– И оно принесет мне удачу, – кисло заметила Пиппа.

– Оно не в твоем вкусе?

– Мой господин, платье великолепно. Портниха с ее помощницами не в моем вкусе.

– Они тебя обидели?

– Я обиделась не за себя. Бывало, меня называли и хуже чем шлюшкой, овцой в корсаже, расфуфыренной куклой… – Она улыбнулась ему как можно беззаботнее. – Меня взбесило, что они хихикают над вами, – сердито нахмурилась Пиппа.

Он удивленно поднял бровь:

– Хихикают?

– Ну да. Если бы они все время не подхихикивали, я бы и не поняла, что что-то с вами не так. Как-то странно… Я только услышала… кавалер, не допущенный, постельничий. Вы-то понимаете, о чем они?

Айдан вспыхнул и попытался спрятать от нее лицо.

– Никогда не понимал англичан. Их жены судачат, как портовые шлюхи, а мужчины им это позволяют.

– А что вы позволяете делать своим женщинам в Ирландии? – уточнила она.

Она увидела, как холодная ярость мелькнула в его глазах и погасла.

– Что значит – позволяем? Они поступают так, как считают должным.

Он подошел к ней:

– Я сожалею, что тебе пришлось терпеть этих гарпий. Позволь мне помочь тебе одеться. Клянусь, насмешничать не буду и называть тебя по-всякому тоже.

Она не смогла возражать ему.

– Я покоряюсь вам! – театральным голосом воскликнула она, картинно поднесла руки к глазам и сделала вид, что вот-вот упадет в обморок. – Я – ваша. Делайте со мною все, что хотите!

Айдан осматривал отдельные элементы наряда, разложенные на постели.

– Не уверен, что соображу, как это все соединить. – Он хмыкнул. – Я великий О'Донахью, уже второй раз служу у тебя горничной! Интересно, как это у тебя так ловко получается заставить меня?!

– Просто в глубине души вы обожаете это занятие. Ну признайтесь, что это так!

Он приподнял непонятный для Пиппи, со стальными ребрами[3], предмет.

– Корсет?

– Нет, спасибо. Никогда не понимала, зачем люди стремятся переделать то, что дано им Богом.

– Тогда наденьте эту нижнюю юбку. Премилая вещица.

Он надел ей юбку через голову и расправил у нее на талии. Слегка приобняв девушку, начал ее зашнуровывать.

Пиппа почувствовала неодолимое желание прижаться щекой к его подбородку, закрыть глаза и наслаждаться тем, что он рядом.

Прежде чем она решилась признаться ему в своих мыслях, он уже надевал на нее верхнюю юбку из более тяжелого материала, распахивающуюся спереди, чтобы было видно изысканную нижнюю юбку.

Настала очередь корсажа.

– Мой господин, вы, наверное, перепутали, – объявила Пиппа, когда он обошел ее, чтобы начать шнуровать корсет. – Вряд ли портниха шила его так, чтобы шнуровать со спины?

– А как же тогда быть с твоим статусом? Надо же показать, что ты достаточно богата, чтобы иметь горничных, которые тебя одевают.

– Как сказочно я должна быть богата, если меня одевает настоящий предводитель ирландцев?

– Для этого достаточно быть просто Пиппой, – ответил он.

Его горячее дыхание ласкало ей шею, а пальцы задевали ее кожу, она вся трепетала.

Рядом с Айданом Пиппу все время кидало то в жар, то в холод. Он очаровал ее, и она не замечала, как порой тень пробегает у него по лицу.

Ее рассмешили нарукавники, которые надевались поверх ее белой блузы. Но когда он попытался надеть на нее жесткий, сильно накрахмаленный воротник, она запротестовала.

– Можете отослать его назад в пыточную камеру, там ему только и место, – возмутилась Пиппа. – В колодках я насиделась, они и то удобнее. Какой смысл обматывать вокруг шеи сорок кругов кружев, затем все это замять, а потом закрепить этим…

– Крахмалом, как они его называют, – подсказал Айдан.

– Вот почему воротник стоит? Смешно. Неудивительно, что дамы из благородных похожи на марионеток, которые каждый день заняты по четыре часа одеванием.

Он взглянул на нее и отложил воротник в сторону.

– Если ты не хочешь его надевать, у меня есть идея получше.

– Какая?

Из поясной сумки он достал блестящее ожерелье. Камни были круглыми и отполированными, отливающими темно-фиолетовым цветом. Странный и извилистый орнамент между ними, состоящий из множества переплетенных линий, был по краям оплетен серебряной нитью.

– Пресвятая Матерь Божья, – прошептала она. – Эта вещица слишком дорогая для меня.

– Поверь мне, ты стоишь много дороже этой побрякушки. Эта вещь предназначалась в дар другой женщине. Но она слишком упряма.

Сердце Пиппы обожгло холодом.

– Ваша светлость, вам лучше приберечь ваш подарок.

Он задумчиво повертел перед глазами ожерелье.

– Боже мой, – произнес он тихо. – Мне показалось или ты ревнуешь?

– Вот еще, – вспыхнула Пиппа, зардевшись до кончиков ушей. – Видно, это ваша золотая мечта, господин Павлин. Тешьте себя, но я-то тут при чем.

Он тихо рассмеялся:

– Твоя реакция уже меня потешила.

– Кичливость – имя тебе О'Донахью, – сказала она.

– Это был не подарок любимой, а дар дипломатический, – внес уточнения Айдан, то есть королеве.

Этого она совсем не ожидала.

– Вы хотите, чтобы я надела ожерелье, которое Вы везли для самой королевы?

– Для самой Глорианны, – произнес он насмешливо, – той, которой поют славу. – Ты дополнишь красоту камней. Это аметисты из шахт на склонах гор Баррен, – пояснил он.

Он подошел, надел ей ожерелье и застегнул его.

– А рисунок – кельтский. Очень старый.

– Вы – чародей? – Пиппа заглянула ему в глаза.

– Я? – переспросил Айдан, в полном недоумении сдвинув черные брови.

– Знаете, однажды Меб рассказала мне историю о волшебном принце, который появляется в жизни и исполняет все желания женщин.

– Я – предводитель, а не принц, и уж совсем не сказочный, – заметил он.

Пиппа едва не рассмеялась, так возмущенно он это сказал.

Но тут Айдан наклонился и легонько поцеловал девушку в лоб. Этот трепетный поцелуй эхом ответной нежности отозвался у нее в груди.

– Должен тебе признаться, – прошептал он, – сама по себе мысль исполнять каждое твое желание имеет некоторую привлекательность.


Из дневника Ларк де Лэйси, графини Вимберлийской

Сегодня вечером в доме Дархеймов устраивается бал-маскарад, но мы отказались от приглашения. Пойдет только Ричард, поскольку он слишком молод, чтобы разделять мою боль. Ах, как упорно мы старались защитить наших детей! Ричард так никогда и не узнал о нашей потере, ведь она случилась задолго до его рождения и мы не видели смысла рассказывать ему об этом.

Только мой дорогой супруг понимает этот ритуал поминовения, который я устраиваю каждый год в день трагедии. На закате я пущу по воде кусочек дерева со свечой в том самом месте, где много лет тому назад я целовала ее, прощаясь. Я всегда буду помнить, как заглянула в ее большие доверчивые глаза, поцеловала еще раз на прощание ладошку ее пухлой ручонки и сказала ей «До свидания!».

Я отпущу лодочку с горящей свечой и постою на берегу, глядя ей вослед, пока слезы не заполнят мои глаза, и попрошу вернуть мне то, что вернуть уже нельзя.

Глава 6

– Не позволю я везти меня в ящике как труп, – заявила Пиппа.

Айдан тяжело вздохнул. Донал Ог и Яго обменялись гневными взглядами.

– Мне кареты не менее противны, – собрав все оставшееся терпение, произнес Айдан, – но лорд Ламли заверил меня, что люди из высшего света передвигаются только в каретах.

С кислым выражением лица эта призрачная голубая фея подозрительно оглядела внутреннее убранство деревянной мекленбургской кареты.

– Жертвы моды, – проворчала она, – были доставлены в катафалке.

– Больше похоже на повозку кукольника, – съязвил Яго.

– Какую еще повозку кукольника? – Айдан бросил сердитый взгляд в его сторону.

– Ну такую, которая останавливается на углах улиц и показывает спектакли прямо из своих повозок. – Яго скрестил руки на груди. – Так ведь, крошка?

– Ничего общего с повозкой кукольника. Тут все закрыто со всех сторон, и в ней темно, – возразила Пиппа. – Она специально сделана для тех, кому есть что скрывать.

«Значит, это точно для меня», – подумал Айдан.

– Или тех, кому дела нет, куда их везут. – Она взглянула на кучера, примостившегося на узкой огражденной скамейке перед деревянным коробом кареты.

Кучер ответил свирепым взглядом.

– Подожди, я помогу тебе, – сказал Айдан. Взяв ее за талию обеими руками, он приподнял ее над землей и поставил прямо в карету. Затем занял место напротив нее на неровном сиденье, набитом конским волосом. Внутри кареты особой отделки не было, свет почти не проникал сюда. Пахло кожей и лошадьми. В темном замкнутом пространстве он почувствовал нежность к маленькой мятежнице, сердито глядящей в его сторону.