– Я медленно добиралась до Лондона, – произнесла она. – Всю дорогу выступала с пародиями и жонглировала. Бывали моменты – голодала или мерзла от холода, но не жаловалась. Так уж получилось, но мне все время хотелось добраться до Лондона.
– Найти свою семью?
Как он догадался? Он словно читал ее мысли.
– Да. Хоть и знала, что это практически невозможно, но иногда… – Она прервала рассказ, смутившись.
– Продолжай, – прошептал ирландец. – Что ты хотела сказать?
– Только то, что иногда сердце просит невозможного.
Айдан встал, обошел кровать, взял ее за подбородок и, приподняв голову, заглянул ей прямо в глаза.
– Иногда сердце получает то, что просит.
– Меб бы с вами согласилась. – Девушка робко улыбнулась в ответ.
– Меб?
– Меб меня вырастила. Она жила в Амбер-Сайд на Орнси-Стренд. Та земля никому не принадлежала, вот она и поселилась там. Просто взяла и начала там жить. Так она рассказывала. Меб была из простых, но это все, что у меня было.
– Как же ты попала к ней?
– Она меня нашла. – Тоскливое чувство охватило Пиппу. Как просто она добровольно сдалась этому великану ирландцу, хотя всю жизнь отказывалась говорить правду о себе. – Если ей верить, я лежала на берегу, крепко держась за бочонок с сельдью. Огромный лурчер, пес, помесь шотландской овчарки с борзой, лежал рядом. Я была еще крохой. Меб говорила, что двух-трех лет, не больше.
Как вспышка молнии мелькнуло яркое воспоминание. Она вздрогнула от неожиданности.
– Девочка? С тобой все в порядке? – насторожился Айдан.
Она заткнула уши руками, стараясь отогнать воспоминания о надвигающемся ужасе.
– Нет, оставьте меня! – закричала она. – Пожалуйста! Я больше ничего не помню!
Отпуская ирландские ругательства, Айдан О'Донахью, лорд Кастелросс, схватил ее в охапку и дал ей выплакаться у себя на плече.
– Веди себя так, словно ничего не произошло, – прошипел Донал Ог.
На следующий день он, Яго и Айдан стояли на конюшенном дворе братства крестоносцев. Конюхов у Айдана было предостаточно, но его любимым занятием было рано утром, когда все еще спят, почистить скребницей свою любимую громадную лошадь.
Горемыка Яго поеживался от прохлады раннего утра. Он не любил холодную погоду и безнадежно пытался доказать всем, какой благодатный климат на его родине, утверждая, что на Карибах никогда не бывает снега и мороза, а в теплом море можно плавать хоть весь год.
Отрешенно похлопывая по сильной шее Гранин, Айдан всматривался в лица кузена и Яго. Какую внушительную пару они составляли: один черный, другой белый, оба плечистые, рослые, могучие, как прибрежные утесы.
– Ничего и не произошло, – сказал Айдан, наклоняясь за скребницей. И тут только заметил, что Донал Ог прячет в руке какую-то бумагу. – Это что?
Донал Ог огляделся. Конюшенный двор был пуст. Заросли кустарника отделяли конюшенный двор от кухонного палисадника главного дома и стеклодувен братства крестоносцев. Через просветы в кустарнике были видны хорошо выметенные дорожки между рядами лекарственных растений и пряных трав, украшенных каплями прошедшего ночью дождя.
– Сам почитай.
Донал Ог передал листок Айдану.
– Но, ради всех святых, не реагируй слишком бурно. Кругом шпионы Волсингема.
Айдан оглянулся на дом:
– Надеюсь, что нет.
Донал Ог и Яго переглянулись и ухмыльнулись.
– Это вопрос времени, амиго, – произнес Яго.
Уши Айдана запылали.
– Это не то, о чем вы подумали, – тщетно попытался он обороняться. – Мне казалось, я вправе рассчитывать на большее понимание со стороны вас обоих.
Мужчины перестали улыбаться.
– Как тебе угодно, кузен, – согласился Донал Ог. – Мы крайне далеки от того, чтобы подозревать тебя в домогательствах по отношению к твоей малютке гостье.
– А-а-а-а.
Нежный женский голос выводил трели где-то вдали. Все трое перевели взгляд на дом за высокой живой изгородью. Открыв дверь, ведущую в верхнюю залу, Пиппа вышла понежиться на утреннем солнце.
Бумага хрустнула в сжатом кулаке Айдана. Больше никто не издал ни звука. Все трое застыли, словно окаменели. Девушка стояла на верхней ступени в одной рубашке. Пиппа явно не предполагала, что ее кто-то может увидеть в столь ранний час. Она дышала глубоко, словно впитывала в себя утренний воздух, чистый после дождя. Взъерошенные после сна волосы отливали золотом в лучах утреннего солнца. Хотя Айдан целовал ее только раз, он помнил ее мягкие, словно лепестки роз, губы.
А сколько очарования таилось в ее фигурке! Тоненькая, почти прозрачная в лучах света, рубашка подчеркивала высокую грудь, женственные бедра, тонкую талию и длинные ноги.
Девушка несла тазик и кувшин с водой. Она спустилась по ступеням под пристальным взглядом трех пар глаз и остановилась у основания лестницы, откинула упавшие на лицо золотые кудряшки. Затем наклонилась над колодцем, чтобы набрать воды. Тончайший батист прилип к телу, обрисовывая все прелести девичьей фигуры. У Айдана во рту пересохло от напряжения.
– Мама родная, – прошептал Донал Ог. – Я бы не стал возражать против такой подружки в постели.
– Это не то, о чем ты подумал, – вынужден был повторить Айдан неестественно тихим голосом.
– Нет, конечно, – вздохнул Донал Ог с грустной завистью.
Он едва сумел вернуть челюсть в исходное положение, но тут Пиппа выпрямилась. Она неосторожно пролила воду спереди на рубашку, и они увидели жемчужно-розовое тело сквозь мокрую белую батистовую ткань. Она еще и остановилась, чтобы сорвать бледно-желтый нарцисс и закрепить его за ухом.
– Нет сомнения, – продолжил Донал Ог, – она в сотни раз лучше, чем мы думали.
Айдан схватил кузена за грудки:
– Я наложу на тебя епитимью на шесть недель, если не перестанешь пялиться.
Пиппа задумчиво вернулась обратно в дом, и Яго изобразил, как он судорожно вытирает лоб, Донал же Ог стал мерить двор большими шагами, притворяясь, что ему трудно двигаться по вполне понятным мужчинам причинам. Кобыла Айдана недовольно заржала.
– Замарашка-постреленок обернулась на поверку красавицей, так ведь, Айдан? – произнес Донал Ог. – Удивительно, но тебе хватило одного взгляда, чтобы разглядеть настоящий бриллиант.
– Да ничего я не разглядел в ней, кузен, – признался Айдан. – Девчушку поймали, когда началась драка, и ей грозила беда. Колодки, тюрьма. Я просто…
– Да брось! – Донал Ог поднял руку. – Кузен, не надо слов. Мы рады за тебя. Было неестественно, что ты жил как монах, притворяясь, будто тебе чужды мужские утехи. Ты и Фелисити никогда…
– Прекрати нести вздор!
Айдан еще крепче сжал пергамент. Ах, если бы письмо от Ревелина из Иннисфалена содержало хорошие вести. Может, епископ вынес решение о признании брака недействительным. Боже, прошу Тебя, о Боже…
– Ни слова больше о Фелисити. И именем Бога, если ты продолжишь намекать, что Пиппа и я… любовники, то я…
– Ты с ней не спал? – Удивлению Яго не было предела.
– Нет! Она убежала в самую бурю, и я с трудом притащил ее обратно. Похоже, она дико боится грозы.
– Ты или болен, или святой, – заметил Яго, ткнув пальцем в грудь Айдана. – У нее тело богини. Она обожает тебя. Возьми же ее, Айдан. Я просто уверен, у нее полно предложений от куда менее значимых людей, чем вождь ирландцев. Она будет тебе благодарна.
Айдан выругался и посмотрел на запечатанное сургучом послание. Расправив письмо, он развернул пергамент и начал читать.
Письмо от Ревелина из Иннисфалена было написано по-ирландски. Вот оно, это место про брак, который Айдан заключил от отчаяния. Но какое теперь это имеет значение, если принять во внимание все остальное. Каждое слово впивалось в него, как осколки стекла. Закончив чтение, он посмотрел на Донала Ога и Яго:
– Кто принес?
– Моряк с парусной шхуны из графства Корк. Он не умеет читать.
– Ты уверен? – Да.
Айдан порвал письмо на три равные части и раздал друзьям.
– Приятного вам аппетита, мои друзья. Молю Бога, чтобы написанное не стало для вас ядом, – пожелал он, думая о своем.
– Скажи хоть, что я ем? – попросил Яго, заглатывая кусок бумаги с болезненной гримасой.
Айдан скопировал его гримасу, заглатывая свою порцию.
– Мятеж, – выдавил он.
К тому времени, когда Айдан пришел к Пиппе в ее комнату, она уже оделась.
Девушка сидела за дубовым столом, стоящим посреди комнаты, и даже не взглянула на ирландца, когда он вошел.