеять меня и отправить меня в Бедлам.
– Вообще-то я действительно разрываюсь. – Брови Айдана поползли вверх. – Не знаю, смеяться мне над тобой или лучше расцеловать.
– Лучше расцеловать, – выпалила она.
Брови взлетели вверх, затем медленно опустились, взгляд стал туманно-нежным. Он взял ее за руки и потянул к себе, так что ей пришлось встать на колени. Одеяло упало, и только тоненькая рубашка прикрывала ее пытавшее тело.
– Да, лучше уж я тебя поцелую. – Он дотронулся рукой до ее лица. Кончики его пальцев медленно и маняще двигались по изгибу скул и, опускаясь все ниже, скользя, словно шелк по мрамору, коснулись нижней губы и погладили ее. Ей было так хорошо, что поцелуй мог оказаться лишним. Или это ей так только показалось? – Тебя кто-нибудь целовал раньше, девочка?
– Да, кон… – Привычка хвастаться брала верх.
– Пиппа, сейчас не самое подходящее время врать мне, – произнес он, прижимая большой палец к ее губам.
– Тогда нет, ваша необъятность. Никто и никогда.
Те немногие, кто пытался это сделать, остались после ее ударов с кривым носом, но уж об этом Пиппа сочла разумнее умолчать.
– А знаешь, как…
– О да, я…
– Пиппа! Не привирай же!
– Видела, конечно, но не имею практических навыков.
– Сначала тебе надо…
– Я слушаю, слушаю… – не веря в свое счастье, Пиппа приподнялась и снова опустилась на колени, отчего веревочные крепления матраца заскрипели, – просто это так забавно, мой господин, и здорово, что…
– …просто умолкнуть. – Его палец опять остановил поток ее слов. – И, господи ты боже мой, не комментируй все. Поцелуй – это символ любви, а ты все превращаешь в фарс.
– Ой-ой, ну я же совсем не хотела…
– Отлично, – прошептал он, опять нежно прикоснулся к ее влажным губам пальцем. – Если хочешь, можешь закрыть глаза.
Она безмолвно качнула головой в знак согласия. Не каждый день тебя целует вождь ирландского клана.
– А теперь посмотри на меня, – попросил он, подвигаясь поближе к ней. – Просто подними голову и посмотри на меня. Остальное сделаю я.
Она запрокинула голову и посмотрела на него. Он убрал палец, открывая дорогу ее губам. Губы их слились в единое целое, нежно и сладко. В этом было что-то первобытное, изначальное.
Она вскрикнула, но он заглушил звук, сильнее прижавшись к ней. Его искусные нежные пальцы ласкали ее шею.
Губы ее приоткрылись.
Уж этого она не могла подсмотреть у парочек в аллеях Саутверка или в колоннаде собора Святого Павла, где они уединялись.
Язык Айдана устремился в ее рот, она что-то промычала от удовольствия и обвила руками его шею. Она с простодушной и обезоруживающей настойчивостью потянулась к нему. Он проникал языком все глубже, гладил ее по спине. Потом крепко прижал к себе.
Участившееся дыхание Айдана удивило ее. Неужели его тоже тянуло к ней? Ведь это он предпочел поцелуй.
Обнимая Айдана, она все крепче прижималась к нему, стараясь продлить близость с ним навечно.
Он отнял губы. Замер, ошеломленно глядя на Пиппу.
– Ей-ей, девочка, – прошептал он настойчиво, – нам следует остановиться, а то…
– А то – что? – Голова ее шла кругом от близости его чувственного дыхания.
– А то мне захочется большего чем просто поцелуя.
– Вы опоздали, – заметила она. – Мне уже мало поцелуя.
– Ты явно решила не скупиться со мной на правду? – В голосе его прозвучала едва уловимая горечь. Он тихонько засмеялся, очень тихо и очень по-доброму.
– Конечно. Я на самом деле хочу тебя, Айдан!
– И я хочу тебя, девочка. – На его лице появилась грустно-счастливая улыбка. – Но нам лучше остановиться.
– Почему?
Он отстранил ее руки и встал с постели, двигаясь очень медленно, словно превозмогая боль.
– Потому что это неправильно.
– Мне это не важно, – уязвленно нахмурилась Пиппа.
– А для меня – важно, – пробормотал ирландец и отвернулся. Из кипящего котелка он налил себе в чашу вина и выпил почти залпом. – Прости меня, Пиппа.
Он уже взял себя в руки.
– Не мог бы ты посмотреть мне в глаза и повторить это?
Он повернулся к ней:
– Я же попросил у тебя прощения. Я воспользовался твоей невинностью, хотя мне не следовало этого делать.
– Но я выбрала поцелуй.
– Это и мой выбор.
– Тогда почему ты остановился?
– Я хочу, чтобы ты рассказала все о себе. Поцелуи туманят мысли.
– Значит, если я расскажу тебе о себе, мы снова сможем вернуться к поцелуям?
– Я этого не говорил. – Он нервно дернулся.
– Так скажи!
С нарочитой осторожностью он поставил чашу на стол и вернулся к кровати. Обхватив ее лицо ладонями, он с тоской посмотрел ей в глаза:
– Нет, девочка.
– Но…
– Подумай о последствиях. Некоторые из них слишком серьезны.
– Ты говоришь о ребенке? – Пиппа судорожно сглотнула. Желание нарастало в ней. Разве это так ужасно, если О'Донахью Map подарит ей ребенка? Крохотное, беззащитное существо будет принадлежать только ей?!
Его руки были необыкновенно нежны, но лицо выражало непреклонный отказ.
– Почему… – возмутилась она, превозмогая желание прильнуть к нему и никуда не отпускать.
– Потому что я прошу тебя… Очень прошу.
Она понуро выдохнула, зная, что слово этого ирландца – приговор.
– Если б ты знала, как трудно мне говорить это «нет»! – Он малодушно улыбнулся, обнял ее и поцеловал в лоб, прежде чем она отпустила его. – Итак, продолжим. Ты повстречала старую ведьму…
– Цыганку.
– В Ирландии мы бы назвали ее женщиной из волшебной страны.
– Она предсказала, что я встречу мужчину, который изменит мою жизнь. – Пиппа откинулась назад на подушки. Неужели он заметил, как горят от обиды ее щеки? – Я всегда верила, что это означает встречу с отцом. Но теперь я все поняла. Она имела в виду тебя.
Он присел в изножье кровати и погрузился в глубокое раздумье.
– Но почему ты так решила?
– Из-за твоего поцелуя.
Боже правый, она еще никогда не выплескивала столько правды с самого своего появления в Лондоне.
Айдан О'Донахью вытаскивал из нее честные признания, он явно располагал какой-то особой силой, такой, что заставила ее рассказать все, что у нее на уме и на сердце тоже.
Айдан не шелохнулся, но стал еще мрачнее.
Идиотка, ругала себя Пиппа. Теперь он ждет не дождется, как бы ему избавиться от нее.
– Забудьте, что я вам говорила, – попросила она, выжимая из себя смех. – Какой-то поцелуй ведь не клятва на крови или что-то в этом роде. Воистину, ваша значимость, нам следует забыть об этом…
– Я из Ирландии, – беззлобно оборвал ее Айдан, и голос его звучал более мелодично, чем когда-либо ранее. – Ирландец никогда не целуется просто так.
– Но… – Девушка посмотрела на его освещенное пламенем лицо, и у нее перехватило дыхание. Ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не броситься к нему, не предложить ему сорвать с нее рубашку и сделать с ней то, что он хочет.
– Пиппа? – Да?
– Продолжай. Прежде чем ты пришла в Лондон, где ты жила? Чем занималась?
Простые вопросы вызвали из памяти картины прошлого. Она закрыла глаза и стала вглядываться в свое прошлое. Долгий путь в Лондон. Она давно сбилась со счета, в скольких бродячих труппах работала. Везде ее встречали без особого энтузиазма, но потом, после нескольких представлений с шутками и жонглированием, уже не хотели отпускать. Она никогда не задерживалась надолго. Обычно она исчезала по ночам. Частенько оставив кого-нибудь из мужчин распростертым на земле в полубессознательном состоянии со сломанной челюстью или с разбитым носом.
– Пиппа? – напомнил ей Айдан.
Девушка открыла глаза. Каждый раз, когда она смотрела на него, он становился для нее все красивее и красивее. Наверное, то были таинственные ирландские чары. Стоило ей взглянуть на него, как она теряла способность сопротивляться.
Пиппа с тоской дотронулась до своих стриженых волос. Вот если бы она быта красивой! Красивой и любимой. Чтобы ему хотелось обнимать и ласкать ее.